— Здравствуйте, тетя Люся.
— Привет. У тебя что-то с телефоном. Боря звонил, просил передать, что немного задержится.
— Спасибо.
Городской номер, спасаясь от назойливой опеки Богунского, Катя вчера отключила. А вот что с мобильным? Ничего интересного. Аппарат был полностью разряжен.
По дороге на кухню Рекса опередила хозяйку лишь на мгновение. Однако его хватило чтобы подскочить к столу, слизнуть с бутерброда начинку: ветчину, сыр, помидоры и спрятаться в угол между плитой и стенкой.
Наглая выходка называлась: завтрак гавкнулся. Подобные штуки Рекса устраивала раз-другой в месяц. И только Кате. Посягнуть на Борькину пайку она не решалась. Борька по собачьим понятиям имел ранг «старший кобель», «вожак». Катя — «младшая сука». Такую объесть не грех.
— У тебя совесть есть? — от огорчения Катерина чуть не плакала. — Ты ведь обещала в прошлый раз…
Тогда Рекса виляла хвостом с пылом и искренностью истинной лицемерки, смотрела в глаза честно, проникновенно, с надрывом. Наказанная, она не ела сутки и готова была сама поверить в грядущую безгрешность.
— Ладно, — снизошло прощение, — живи!
Рекса радостно засопела и не тронулась с места. Во-первых: из осторожности. Мало ли. Иногда, для пущей доходчивости и вящей убедительности, хозяйка, использовала швабру. Не по назначению, естественно, а в качестве аргумента. Во-вторых: зачем? Катерина ела творог, пила кофе. Вот если бы она не поленилась соорудить еще один горячий бутерброд, тогда ….
8.30. Катя оделась, привела себя в порядок и нетерпеливо поглядывала на часы. Если Устинов он не появится через пять минут, ей придется самой выгулять Рексу.
8.35. Борьки нет! Вчера Устинов позвонил на работу, порадовал: «У матери — дежурство. У меня — непредвиденные обстоятельства. Ты — дежурная по собаке». Катя в ответ лишь хмыкнула. Непредвиденные обстоятельства Устинова — 30-летняя симпатичная бабенка с деньгами и машиной по имени Юлия крутилась вокруг Бориса с весны.
— Хорошо. Только ты с утра не опаздывай. У тебя ведь выходной?
— Выходной.
— А у меня шеф зверствует. Сказал: еще раз опоздаю — премии лишит, а потом выгонит к чертовой матери.
После математического факультета педагогического университета, Катя, не в пример Устинову, работать по специальности не пошла, а устроилась секретаршей. О чем время от времени жалела и завидовала Борису, который пройдя пару обычных школ, теперь сеял разумное доброе вечное в элитной гимназии, там же подрабатывал репетитором и получал вдвое больше, чем Катерина.
В 8.45 наконец-то зазвонил мобильный.
— Выводи собаку. Сейчас буду, — сообщил Устинов.
— У тебя совесть есть?
Они столкнулись у дверей подъезда. Борис перехватил поводок, махнул рукой, иди. Зевнул лениво. Очень хотелось спать. Юля угомонилась далеко за полночь, ненасытная, замордовала совсем.
Рекса натянула поводок, нервно дернула ушами. Черт, неужели кошка, Борис огляделся. Рекса дернула поводок еще раз, сильнее прежнего. Следующий порыв Устинов не сдержал. Собака понеслась вдогонку Катерине. Миг и скрылась за углом. Борис бросился вслед. Увидел: открытые дверцы автомобиля… два мужика волокут Катерину …один стоит на стреме…в немое безобразие черно-белой молнией влетает Рекса…прыгает на парня, который держит Катю…тот падает, замирает без движения…Рекса бросается на второго…мужик отчаянно сопротивляется и получает: повалив противника на землю, овчарка тянется к горлу…
Борис успел вмешаться до того, как третий успел засадить камнем Рексе в затылок. Под ударом Устинова парень пошатнулся, но устоял, сгруппировался и ответил кулаком. Краем глаза Борис заметил: первый тип поднялся, на не твердых ногах побрел к машине, прихватив за руку, все еще растерянную Катерину. Дурак. Имел ведь шанс уйти подобру-поздорову. Катька встряхнула каштановой шевелюрой, завизжала истошно и заехала обидчику ногой в пах. Досмотреть шоу Устинову помешал оппонент. Приложил, зараза, со всего размаху под дых и, пока Борис приходил в себя, бросился грузить первого в салон машины. Затем туда же втянул поникшее тело второго.
Двигатель взревел, колеса завизжали в резком развороте, и происшествие себя исчерпало.
Катя удивленно уставилась на Бориса. Что это было? Неужели это было с ними?
— Немедленно домой, — скомандовал Борис. — Рекса, ко мне!
В квартире Катерина привалилась спиной к стене коридора и прохрипела:
— Что это было?
Борис удивленно раскрыл глаза:
— У тебя надо спросить, во что ты, подруга, вляпалась.
Он тяжело дышал, грудь вздымалась и опадала, как кузнечные меха.
— Ой… — Катя затряслась мелкой дрожью и сползла на пол, — ой…ей… ей.
Почему-то на коленках она подползла к Рексе, принялась целовать в черно-белую морду. Слезы, крупные как горох, лились градом.
— Собачка моя дорогая… девочка… куколка… спасла меня…
— Прекрати! Посмотри, на кого ты похожа!
Катя глянула, ахнула: грязная с ног до головы, колени разбиты, щеки пылают.
—Иди, мойся. — Борис выглядел не лучше. — Сама справишься? Или помочь?
— Справлюсь.
Однако, едва Катерина осталась одна, ее снова развезло. В голове зашумело, горло перехватило от рыданий.
— Прекрати немедленно! — в дверях возник Устинов. — Это нервы, разрядка, возьми себя в руки!
Не переставая плакать, Катя переступила борт ванны, села на холодный чугун. Из одежды на ней было лишь белье. Устинов побледнел, губы скривились в странную гримасу, взгляд уплыл в сторонку.
— Понимаешь… — Катя подняла глаза. — Мне показалось…
Лицо Бориса не выражало ничего.
— Мне показалось, они шутили, забавлялись. Я даже почти не испугалась. Я легко могла вырваться. Да я почти и вырвалась.
Две мокрые тряпочки… кружево… тесьма… Катя, словно не замечала своей наготы, не отрываясь, смотрела ему в глаза. Звала? Проверяла? Борис дернул кадыком, глотнул слюну.
— Борька…
Катя провела рукой по его щеке. Сердце забухало майскими, грозовыми раскатами. Он мог протянуть руку и коснуться ее тела. Он мог не протягивать руку, он и так помнил гладкость ее кожи, терпкость губ, запах. Только бы не поддаться, стучало в висках.
Женская рука лаская? играясь? скользнула по потным и пыльным ключицам, погладила волосы на груди, замерла.
— Катя! — голос Бориса хлестнул плетью. Опомнись, требовали интонации.
— Ладно, — усмехнулась Катерина. Разочарованная? Рассерженная? Обиженная? Ох, как не хотелось гадать. — Иди, мойся, — вернула фразу, покидая ванную.
— Слышишь, мобильный надрывается? Небось, женишок места себе не находит.
За шумом воды Борис не слышал разговор. Насторожила тишина. Острая, пронзительная.
— Борька! — Катя с криком рванула дверь. Губы тряслись от истеричного возбуждения.
— Что, что такое?! — Теперь он забыл о своей наготе. Застыл в ожидании ответа. — Ну?!
Катя протянула трубку.
— Алло!
— Борис? Это Степан. Не отпускай Катерину никуда и не оставляй одну. Понял? Я еду.
Понял, не понял, докладывать было некому. Рубленные команды: не отпускай, не оставляй, сменили гудки, короткие и частые. Тьфу ты, Борис выругался. Богунского он терпеть не мог.
Всем Катькиным ухажерам чего-то не хватало. Кому ума, кому характера, кому царя в голове. Богунскому, чтобы завоевать Катерину, не хватило времени. В мае внезапно от разрыва сердца умерла Ольга Петровна, Кате сразу стало не до любви и Степа — высокий, красивый, богатый, умный, добрый, заботливый оказался не у дел. Не помогло даже предложение руки и сердца. В июне Катя все же перебралась в особняк Богунского. Но выдержала там недолго и в июле вернулась домой.
Однако отделаться от Богунского оказалось не так-то просто. Второй месяц кряду отставной жених старался реанимировать отношения с бывшей невестой.
— Степан сказал, что видел, как я взорвалась.
— Взорвалась?!
Борис наспех вытерся, отшвырнул ногой одежду, грязным ворохом, лежащую на полу, потребовал:
— Дуй ко мне, возьми белье, джинсы, футболку, быстро.
Катерина вернулась с охапкой вещей. И нет отдать; бросилась на грудь. Прижалась, вцепилась в плечи.
— Борька, Боречка… — залепетала, — что происходит? Мне страшно.
Пропади все пропадом. Устинов ткнулся губами в каштановые пряди, почувствовал, как в груди дробится на колючие кусочки глыба льда, забормотал всякий бред.
— Катя, Катенька…
— Нет.
Что нет? От чего ты отказываешься, окаянная? Что хочешь? Зачем глядишь глазищами зелеными? О чем думаешь?
— Одевайся. Сейчас Степа явится.
Степа пожаловал буквально через пять минут. Прижал к себе Катерину, с явным облегчением признал:
— Жива, — и сразу начал командовать. — Мы немедленно уезжаем.
Борис, сдерживая раздражение, спросил:
