Так, сам того не желая, Керро вызвал цепную реакцию: все, кто успел, устремились вслед за машинами Найхарта и Айкена. И хотя езда по ухабистому полю доставляла майору невыносимые мучения, — от каждого толчка тело пронзала острая боль, — капитан скоро понял, что им удалось уйти из зоны вражеского огня. Только оглянувшись, чтобы проверить свое предположение, он увидел, что у него нашлись последователи. Отъехав от дороги на несколько сотен метров, Гарольд велел водителю остановиться. Оставив майора на его попечение, он отправился организовывать круговую оборону.
Подойдя к первой остановившейся радом машине, Керро столкнулся с сержантом Айкеном. Тот, спрыгнув на ходу, бежал ему навстречу. Издали приняв Керро за майора Найхарта, он проговорил:
— Если вы, майор, собираетесь организовывать оборону, я стану направлять все машины к вам.
Не обращая внимания на ошибку Айкена, капитан невозмутимо ответил:
— Правильно сделаете, сержант.
Приблизившись, Айкен понял, что обознался, и смущенно извинился:
— Прошу прощения, сэр, я принял вас за майора Найхарта.
— Майор ранен, и командовать не может.
— Нужна помощь?
Гарольд огляделся.
— Нет, с майором все в порядке. О нем позаботится его водитель. А у нас с вами полно других дел. Если вы будете направлять ко мне подъезжающие машины, я начну выстраивать фургоны в круг.
Айкен открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент над оставшейся на дороге частью колонны вспыхнуло красное созвездие.
— Что, по-вашему, это значит, капитан?
Глядя на россыпь красных звезд, Керро отметил, что противник усилил огонь:
— Не знаю, но у меня есть смутное подозрение, что нам еще предстоит это выяснить. А пока давайте поспешим с обороной.
В последний раз бросив взгляд на дорогу, Айкен сокрушенно вздохнул.
— Длинный Эл будет в ярости.
— Прошу извинить меня за столь явную неучтивость, сержант, только хрен с ним, с Длинным Элом. В данный момент меня больше заботит та сволочь, которая устроила эту засаду, и что у нее на уме.
Тем временем находившийся за дорогой капитан Нино Гарса, та самая сволочь, которую имел в виду Гарольд, решил прекратить атаку. Внезапное отступление противника явилось для него полной неожиданностью. Похоже, американцы были не так ошарашены, как он рассчитывал. Трудно сказать, что они предпримут дальше. Решив, что не стоит испытывать судьбу, Гарса дал сигнал к окончанию боя.
Выпустив красную ракету, он выждал несколько мгновений, наблюдая, как поведут себя его люди. Выполняя приказ, часть бойцов усилила огонь. Тем временем другие, под руководством своих командиров, стали отступать к сборным пунктам, Минометы тоже усилили огонь, перейдя на стрельбу только кумулятивными снарядами. Они прекратят огонь последними, прикрывая отступление остальных. Путь отхода самого капитана проходил мимо их позиций. Он лично даст им приказ к отступлению.
Удостоверившись, что все идет по плану, Гарса обратился к милиционеру, служившему у него радистом:
— Нынче ночью мы хорошо поработали. Завтра в домах у многих гринго будет траур.
В меркнущем свете последних осветительных снарядов Гарса увидел лицо милиционера: крестьянский парнишка лет шестнадцати торжествующе улыбался:
— Зато у нас, капитан, будет праздник!
Обычно солдаты профессиональной армии не утруждают себя размышлениями о нравственности убийства.
Джон Киган. "Лик сражения"
15 сентября, 10.45 Вашингтон, округ Колумбия
В Вашингтоне битва за Монтеррей, которую уже успели окрестить вторым американским Тетом, вызвала не меньшее потрясение, чем в войсках, принимавших участие в сражении. Вместо создания обычной полосы безопасности — а именно это пытались внушить американской общественности президент и его советники, — страна оказалась втянутой в настоящую войну. Формально сражение закончилось победой американской армии, поскольку мексиканцы были вынуждены отступить, позволив противнику достичь южного рубежа, ограничивающего зону безопасности. Однако для Америки это оказалась Пирровой победой. Во время первой же атаки и в последовавших за ней боевых действиях армия Соединенных Штатов понесла большие потери, чем за всю войну в Персидском заливе.
Тягостное впечатление от битвы усугубляли не подвергшиеся военной цензуре выпуски новостей. В отличие от политики, проводимой армией во время войны в Персидском заливе, когда военные жестко контролировали то, что корреспондентам полагалось видеть и обнародовать через средства массовой информации, на этот раз в Пентагоне сочли, что в Мексике все пройдет гладко, и никакой цензуры не потребуется. Однако и правительству, и военному руководству пришлось пожалеть о своем решении. В противовес представителям Пентагона, продолжавшим уверять общественность, что битва за Монтеррей стала тактической победой, телекомментаторы беспрепятственно демонстрировали на всю страну материал, отснятый прямо на поле боя и отражающий истинное положение вещей. В показанном одной из программ новостей двухминутном сюжете фонограмма брифинга в Пентагоне была наложена на кадры, запечатлевшие горящие американские танки, ряды мешков с трупами американских солдат и полевые госпитали, окруженные толпами раненых. Интервью, взятые у солдат, еще не остывших после сражения и, оплакивающих погибших друзей, только подчеркивали абсурдность высказываний военных чиновников и их неосведомленность о реальных событиях в Мексике.
Новости с фронта подтвердили правоту тех членов Конгресса, которые выступали против установления зоны безопасности на территории Мексики и предупреждали об опасности и бесполезности подобной акции. Эд Льюис и другие конгрессмены, открыто заявлявшие о своем несогласии с действиями правительства, использовали теперь каждую возможность, чтобы подчеркнуть: чем дольше армия США будет оставаться в Мексике, тем большие потери понесут обе стороны. "Вся мексиканская кампания, — не уставал повторять Льюис, — не продумана и основана на ложных посылках". На следующий день после "победы" при Монтеррее, вернувшись со специального брифинга, который Белый Дом проводил для избранного круга сенаторов и конгрессменов, Льюис подвел итог проблемам, стоящим перед администрацией. На вопрос репортеров о том, что сообщили на брифинге ему и другим членам Конгресса, Эд с усмешкой ответил: "Президент заверил нас, что смоляное чучелко стоит именно там, где нужно, и мы намерены его как следует проучить".
И вот, в самый разгар страстей, на сцене появилась Джен Филдс с посланием Совета тринадцати, адресованным президенту. Когда третьеразрядный чиновник Белого Дома снисходительно сообщил ей, что передать послание лично, на чем настаивал полковник Гуахардо, не представляется возможным, Джен решила не биться о стену головой, и в отместку обнародовала текст послания в специальном пятнадцатиминутном выпуске международных новостей. Дав в качестве вступления обзор событий, приведших к кризису, и поделившись своими впечатлениями, основанными на интервью, взятых у представителей обеих сторон, Джен зачитала послание полковника Молины. Ее выступление подлило масла в огонь, а результаты превзошли все ожидания. Не прошло и нескольких часов, как Конгресс, во главе с Эдом Льюисом, начал официальное расследование деятельности администрации в отношении Мексики, начиная с 29 июня.
Льюис не удивился, когда накануне его, вместе с двумя десятками других сенаторов и членов Конгресса, пригласили в Белый Дом на специальный брифинг. Однако повторное приглашение застало его врасплох, тем более что на этот раз вызвали его одйого. Может быть, президент, уязвленный замечанием о смоляном чучелке, решил поучить его уму-разуму? Льюис невольно усмехнулся. Да уж, больше президенту делать нечего, в такое-то время...
Он все еще посмеивался про себя, когда из Овального кабинета появился советник президента по национальной безопасности и направился прямо к нему. Уильям Хэстерт, который до того как войти в администрацию Белого Дома, был профессором в колледже, являл собой редкостный экземпляр зануды. "Можно ли ожидать от президента толковых решений, если у него такие советники?" — в который раз удивился Эд. Когда Хэстерт подошел к конгрессмену поздороваться, ни в его рукопожатии, ни в улыбке не ощущалось ни малейшей доброжелательности. Он пробормотал дежурную фразу о том, как они с президентом рады, что Льюис, при всей своей занятости, сумел найти время и так быстро откликнуться на приглашение, причем от Эда не ускользнуло, что советник поставил себя впереди президента.
