— У тебя сейчас точь-в-точь такой же тон, как у нашего общего знакомого — полицейского лейтенанта Роуклиффа.
— Ничего похожего, хотя бы потому, что я не заикаюсь. Так что ты хотел сообщить?
— Пришлось выложить двадцать долларов. К этим механикам в гаражах так просто не подступишься! Кеннет Брук и его жена имеют две машины марки «герон» — седан и фургончик. Мистер Брук ежедневно, исключая субботу, ездит в фургоне в свою лабораторию в Бруклине. В понедельник второго марта он вернулся в гараж около полуночи. Миссис Брук в тот же вечер куда-то ездила в седане. Механик полагает, что она взяла машину примерно без четверти восемь и вернулась через час-полтора.
— Сол, ты просто золотце, и я тебя люблю… (в те дни, когда мы не играем в покер). Он не передаст миссис Брук вашего разговора?
— Уверен. Он будет категорически отрицать, что я обращался к нему, если его начнет кто-нибудь расспрашивать. Я тоже дал ему слово, что не стану на него ссылаться ни при каких обстоятельствах.
— А может, он все это сочинил, чтобы заработать?
— За кого ты меня принимаешь?
— Извини. Беру свои слова обратно. Ты, конечно, разузнал, какого цвета машина, ее номер, во что была одета миссис Брук?
— Он не запомнил.
— Ну хорошо. Если она и не убийца, то во всяком случае отчаянная лгунья. Вулф сейчас заканчивает длиннейшую сессию со смешанной аудиторией. Среди его слушательниц есть очаровательная девушка, тебе лучше не встречаться с ней, если ты не хочешь потерять покой… Извини, но я должен вернуться в кабинет. Откуда ты звонишь?
— Из будки автомата на углу Шестьдесят четвертой улицы и Лексингтон-авеню.
— А где тебя можно будет найти позже?
— Дома в постели. Сейчас уже почти полночь.
— Мы позвоним тебе еще сегодня или завтра утром. Жди.
Я положил трубку и некоторое время хмуро смотрел на нее. Нам предстояло нечто такое, чего терпеть не мог Вулф и что не слишком нравилось мне. Поисками свидетелей или хотя бы одного свидетеля, который в тот вечер видел машину миссис Брук в Гарлеме (если она вообще ездила туда), должна была бы заниматься целая армия детективов. Просто назвать в беседе с Долли Брук этот факт, не ссылаясь на источник информации, — значило бы попусту тратить время и энергию.
Я встал, вслух отпустил крепкое словечко и вышел в вестибюль, где обнаружил, что «сессия» уже закончилась. Двое из присутствовавших направлялись к выходу, а остальные выходили из кабинета. Лишь Пол Уиппл и Вулф еще оставались там, занятые каким-то разговором. Уиппл распрощался последним.
— Звонил Сол, — сообщил я, когда мы остались вдвоем с Вулфом. — Оказывается, миссис Брук сочла нужным запамятовать кое о чем. В понедельник второго марта, примерно без четверти восемь вечера, она взяла из гаража свою машину и вернулась только через час с лишним. Сол заплатил механику гаража двадцать долларов и обещал не ссылаться на него. Миссис Брук ездила одна.
— Черт бы ее побрал! — проворчал Вулф.
— Совершенно верно, сэр. Я сказал Солу, что мы позвоним ему сегодня вечером или завтра утром. Какие будут указания?
— Сейчас уже поздно. Попроси Сола прийти завтра в одиннадцать. Если мисс Кольман не позвонит до десяти утра, позвони ей ты.
— Понял. Вы хотите видеть Магнуса?
— Я — нет. Ты — да.
Вулф давал понять, что Магнус не такой уж трудный для нас человек, чтобы самому разговаривать с ним. Он раскрыл «Священника и хориста», а я принялся убирать посуду. Вино в стакане мисс Тайгер осталось почти не тронутым, и я пожалел, что столько отличного джина «Фоллэнсби» пропало зря.
Обман, подобный обману Долли Брук, не представляет ничего необычного. Даже если бы мы смогли убедить работника гаража (замечу мимоходом — очень большое «если»), чтобы он повторил свои показания прямо ей в лицо, она могла бы отвертеться, сказав, что он ошибся, что это произошло не в тот, в другой вечер или что она ездила по своим делам, о которых не желает распространяться. Если она и впрямь ездила на Сто двадцать восьмую улицу и убила Сюзанну Брук, нам нисколько не помогло бы то, что мы уличили ее во лжи и тем самым показали себя вроде как всевидящими. У вас, наверное, возникает желание узнать, как же Ниро Вулф разрешил эту проблему? Однако я ничего не могу сказать вам по этому поводу, так как он вовсе и не разрешал ее. Это сделал счастливый случай. Удача пришла к дверям нашего старого каменного особняка утром во вторник, без пяти минут десять.
Но сперва о Вильяме Магнусе. Мисс Кольман позвонила по телефону, когда я завтракал в кухне. Дома она обнаружила в своей записной книжке номер телефона Магнуса и позвонила ему спозаранок, чтобы застать его и договориться. Теперь он уже находился в университете, где должен был провести весь день, до 16.30. У нас он будет около пяти. Продолжая прерванный завтрак, я размышлял, почему мисс Кольман столь рьяно взялась помогать нам? Пообещав сообщить только адрес и номер телефона Магнуса, она сама звонила ему. Такая незначительная подробность иногда может иметь важное значение. Возможно, она хотела предупредить его? А если так, то зачем? Я продолжал размышлять об этом и в конторе, просматривая утреннюю почту.
В 9.55 раздался звонок в дверь, но я еще не знал, что это звонит удача. Я не понял этого, даже выйдя в прихожую и увидев на крыльце Питера Воуна. Питер был долговязый субъект, все еще придерживавшийся мысли, что женился бы на Сюзанне Брук, после того как она покончит со своей причудой. Когда я растворил перед ним дверь и увидел его поближе, мне стало ясно, что его мучит что-то серьезное. Худое лицо казалось еще уже, чем было на самом деле, и он с силой разжал челюсти, чтобы заговорить и сказать, что ему известно о том, что мистер Ниро Вулф не принимает в эти часы, но он хочет повидать меня. Возможно, это было дешевой лестью, а возможно, и нет. Я провел его в кабинет и придвинул ему стул. Он сел напротив меня, снова сжал челюсти, потер глаза, красные и отекшие, сперва кончиками пальцев, а затем тыльной стороной ладони.
— Я не спал четыре ночи. — Он разжал челюсти.
— Вы и выглядите соответственно, — кивнул я.
Будь я Ниро Вулфом, я предложил бы ему поесть, но, будучи самим собой, я спросил, не выпьет ли он чего-нибудь крепкого или, может быть, хочет чашечку кофе?
— Нет, благодарю вас, — он попытался взглянуть на меня, но часто заморгал. — Кое-кто из моих знакомых знает вас и рекомендовал повидать именно вас, а не мистера Вулфа. Мне сказали, что вы человек непокладистый, но прямой и более человечный, чем Вулф.
— По крайней мере, стараюсь быть таким.
Он не услышал моих слов. Он находился в состоянии, при котором бываешь так сосредоточен на том, о чем хочешь рассказать, что ничего и никого не слышишь.
— Я попал в чертовское положение, — произнес он. — Влип. Первым делом хочу сказать вам, что ничем не обязан Брукам, Кеннету и Долли. Так же как и они мне. Я познакомился с ними через Сюзанну года три назад и поддерживал знакомство только из-за Сюзанны. Поэтому я считаю… Одну минутку. Я забыл предупредить вас, что весь этот разговор должен оставаться строго между нами…
— Только в том случае, если он не имеет непосредственного отношения к убийству, — покачал я головой. — Я не хочу делать лжецами людей, которые сказали вам о том, что я человек прямой. Давайте договоримся так: ничто из того, что вы расскажете мне, не будет разглашено мной в том случае, если не сможет помочь напасть на след убийцы. Все остальное останется между нами. Вам ясно?
— Да. — Жилка у него на шее задрожала. — Ладно, согласен. Признаюсь, что сейчас я больше всего забочусь о самом себе. Я соврал полиции.
— Если бы мне платили по десять центов всякий раз, когда я обманываю полицию, я бы теперь раскатывал на собственной яхте по Карибскому морю. Итак, что же вы считаете?
— Что? — не понял он.
— Вы сказали: «Поэтому я считаю…» — и остановились.
— Я считаю… О да. Я считаю, что никакой речи не может быть о лояльности. Я не обязан быть лояльным в отношении их. Я сказал, что забочусь о себе, и это действительно так, но несчастье в том, что меня мучает совесть. Это старомодное слово, и человек я не религиозный, но я не знаю, как это назвать… Вот поэтому я и не мог уснуть все это время. Это мучает меня… Помните, когда мы были здесь в пятницу вечером и добивались, чтобы Вулф сказал нам, почему он считает того человека невиновным, а он отказался? Так вот, я хочу, чтобы вы сейчас сказали мне это. Сугубо конфиденциально. Только мне одному.
Начало казалось обещающим. То, что грызло его, могло быть нам полезным, и шансы, что он не имеет к убийству никакого отношения, почти удвоились. Я сделал попытку.
— Если бы это помогло вам обрести сон, — сказал я, — я был бы рад рассказать вам все. Но если бы я это сделал, то люди, считающие меня прямым человеком, изменили бы свое мнение обо мне. Данбар Уиппл является клиентом Ниро Вулфа, а я служу у Ниро Вулфа. Подумайте сами. Вы читали «Газетт». Мистер Вулф никогда не принимает в клиенты человека, если есть хоть малейшее подозрение, что тот виновен в убийстве. Ниро Вулф знает, что Уиппл невиновен. Единственный способ доказать это — обнаружить истинного убийцу. Вот и все, что я могу сообщить для успокоения вашей совести.
