– Я ничего не могу поделать, – всхлипнула она.
– Черт возьми! Боюсь, что я тоже.
Возвратившись в свой кабинет, Мейсон, заложив большие пальцы рук в проймы жилета, с мрачным видом принялся вышагивать по кабинету.
Делла Стрит, привыкшая к его настроениям, сидела за своим столом и обеспокоенно наблюдала за ним.
– Что случится, если вы не позволите ей давать показания?
– Тогда ее почти наверняка осудят, – ответил Мейсон. – А если я позволю давать показания, то осудят обязательно. Она явно была влюблена в Тейлмана, и до его второй женитьбы они, очевидно, провели вместе несколько выходных. Дженис пытается скрыть свои чувства и, несомненно, хотела бы сохранить эти встречи в тайне. Если ее начнут допрашивать, то ее репутация будет погублена в глазах присяжных. А если у нее найдут хоть одну банкноту из тех, что были в чемодане, ее песенка спета.
– Естественно, – согласилась Делла.
– В этом деле слишком многое говорит о шантаже, – продолжал Мейсон. – Не было никакой необходимости посылать Тейлману два письма: одно домой, другое в контору. Если Тейлман велел секретарше не вскрывать писем от А.Б.Видала, зачем бросать письмо в корзину для бумаг, где она его наверняка увидит? Письмо… В нем просто предлагалось приготовить деньги. Там не говорилось ни о чемодане, ни о камере хранения. Дженис сейчас считает, что весь этот шантаж – выдумка Тейлмана, чтобы получить большую сумму наличными для какой-то сделки. Но Тейлман мертв, он ничего не может рассказать. Когда за него начнет говорить Дженис, ее будут слушать с откровенным подозрением. Когда она попытается защитить себя словами Тейлмана, присяжные ей не поверят… И кому-то удастся улизнуть с двумястами тысячами долларов в двадцатидолларовых купюрах.
– Во всем этом нет логики, – покачала головой Делла Стрит.
– Должна быть, – заявил Мейсон. – Нужно изложить присяжным логичную версию случившегося. Более того, версия должна быть стройной и убедительной, чтобы обвинители не смогли ее разрушить. На сегодняшний день складывается впечатление, что никакого шантажиста вообще не было. Тейлман придумал какую-то хитрость, чтобы сделать вид, что его шантажируют, но я не могу этого доказать. Как только Дженис Вайнрайт начнет давать показания, она погибла… Если они найдут хоть одну двадцатидолларовую бумажку из тех денег, что были в чемодане, ее отправят в газовую камеру.
– Вы все время твердите об этом, шеф. Вы думаете, они могут у нее оказаться?
– Боюсь, что да. Понимаешь, Делла, она взяла из сейфа пятьсот долларов. Представь, что вся история с шантажистом – выдумка Тейлмана, чтобы получить наличные из банка. Вполне возможно, что деньги, положенные в сейф, он достал из того чемодана. Черт возьми, Делла, в этом деле кое-какие детали просто не имеют логического объяснения!
– Вы уверены, что Дженис нельзя давать показания?
– Да, если она что-то скрывает. По-моему, она даже не представляет, что ее ждет при перекрестном допросе. Еще и по этой причине я обошелся столь сурово со второй миссис Тейлман. Я хотел показать Дженис, что может сделать со свидетелем представитель противной стороны.
– Ну, знаете, – негодующе возразила Делла Стрит, – миссис Тейлман это заслужила. Она достаточно повидала в жизни и знает, что к чему. Она вышла замуж за Тейлмана, потому что это было ей выгодно. Она украла его, сознательно украла у жены! И имела наглость явиться в суд, изображая из себя безутешную вдову. Уж такая скромница! Такая тихая, такая робкая, глазки опущены! Вы не хуже меня знаете, что она уже прикидывает, что будет делать с унаследованными деньгами. Она была приманкой в казино, подошла к Тейлману, чтобы подбить его продолжать игру… Приглянулась ему, прикинула и решила, что он ей подойдет. И получила свое.
Мейсон кивнул и спросил:
– Как выглядел перекрестный допрос?
– Можете мне поверить, шеф, вы сорвали маску с этой женщины. Она производила замечательное впечатление на присяжных, пока сидела такая скромная и милая. Вы вывели ее из равновесия, и наружу вылез ее истинный характер. Она смотрела на вас так, словно была готова задушить голыми руками. Могу поспорить, что сейчас она втыкает булавки в вашу фигурку.
– Возможно, – усмехнулся Мейсон, – она и не испытывает ко мне нежных чувств… Черт возьми, Делла, я чувствую, что присяжные заинтересовались. Я думаю, они не стали бы возражать против моей теории, только у меня ее нет. Я не рискую ее выдвигать, пока обвинение не представило все свои доказательства.
Раздался условный стук в дверь. Мейсон открыл и впустил Пола Дрейка.
– Привет, красотка, – приветствовал детектив Деллу Стрит и повернулся к адвокату: – Как дела, Перри?
– Все еще живой, – ответил Мейсон. – Но несколько раз нас изрядно встряхнуло. Даже думать не хочется о том, что нас ожидает завтра.
– Я знаю, что могут сделать с гонцом, приносящим плохие новости, Перри, но должен тебе кое-что сообщить.
– Что еще? Стреляй!
– У них в руках самая настоящая бомба, которую прокурор намерен подкинуть тебе в самый последний момент. Они чувствуют, что ты намерен обойтись без показаний Дженис, что ты рассчитываешь на свои ораторские способности. Так вот, они намерены вынудить тебя поставить Дженис на свидетельское место и расколоть ее.
– Каким образом?
– Не знаю. Какие-то улики, которые они намерены представить в последний момент. Гамильтон Бергер, окружной прокурор, намерен самолично продолжать дело. Они собираются выждать момент, когда загонят тебя в ловушку. Они не позволят тебе отложить дело или устроить перерыв. Это случится или в середине утреннего, или в середине дневного заседания. После этого они закончат выступления, и тебе придется говорить перед присяжными, еще не оправившись от удара.
– У тебя есть возможность узнать, что они затеяли? – спросил Мейсон.
– Они охраняют это, как самый важный секрет в мире, – покачал головой Дрейк.
– Но откуда ты это узнал?
– Из надежного источника. Один из газетчиков очень близок к Гамильтону Бергеру. Бергера хватил бы удар, если бы он узнал, что этот человек сообщил мне. Бергер велел ему быть в суде и приготовиться к сенсационному развитию событий. Предупредил, что это произойдет за несколько минут до окончания выступления обвинения, что ты будешь висеть на волоске, а Гамильтон Бергер с удовольствием его оборвет. Больше журналисту ничего не удалось выяснить, поэтому он обозлился и пришел ко мне разнюхать, не знаю ли я чего-нибудь. Я притворился, что имею кое-какие сведения, и он пытался их из меня выкачать, а я выкачал все из него. Я сказал, что ты оставишь обвинение с носом.
Мейсон нахмурился и заходил по кабинету.
Дрейк посмотрел на Деллу Стрит, потом повернулся к адвокату:
– Перри, у меня есть догадка. Правда, только догадка.
– Выкладывай, – сказал Мейсон.
– Ты совершенно уверен, что не сама Дженис Вайнрайт сочинила эти письма?
Мейсон повернулся к Дрейку:
– Нет, к сожалению, не совершенно, а очень хотел бы. Я в этом деле ни в чем не уверен. У меня такое ощущение, что я иду по канату над пропастью, а кто-то уже приготовил нож и может в любую минуту перерезать канат.
– Это совпадает с тем, что сообщил репортер, – сказал Дрейк. – Перри, может, забудем пока о делах и пойдем пообедаем?
Мейсон покачал головой.
– Знаешь, Пол, – сказала Делла Стрит, – у него сегодня такой вечер… Он собирается протаптывать дыру в ковре и питаться исключительно кофе и сигаретами.
– А ты? – спросил Пол. – Может, составишь мне компанию?
– Спасибо, Пол, – покачала головой Делла. – Мое место здесь, рядом с Перри.
– Ты же не можешь помочь ему переживать.
– Нет, – улыбнулась она, – но я могу наливать ему кофе.
Мейсон, похоже, не слышал их разговора. Задумчиво прищурив глаза, он методично вышагивал по кабинету.
До открытия заседания оставалось тридцать секунд. Зал уже был заполнен беспокойными, перешептывающимися зрителями, представители сторон были готовы к бою, присяжные заняли свои места, и все напряженно ожидали появления судьи Сеймура. Гамильтон Бергер, окружной прокурор, вошел через боковую дверь и сел за стол обвинения.
Появление окружного прокурора вызвало бурное обсуждение, и в этот момент бейлиф объявил:
– Прошу всех встать!
Судья Сеймур вошел в зал, кивнул присяжным и публике и сказал:
– Прошу садиться. Приступаем к слушанию дела по обвинению Дженис Вайнрайт. Обвиняемая в суде, присяжные присутствуют. Начинайте, господин прокурор.
– Вызываю лейтенанта Софию, офицера Управления полиции Лас-Вегаса, – объявил Раскин.
Лейтенант София принесла присягу, и Раскин спросил ее, делала ли обвиняемая какие-либо заявления после того, как была арестована в Лас-Вегасе, штат Невада.
