— Простите за хаос, — извинилась госпожа Нортон. — Стараюсь следить за порядком, но не получается. Пожалуйста. Садитесь.
Была в ней еще одна общая черта с Розой Форсайт: она накрыла для меня кофейный столик. Правда, на нем не было бутылок — только чайник под милой красной грелкой, молочник, сахарница, чашки на блюдцах и серебряный поднос с песочным печеньем.
Я примостился на диване — крупном предмете мягкой мебели, обтянутом синей тканью с затейливым цветочным узором. Госпожа Нортон села в кресло под стать дивану. Спину она держала прямо, колени сдвинуты и слегка наклонены в сторону. Я заметил, что у нее очень красивые ноги. А она заметила, что я это заметил, но мы оба сделали вид, что ничего не заметили.
Госпожа Нортон улыбнулась.
— Чаю?
— Не откажусь, — ответит я, — спасибо.
Она сняла симпатичную грелку, бережно отложила ее в сторонку, налила чай в две чашки. И снова надела грелку на чайник.
— Сахару? — спросила она.
— Будьте добры. Два кусочка.
Она положила сахар в мою чашку, помешала.
— Молоко? Лимон?
— Нет, благодарю.
Госпожа Нортон протянула мне чашку. Ничего не добавив в свою, она откинулась в кресле, держа спину все так же прямо, а чашку с блюдцем поставила на колено. Снова улыбнулась и сказала:
— Знаете, герой моих книг, в сущности, сыщик, и тем не менее я впервые встречаюсь с его живым прототипом.
Я улыбнулся.
— Наверное, я вас сильно разочарую.
— О Господи, — слегка удивилась она, — надеюсь, этого не будет. — Она отпила глоток чая, подняла брови и как бы между прочим спросила:
— Вы читали мои книги?
— Нет, — ответил я. Может, мне показалось, но уголки ее губ опустились. — Впрочем, я слышал о них самые лестные отзывы, — поспешил добавить я.
Она улыбнулась.
— Очень мило слышать это от вас. У меня есть несколько лишних экземпляров, так что, если желаете…
Госпожа Нортон не закончила фразу, но она прозвучала, как вопрос. И я ответил:
— Конечно. С удовольствием. Если вас не затруднит.
— Нисколько, — сказала моя собеседница. — Одну минуту. — Она поставила чашку и встала с кресла. Прошла по комнате, продемонстрировав свою плавную, грациозную поступь и платье, которое сидело на ней все так же прекрасно. Я взял раскрытую книгу, лежавшую страницами вниз на подлокотнике дивана. Какой-то «Улисс», написана каким-то Джеймсом Джойсом.
Через минуту она вернулась с двумя книгами. Я положил «Улисса» на место, на подлокотник дивана. Она протянула мне обе книги. Пока я, как и приличествует случаю, что-то восторженно восклицал, госпожа Нортон успела сесть в кресло и взяла свою чашку.
— Надеюсь, они вас не разочаруют, — сказала она. — Мне было бы любопытно знать, что думает о них настоящий сыщик. — Итак. Чем могу помочь?
Я положил книги на диван и отпил глоток чая.
— По словам Розы Форсайт, — начал я, — у вас был роман с ее мужем.
Она уже почти поднесла чашку к губам, как вдруг замерла и уставилась на меня. На мгновение мне показалось, что она сейчас отберет у меня обе книги. Но она поставила чашку на блюдце и улыбнулась.
— Вы же не привыкли тратить время впустую, господин Бомон.
— Не привык.
Она кивнула.
— Печенье хотите?
— Нет, спасибо.
Она снова поднесла чашку к губам и отпила глоток.
— Роман, — повторила она. — Это слово подразумевает длительные отношения в настоящем или прошлом. В данном же контексте, можно сказать, оно употреблено не совсем точно.
— А как будет точнее?
Она улыбнулась.
— Может быть, разгул? Или эскапада? — Она прислушалась к звуку этого слова. — Вот-вот, эскапада лучше всего подходит для описания того, что было между мной и Ричардом Форсайтом. Вы, конечно, никогда не встречались с Ричардом?
— Нет.
— Знаете, он был симпатичный. Донельзя симпатичный. Я не имею в виду физически, хотя физически он был просто сногсшибательный. Он великолепно одевался, великолепно говорил, показывал недюжинный ум, был остроумный и забавный. Но, самое главное, он был на редкость энергичный.
Госпожа Нортон наклонила голову.
— И это, по правде говоря, было уникально. Кажется, он был единственным из моих знакомых, кто действительно жил в настоящем. Его увлекало все, чем бы он ни занимался, где бы ни был и кто бы его ни окружал. Когда кто-то говорил, он на самом деле слушал, притом очень внимательно, и у собеседника создавалось впечатление, будто ничто в жизни его так не интересовало.
— И так с каждым, — вставил я.
Госпожа Нортон засмеялась. У нее был добрый смех, с ноткой удивления. Она прищурилась и внимательно поглядела на меня, но недолго — всего лишь несколько секунд. И тут же смекнула, что ведет себя нетактично или слишком явно, потому как быстро отпила еще глоток чая и прикрыла глаза, спрятав и мысли тоже.
— Да, — согласилась она, — так оно и было. В конце концов человек, естественно, решал, что он либо святой, либо экзальтированный дурак. А может, просто прикидывается.
— А вы как решили?
— Я ничего не решила. До сих пор. — Она улыбнулась. — Правда, сейчас я склонна думать, что святым он уж точно не был. Хотя, несмотря ни на что, он так и остался для меня загадкой, каким был всегда.
— Что вы делали в отеле «Великобритания» в тот день, когда он умер?
Госпожа Нортон слегка сдвинула брови, но не нахмурилась.
— А вы, как видно, хорошо информированы.
— Роза Форсайт сказала, что вы ей позвонили.
Теперь она нахмурилась.
— Я же просила ее не упоминать мое имя, — сказала она. И слегка качнула головой. — А, ладно, — продолжала она, — какой с Розы спрос, в одно ухо влетело, из другого вылетело.
— Почему вам хотелось сохранить это в тайне?
Госпожа Нортон глотнула чаю.
— Если вы хотя бы вскользь знакомы с моей биографией… — Она улыбнулась. — А вы, я вижу, знакомы. Тогда вы, конечно, поймете, почему я стараюсь, чтобы мое имя не упоминалось в газетах.
Я кивнул.
— Конечно, понимаю. Так что же случилось в тот день?
— Я должна была встретиться с Ричардом в три часа. Там же, в отеле.
— Вы и раньше там встречались?
— Нет. — Она улыбнулась. — Наша эскапада, единственная в своем роде, случилась здесь. — Она кивнула на дверь, в которую выходила и через которую возвращалась несколько минут назад. — Точнее, там.
Вольно или невольно, упоминая, однако, о спальне как о месте встречи с Форсайтом, она придала самой встрече определенное значение, которого у нее раньше не было. Не нужно было иметь большое воображение, чтобы догадаться, что кровать, скорее всего, и поныне там.
Госпожа Нортон сказала:
— Я пошла в отель, чтобы поговорить о моей книге, одной из тех, что Ричард собирался издать.
— Очередной детектив?
— На сей раз сборник стихов. — Она показала на две книги, лежавшие на диване. — Эти, думаю, совсем не дурны для такого рода чтива. По-моему, они неплохо написаны и увлекательны. И, в сущности, вполне годились для чтения. Для развлекательного чтения. Хитроумная интрига, не без юмора. Но мне хотелось сделать что-то более серьезное. Ричард прочел мои стихи и считал, что сборник будет хорошо расходиться. Мы бы напечатали его без указания авторства или под моим псевдонимом — меня это устраивало.
— Почему же без авторства?
— Большинство стихов в сборнике… — она улыбнулась, — давайте скажем так: большинство из них совсем не похожи на другие мои книги. Моих «читателей», — госпожа Нортон саркастически подчеркнула это слово, — они бы, мягко говоря, озадачили.
— Значит, Форсайт пригласил вас в отель, чтобы поговорить о вашей книге?
— Да, вернее, чтобы просмотреть последнюю подборку стихов.
— И вы должны были там быть в три часа.
— Да.
— Интересно, — заметил я.
— Почему?
— Форсайт умер около трех.
— Да, знаю. Я была там, когда раздался выстрел.
Я тоже глотнул чаю. Как человек воспитанный.
— В номере? — спросил я.
— Нет, в холле. Я как раз подходила к двери, когда послышался выстрел.
— И что дальше?
— Ну, я сразу поняла, в чем дело.
— В чем же?
— Ричард застрелился.
— Как вы догадались?
— Все, кто хоть немного был знаком с Ричардом, знали: он буквально одержим мыслью о самоубийстве. Кстати, он и мне предлагал составить ему в этом компанию.
— Просто так взял и предложил? Как пойти прогуляться?
Госпожа Нортон улыбнулась.
— Нет, не так прозаично, разумеется. В его устах это звучало — во всяком случае, ему так хотелось — весьма благородно и эффектно.
— И когда это было?
— За неделю до его смерти.
— Он говорил, почему хочет покончить с собой?
— Ричард решил, пришло время, — именно так он и сказал.
— А другой причины не было?
