В воскресенье вечером они не слышали выстрела, но ведь в комнате даже пол звуконепроницаемый. Когда Перес поднялся в полночь, там стоял запах сгоревшего пороха; по его мнению, запах был слабый, по ее – сильный. В комнате не было решительно ничего постороннего: ни револьвера, ни пальто, ни шляпы или шарфа. Йигер был полностью одет; шляпа и пальто его лежали на стуле, они опустили их в яму вместе с телом. Тапочки, рубашки и все прочее находилось в ящиках. Постель была в порядке, в ванной все было на месте. Из кармана у мертвеца они взяли только ключи. В понедельник утром они убрались в комнате, пропылесосили, протерли все тряпкой, но ничего из нее не выносили.
Квартира в подвальном этаже не стоила ни цента. Йигер давал им пятьдесят долларов в неделю и позволил оставлять себе плату за комнаты на четырех остальных этажах. В неделю, таким образом, они получали всего порядка двухсот-трехсот долларов, а может, и больше. У них нет оснований рассчитывать, что Йигер отказал им в завещании этот дом или что-то еще. Они уверены, что никто из жильцов не поддерживал с Йигером никаких отношений или что-нибудь о нем знал: все переговоры с жильцами вели они сами, и только они. Они сочли, что сотни долларов для нас с Вульфом мало, и решили, хотя это поглотит большую часть их сбережений (не улика!), что лучше заплатить пятьсот, причем половину денег принесли с собой. Вульф, ясное дело, денег не взял. Он заявил, что хотя в настоящее время намерен сохранить в тайне полученные от них сведения, тем не менее желает свободно распоряжаться ими по собственному усмотрению. Это повело к пререканиям. Разговор шел на испанском, поэтому я не могу изложить спор пункт за пунктом, но, судя по высоким тонам и выражению лиц, а также по поведению миссис Перес, которая один раз вскочила, подбежала к столу Вульфа и стукнула кулаком, перепалка была довольно оживленной. Правда, к концу разговора она несколько успокоилась.
Поскольку они пробыли до самого обеда, а обсуждать дела за едой у нас строжайше запрещено, обо всем этом Вульф поведал мне только тогда, когда после обеда мы удалились в кабинет. Закончив рассказ, он заметил:
– Бесполезное дело. Время, силы, деньги – все впустую. Его убила эта женщина. Позвони Фреду.
– Все ясно как день, – сказал я. – Они им здорово мешали, эти деньги – триста долларов в неделю чистоганом, если не больше, она просто была обязана с этим покончить, а чего уж проще – пристрелить его и скинуть в яму.
Он покачал головой:
– Она натура страстная. Ты видел ее лицо, когда я спросил, поднималась ли ее дочь хоть раз в эту комнату, – впрочем, нет, ты же не знал, о чем я спрашивал. Глаза у нее загорелись, голос сорвался на визг. Она обнаружила, что Йигер совратил ее дочь, и убила его. Позвони Фреду.
– Она призналась?
– Разумеется, нет. Она заявила, что дочери запретили подниматься наверх, и та никогда этой комнаты не видела. Один мой намек привел ее в бешенство. Этим делом мы больше не занимаемся. – Он раскрыл книгу. – Позвони Фреду.
– Не верю я этому, – возразил я, возможно, слегка резковато. – Я не описывал вам Марию подробно и не собираюсь описывать, но, когда надумаю жениться, она будет третьей в списке невест, а то и первой, если я не свяжу себя другими обещаниями. В ней, может, и есть что-то от ведьмы, но ее никто не совращал. Если она вдруг станет необуздничать с сатиром, то с таким, который будет ждать, грациозно прислонившись к дереву, со свирелью в руке. Не верю я этому.
– Необуздничать – такого глагола нет.
– Теперь будет. Когда я вас утром спросил, сколько можно взять денег и потратить, если понадобится, вы ответили – столько, сколько подскажут мои осмотрительность и здравый смысл. Я взял пять сотен, а осмотрительность и здравый смысл подсказали, что лучше всего их потратить на Фреда, чтобы он там подежурил. Шестьдесят часов по семь пятьдесят за час, всего четыреста пятьдесят долларов. Добавим пятьдесят на жратву и мелкие расходы – вот и все пятьсот. Шестьдесят часов истекают послезавтра, в четверг, в двадцать три тридцать. Поскольку я встречался с Марией, а вы нет, и поскольку вы предоставили…
Зазвонил телефон. Я повернулся вместе с креслом и поднял трубку:
– Квартира Ниро Вульфа…
– Арчи! У меня улов.
– Мужчина или женщина?
– Женщина. Приедешь?
– Вылетаю сию минуту. До скорого. – Я положил трубку и встал. – Фред поймал рыбку. Женского пола. – Я бросил взгляд на стенные часы: без четверти шесть. – Могу доставить ее сюда до одиннадцати, может быть, к десяти тридцати. Указания?
Он взорвался.
– Что тебе пользы, – прорычал он, – от моих указаний?
Я мог бы ему предложить привести хоть один случай, когда я не выполнил его указаний без уважительной причины, но гении требуют тактичного подхода. Я ограничился простым:
– В таком случае положусь на свою осмотрительность и здравый смысл, – и вышел из дома.
Мне бы вспомнить о них в прихожей, чтобы взять с вешалки пальто, но я сообразил об этом уже на улице, направляясь к Десятой авеню. Холодный ветер, холодный для мая, налетал со стороны реки, однако я не стал возвращаться. Поймав на углу такси, я велел отвезти себя на перекресток Восемьдесят второй и Амстердамской. У ямы все еще мог стоять полицейский, да если б и не стоял, все равно не стоило подъезжать в такси к самому дому.
Полицейского у ямы не было, как и сборища криминалистов-любителей, а были самые обычные прохожие и группа подростков дальше по улице. У дома 156 я свернул, спустился по трем ступенькам, открыл дверь ключом Мег Дункан и вошел в прихожую. На полпути к лифту я почувствовал на себе чей-то взгляд. Это чувство, когда никого не видишь и не слышишь, но ощущаешь чужое присутствие, конечно, старо как мир, однако всякий раз застает врасплох. У меня оно возникает в копчике, и, видимо, должно означать, что, будь у меня хвост, я бы его задрал или, напротив, поджал. В ту минуту, как я это почувствовал, я заметил, что дверь в трех шагах по правой стороне чуть-чуть приоткрыта – так, крохотная щелка, не шире дюйма. Я продолжал себе идти, но, поравнявшись с дверью, выбросил руку и толкнул ее. Она открылась на фут, однако и фута хватило. В комнате было темно, в прихожей царил полумрак, но зрение у меня хорошее.
Она не двинулась с места.
– Зачем вы это сделали? – спросила она. – Это моя комната.
Но вот что интересно: при ярком свете ей был к лицу яркий свет, а при полумраке – полумрак.
– Прошу прощения, – ответил я. – Я, как вы знаете, сыщик, а у сыщиков дурные привычки. Сколько раз вы бывали в комнате на верхнем этаже?
– Мне туда нельзя, – сказала она. – И стала бы я вам рассказывать? Чтобы вы потом могли передать матери? Извините, я закрываю дверь.
Она закрыла, и я ей позволил. Желательно было бы хорошо, не спеша поговорить с ней, но это пришлось отложить до лучших времен. Я добрался до лифта, открыл его другом ключом, вошел и поднялся наверх.
Вы ждете чего-то, даже когда не понимаете, чего вообще ждете. Я, вероятно, ожидал увидеть напуганную или возмущенную женщину, сидящую на кушетке или в кресле под бдительным оком Фреда. Все было не так. Фред стоял посреди комнаты, поддерживая сползающие штаны, а его щеку украшали две красные полосы. На секунду мне показалось, что он один; затем я увидел ее голову – она торчала из лежащего на полу узла. Женщина была замотана в сдернутое с постели желтое шелковое покрывало, стянутое посередке Фредовым ремнем. Я подошел и посмотрел на нее сверху вниз, она ответила мне свирепым взглядом.
– С нее и волоска не упало, – пожаловался Фред, – а жаль. Полюбуйся на меня.
Из разводов у него по щеке сочилась кровь. Он поднял руку и промокнул ее носовым платком.
– Ты сказал, чтоб ее не трогать, если сама не начнет. Эта – начала, да еще как! Потом, когда я взялся за телефон, она кинулась к лифту, а когда я загородил ей дорогу, бросилась к телефону. Пришлось ее упаковать.
– Ты сообщил ей, кто ты такой?
– Нет. Много чести. Вон там ее сумочка, – он указал на кресло, – я в нее не заглядывал.
Из узла на полу раздалось требовательное:
– Кто вы?
Я пропустил вопрос мимо ушей, подошел к креслу, взял в руки сумочку и открыл ее. Среди обычных мелочей я обнаружил четыре полезных документа: кредитные карточки из трех магазинов и водительские права. Они были оформлены на имя Джулии Маги, проживающей в Гринвич-Виллидж на улице Аллейной. Возраст – двадцать девять лет, рост – пять футов пять дюймов, белая, волосы каштановые, глаза карие.
Я положил документы в сумочку, сумочку – на кресло и подошел к ней.
– Сейчас, мисс Маги, я вас освобожу, – сказал я. – Его звать Фред Дэркин, а меня Арчи Гудвин. Возможно, вы слышали о частном детективе по имени Ниро Вульф. Мы на него работаем. Мистер Дэркин тут временно поселился, потому что мистеру Вульфу желательно поговорить с каждым, кто является в эту комнату. Я буду рад проводить вас к нему. Я ни о чем не спрашиваю, потому что мне все равно придется пересказывать ему ваши ответы, так уж лучше пусть он сам задает вопросы.
