Значит, эти люди умны. Возможно, там действительно намеки, а возможно, пустышка, обман. Вдруг здесь используется какой-то шифр? Тебе кажется, что решение найдено — достаточно лишь разгадать намеки, — а на самом деле это ловушка.
— Ты видишь здесь какой-нибудь шифр?
— Я не специалист в тайнописи. Но это не значит, что его тут нет.
Хиллоран нахмурился.
— В конце концов, какая разница? Я считаю, что письмо подозрительно. Если ты со мной согласна, выход только один.
— Разумеется.
— Можно отправить его за борт, как он пытался поступить со мной вчера вечером.
Одри покачала головой.
— Я не люблю убийства, Хиллоран, ты знаешь. Да и необходимости нет. — Она указала на его карман. — Снадобье у тебя. Пусть без него будет только одна чашка кофе после ужина, а не две…
Лицо Хиллорана зажглось жестоким нетерпением. Он едва смог скрыть радость. Все оказалось даже слишком просто — прямо стрельба по неподвижной мишени. Поистине, враги сами отдавались в руки… Однако он постарался изобразить отстраненность и трезвый расчет, прежде чем уступить и принять эту идею.
— Да, так будет безопасней. Должен сказать, у меня просто гора с плеч от того, что ты теперь разделяешь мои мысли, Одри.
Та пожала плечами.
— Чем больше я тебя узнаю, тем больше понимаю, как часто ты оказываешься прав.
Хиллоран поднялся. Он был словно вулкан, в котором под тонкой корочкой застывшей лавы бушует пламя, и ужасные силы грозят вот-вот вырваться наружу.
— Одри!..
— Не сейчас, Хиллоран…
— У меня есть имя, — медленно проговорил он. — Джон. Почему ты никогда меня так не называешь?
— Хорошо… Джон. Пожалуйста, я хочу отдохнуть перед ужином. Когда дело будет сделано, тогда я… тогда и поговорим.
Он шагнул к ней.
— Ты ведь не попытаешься надуть Джона Хиллорана, правда?
— Ты же знаешь, что нет!
— Я хочу тебя! — выпалил он безо всякой связи. — Много лет! Ты вечно меня отшивала. Когда я узнал, что ты слишком близко сошлась с этим скользким типом Тремейном, то буквально с ума сошел. Но ты ведь больше ему не веришь, так?
— Нет…
— И никого другого у тебя нет?
— Откуда?
— О, моя прелесть!
— После, Хиллоран. Я устала. Мне нужно отдохнуть. Уйди пока…
Однако тот бросился к девушке и, заключив в объятия, отыскал ртом ее губы. Секунду она покорно терпела, потом оттолкнула его.
— Ухожу, ухожу, — неверным голосом пробормотал Хиллоран.
Застыв как статуя, Одри не сводила глаз с закрывающейся двери, пока щелчок вставшей на место задвижки не оборвал туго натянутую струну. Девушка безвольно опустилась на стул. Секунду она сидела неподвижно, потом повалилась грудью на стол и упала лицом в скрещенные руки.
— Мы должны были, — щебетала «графиня» с легким акцентом, — прибыть в Монако в девьять часов. Но мы опаздываем, капитан говорит, ми будем там только в десьять. Так что после ужин можно не торопиться.
«Иностранный» говор доносился до Тремейна поверх бычьего мычания мистера Джорджа Й. Алрига, который читал ему лекцию о будущем японской колонии в Калифорнии. Дикки оно интересовало не больше, чем судьба валлонской — в Цинциннати. Куда больше его заботил скомканный листок бумаги, что буквально жег карман смокинга.
Записку подсунули под дверь каюты, пока Дикки одевался. Он стоял у зеркала, воюя с галстуком, когда обрывок бумаги скользнул на ковер. Молодой человек застыл, словно загипнотизированный, и лишь спустя некоторое время подошел и поднял его. Когда он, прочитав написанное, рывком распахнул дверь, коридор был уже пуст.
В записке была только одна строчка печатными буквами: «Не пей кофе». Больше ничего — ни подписи, ни хотя бы инициалов. Никаких объяснений. Одна строчка, и все. Однако написать это мог лишь один человек на яхте.
Дикки поспешно закончил свой туалет, надеясь встретить Одри перед ужином до прибытия гостей, но она появилась самой последней. Постучаться к ней в каюту он не решился. Желание увидеть девушку и снова переговорить наедине под любым предлогом натыкалось на другое, столь же сильное — не дать ей ни единого шанса напомнить о вчерашнем неосторожном признании.
— Япошки — куда ни шло, — вещал Джордж Й. Алриг, держа свой коктейльный стакан, словно скипетр. — Вредных привычек мало, чистоплотные, проблем не доставляют. С другой стороны, слишком умные, доверять им нельзя. Они… Эй, дружище, да что вас гложет?
— Ничего, — поспешно ответил Дикки. — Почему вы считаете их слишком умными?
— Ну вот китайцы — самые честные люди в мире, что бы про них ни говорили, — продолжил бубнить Алриг. — Я вам приведу пример…
И неторопливо принялся рассказывать историю. Тремейн принужденно изображал интерес, что было непросто.
К счастью, наконец подали ужин. Соседкой Дикки оказалась менее бдительная миссис Джордж Й. Алриг. Она не обратила внимания на его рассеянность, с которой он слушал подробное описание ее последней болезни. Однако посреди трапезы его снова призвали к вниманию, чему он почему-то был даже рад.
— Дикки, — окликнула его Одри с другого конца стола.
Тот поднял взгляд.
— Мы тут спорим, — пояснила она.
— Тело фот в щем, — прервал ее сэр Эсдрас Леви. — Крафиня спрашиват: бредставим, что фи мой труг, а я телать пизнес с тругой трузья и обещать им никому нишего не коворить. Но я знать, что фи пудет разорен, если скрыть от вас сделка. А если сказать — сделка будет зорван. Что я телать?
Это красочное описание было встречено приглушенным хихиканьем. Сэр Эсдрас нетерпеливо выдохнул в бороду и возбужденно взмахнул руками.
— Я сказать, — властно добавил он, — что шестни слово шеловек есть нерушимо. Мне шаль фас, но слово надо тержать.
— Однако ж… — вмешался мистер Мэтью Санкин; поймав ядовитый взгляд жены, он поперхнулся и покраснел. — Лично я придерживаюсь нашего британского обычая, что за дружков — в смысле, друзей — надо стоять горой. Негоже их подводить.
— Мэтью, милый, — вкрадчиво проговорила миссис Санкин, — графиня задала вопрос мистеру Тремейну, если не ошибаюсь. Будь так любезен, позволь нам выслушать его мнение.
— Как насчет проголосовать? — предложил Дикки. — Кто из вас считает, что данное слово нужно держать, чего бы это ни стоило?
В воздух поднялись шесть рук. Санкин и Алриг оказались единственными из мужчин, кто считал иначе.
— Меньшинство, — объявил Дикки, — до половины не хватает одного голоса.
— Ньет, — возразила «графиня». — Я не голосовать. Назначаю тебя председателем, Дикки, ты имеешь последнее слово. Что ты сам скажешь?
— Шансов на компромисс, насколько я понимаю, нет? Нельзя придумать способ сказать другу так, чтобы не испортить сделку и не подвести остальных?
— Нет, никакой гомпромисс, — строго заявил сэр Эсдрас.
Дикки, посмотрев через стол, твердо встретил взгляд Одри.
— Тогда сначала я
