Как готовилось преступление, стало ясно. Распилив орех, убийца извлек его содержимое. Он уничтожил и часть оболочки, чтобы уменьшить его вес, а потом, пробуравив дырочки, налил туда шприцем кислоту и замазал дырочку замазкой.
Но какие были гарантии, что Сломен возьмет орех и не прольет яд, когда его разобьет?
Внезапно Найджел вспомнил, что покойный разгрызал орехи зубами. Об этом знал убийца. Он знал и то, что все другие пользуются щипцами. Никто другой не мог стать жертвой, если бы взял и раздавил орех. Жидкость бы вытекла и быстро улетучилась. Очевидно, орех подложили в комнату Сломена, что и дало желаемый эффект.
Когда в комнату возвратился инспектор Блаунт и увидел, как Найджел манипулирует со скорлупой, то поначалу решил, что его помощник тронулся от перенапряжения.
— Я нашел решение этой загадки, — сообщил ему детектив.
— Сомневаюсь в этом! — буркнул полицейский, но, выслушав детектива, понял, что тот был прав.
— Вы проделали отличную работу, — признался он. — Но само преступление меня тревожит. Какой холодный, изобретательный ум! Необходимо побыстрее найти этого опасного преступника.
— Круг подозреваемых становится все меньше, — медленно заявил Найджел.
— Если бы Беллани побыстрее пришел в себя. У него, возможно, есть ключ ко всему! Не исключено, что после удара у него случится потеря памяти… Я разошлю запросы во все аптекарские и химические магазины. Синильную кислоту так просто не продают! Если у вас есть время…
— У меня давно наступило время обеда! — сказал Найджел. — Я решил посетить кладовую. Надеюсь, вы составите мне компанию!
Закусив холодным мясом и картофелем, которые он запил пивом, а также яблочным пирогом, детектив наконец почувствовал облегчение и изъявил желание послушать инспектора.
— Самоубийство исключено, — заявил Блаунт. — Сломен не возился бы с орехом, чтобы покончить счеты с жизнью.
— Я совершенно с этим согласен.
— Не имеет смысла выяснять, что делали гости после обеда. Ведь орех мог пролежать на тарелке пару дней. Миссис Грант объяснила, что орехи постоянно добавлялись с тех пор, как Сломен появился в доме… Важно другое: связано ли это убийство с предыдущими преступлениями?
— Полагаю, что связано, но не стоит отвергать и другой вариант.
— Если такой связи не существует, то речь идет о двух убийствах.
— Вполне возможно…
— Я все же считаю, что все убийства связаны между собой. Нот-Сломен что-то знал, представляющее опасность для преступника. Но что именно?
— Очевидно, он что-то знал об убийстве О'Браена.
Высказав это предположение, Найджел закурил.
— Я тоже считаю, что Нот-Сломен, спрятавшись у барака, видел кого-то, кто прошел к О'Браену. Узнав об убийстве, он, возможно, захотел продать свое молчание. Он был убит, потому что попытался шантажировать убийцу полковника.
— Но ведь убийца ждал два дня!
— Это вполне логично. Только сегодня Сломен узнал о том, что мы его подозреваем. Чтобы спасти собственную шкуру, надо было заявить, кого именно он видел. Но таким образом он убивал курочку, которая могла нести золотые яички. Убийца, узнав сегодня, что подозрение падает на Сломена, начинает беспокоиться по поводу того, что тот не выдержит нашего натиска, и уничтожает, его ради собственной безопасности.
— Но при таком положении вещей у убийцы было слишком мало времени, чтобы приготовить орех…
— Его можно было приготовить заранее. Возможно, он надеялся испытать его на полковнике, но обстоятельства сложились иначе.
— А если неизвестный хотел устранить Сломена, который шантажировал его по другому поводу?
— Вполне вероятно и это, мистер Стрейнджвейс. Например, это может быть Кавендиш. Он говорил о том, что Сломен намеревался его шантажировать. У нас даже есть тому доказательства. Да и вид у него какой-то нервный. Правда, это может относиться к его финансовым затруднениям.
— Кавендиш ведет себя подозрительнее всех, — признал Найджел.
— Вы подозреваете что-либо конкретное?
— У меня нет фактов, но его поведение напоминает поведение убийцы, у которого сдают нервы. Я наблюдаю за ним два дня. Впечатление именно таково. На его лице лежит печать вины. Это меня тревожит.
Блаунт был разочарован услышанным. Он жаждал каких-то доказательств, а не умозаключений.
— Вы слишком осторожны в своих выводах, — сказал он. — Мы же имеем дело с профессионалом. Такие люди всегда себя выдают. У меня в этом плане уже большой опыт. Люди с железными нервами встречаются только в детективных романах. Надеюсь, что так будет и на этот раз!
— Странно! — неожиданно сказал Найджел, глядя поверх лысой головы инспектора. — Ведь это подлинный Пикассо!
Он подошел к стене и стал изучать маленький рисунок, который висел в рамке за спиной Блаунта. Инспектора мало интересовала живопись.
— Вы сказали «надеюсь», — возвратился он к интересующей его теме. — Выходит, вы подозреваете кого-то другого?
Усевшись снова в кресло, Найджел вынужден был снова говорить об убийствах.
— Приходится учитывать, что есть и другие возможности, — признал он. — Сегодня, например, Сломен поссорился со Старлингом и заявил, что ему известно о нем то, что может заинтересовать полицию. Правда, я хорошо знаю Филиппа и то, что он не способен на убийство. Кроме того…
— В нападении на Беллани он вообще не мог участвовать. Но ведь то нападение мог совершить и кто-то другой… Было бы разумно еще раз допросить миссис Грант, чтобы убедиться в том, что Беллани был тогда до половины третьего именно в кухне.
— Не придавайте значения моим словам, но приходится учитывать и возможности других людей. Люси, например, тоже поссорилась со Сломеном. Приходится признать, что в рядах сообщников наступил раскол. К тому же считается, что яд — прежде всего женское оружие. Если она помогла Нот-Сломену убрать полковника, то, возможно, решила покончить и с ним, когда увидела, что у него сдают нервы. А возьмите миссис Грант. Она ведь тоже женщина, хоть по ней это мало заметно. Именно это обстоятельство могло ее превратить в потенциального убийцу. Ведь в ее прошлом могло что-нибудь быть… Правда, сейчас ее трудно представить в роли обесчещенной девицы… А садовник? Все свое время он якобы проводит в теплице…
— Я подумаю над вашими словами, мистер Стрейнджвейс, — пообещал инспектор и вышел.
Найджел отправился спать. Выложив Блаунту все свои варианты, он все же не чувствовал удовлетворения. Сон его не был спокойным. Его одолевали кошмары. Среди всего прочего ему приснилась Джорджия Кавендиш со своим зеленым попугаем на плече. Попугай неожиданно превратился в радиоприемник, который завопил:
— Яд — чисто женское оружие!
Позднее, когда Найджел рассказывал об этом деле, он всегда отмечал, что его раскрыли профессор древнегреческого языка и драматург XVII столетия. Для этого были основания, но об этом позже…
Когда Найджел поднялся на следующее утро с постели, до завершения дела было еще далеко.
Во дворе все было окутано туманом. Садовник тащил какой-то мешок, не обращая внимания на погоду.
Наблюдая за этой картиной, Найджел все больше убеждался в том, что необходимо изучить прошлое полковника. На этот счет больше других его могла просветить Джорджия Кавендиш, которую он подозревал в первую очередь. И все же он решил с нею поговорить. Если его подозрения не имеют оснований, она расскажет все, что знает об О'Браене. Если же девушка виновата, она будет путаться в своих показаниях, что сразу же станет ясно.
В столовой он застал только мрачного Филиппа Старлинга.
— Ну и гренки! — пожаловался он Найджелу. — Даже в университетской столовой такое не подадут!
Положив полоску мармелада на то, что вызвало его раздражение, он с явным аппетитом принялся за еду.
— Очевидно, то, что произошло, подействовало на кухарку, — заметил Найджел.
— Ты забываешь, что жизнь важнее смерти! Убийство не должно сказываться на качестве гренок. Находиться здесь не так уж приятно. Вчера, например, сержант осмелился меня обыскать. А ведь я страшно боюсь щекотки! Если я выхожу из дома, за мной обязательно наблюдает полисмен. Мой желудок страдает, поскольку обед теперь сильно запаздывает, а в университете мое имя втопчут в грязь, когда узнают, где я встречал Рождество.
— Обед… Обед! Я хотел тебя о чем-то спросить, но забыл, — признался Найджел, — ты хотел мне что-то сказать в связи с О’Браеном, но потом помешала эта история с Беллани…
Филипп Старлинг задумался, но все же вспомнил, о чем идет речь.
— Я думал о том, как О'Браен цитировал стихотворение… Он ошибся, указывая автора. Это ведь была драма Тернера. Мне показалось странным, когда я позднее понял его ошибку, что он допустил такой промах. Ведь он прекрасно знал литературу!
