— Когда он должен был встретиться с ней?
— В семь часов вечера на пристани у клуба.
— Вы не знаете, встретился он с ней или нет?
— Я просто говорю вам то, что слышал по телефону и что Джилли сам мне сказал, но я точно знаю, что Джилли отправился в клуб, и именно тогда я видел его в последний раз.
— Приступайте к перекрестному допросу, — сказал Хастингс Мейсону.
— Вы не знаете, на чем он собирался добраться до яхт-клуба? — спросил адвокат.
— Нет. В последний раз, когда я его видел, он обедая у себя в комнате. Это было в шесть тридцать вечера. Он всегда очень любил консервированную свинину с бобами, и во время нашей последней встречи он ел именно ее. Он сказал, что должен выйти из дома около семи и что около полуночи у нас будут три тысячи долларов.
— А затем?
— Я поехал по своим делам. Потом я возвратился в «Аякс-Делси». Я тоже снимал там комнату. Я все ждал и ждал возвращения Джилли. Когда в полночь он не пришел, я подумал, что он получил три тысячи и решил исчезнуть, чтобы не делиться со мной.
— А вы не хотели обмануть Джилли? Разве вы не собирались принудить Еву Эймори подписать бумагу о том, что найденные в кофейной банке деньги были положены туда ею, что вся эта затея была проделана ради газетной рекламы, что она хотела бы, чтобы полиция возвратила ей деньги, а затем выманить эти деньги у нее?
— Да, это так. Вы поймали меня на этом. Джилли хотел обмануть меня, но я не привык оставаться в дураках. Нельзя сказать, что он был моим напарником. Он был неопытен в рэкете, поэтому и обратился ко мне. Затем он решил обмануть меня и оставить ни с чем, так что я решил немного подстраховаться. Вот и все.
— И поэтому вы пришли в окружною прокуратуру и изложили всю эту историю, чтобы избавиться от обвинения в шантаже, не так ли?
— А что бы вы сделали? — спросил Келси.
— Я задаю вам вопрос. Именно так вы поступили?
— Да.
— И заместитель окружного прокурора для того, чтобы вы произвели впечатление в суде, дал вам деньги на стрижку, новый костюм и ботинки?
— Нет, не он.
— Шериф?
— Да.
— И заместитель окружного прокурора обещал не привлекать вас к суду?
— Да, если я как свидетель расскажу правду.
— Что он имел в виду?
— Ну, что в моих показаниях не будет никаких неясностей.
— Иными словами, — сказал Мейсон, — если они выдержат перекрестный допрос и будут похожими на правду. Так?
— Пожалуй, да.
— Если же во время допроса я смогу доказать, что вы лжете, тогда вас привлекут к суду. Так?
— Думаю, что да. Конечно, он не выразился подобным образом, но дал понять, что я должен говорить правду. Так, чтобы никто не смог придраться.
— Короче, — сказал Мейсон, — если ваши показания позволят признать обвиняемую виновной, вас не привлекут к суду за вымогательство, верно?
— Вы даете свою собственную интерпретацию этому делу, — заявил Келси.
— Не это имел в виду заместитель прокурора, и я не хочу, чтобы его слова в вашем толковании были отражены в протоколе. Подразумевалось, что, если я расскажу все так, как это сделал перед заместителем прокурора, и мой рассказ выдержит все испытания в суде, меня не будут привлекать по обвинению в шантаже. Буду откровенен с вами, мистер Мейсон. Я — не ангел.
У меня были неприятности с законом, поэтому я не пожелал ответить на вопрос о роде моих занятий. Я не собираюсь идти на самоубийство. Мне было дано обещание только по этому делу, а не по другим. Я готов правдиво ответить на все вопросы относительно него, даже если это поставит меня в несколько неудобное положение. Но вы должны помнить, что я имел дело с человеком, который, по существу, не был моим партнером. Он только предложил мне оказать ему помощь в этом деле, а затем с самого начала стал меня обманывать. Я не мог этого терпеть.
— Где находились вы вечером десятого, в день убийства Джилли? — спросил Мейсон.
— Здесь у меня, — усмехнулся Келси, — прекрасное алиби. Примерно в то время, когда произошло убийство, я требовал денег у Евы Эймори, а затем вернулся домой, где и пробыл всю ночь. До полуночи я был на ногах, ожидая Джилли, затем пришел к выводу, что он обманул меня. Но это меня особенно не беспокоило, так как я был уверен, что получу деньги от Евы Эймори.
Многие завидовали ей, потому что она слишком быстро добилась рекламы, но меня нельзя обмануть. Я заставил бы ее сделать по-моему, полиция вернула бы ей эти три тысячи, а затем я получил бы всю эту сумму.
— А что стало с Ирвином Виктором Фордайсом? — спросил Мейсон.
— Мне об этом ничего неизвестно. Я только знаю, что он сидел в тюрьме, что он опять в чем-то замешан и, вероятно, поспешно бежал, когда узнал, что Джилли продал его и шантажирует его семью. Его можно понять. Он чувствовал, что рано или поздно дело о шантаже станет достоянием полиции, что они разузнают, в чем вся суть, а поскольку он наследил, он решил как можно быстрее скрыться.
— Что вы имеете в виду, говоря «он наследил»? — спросил Мейсон.
— То, что я сказал. Он был замешан в нападении на станцию техобслуживания и полиция разыскивала его. Как только он увидел напечатанное в газетах письмо шантажистов, он понял, что быть беде, и решил исчезнуть.
— Вы когда-нибудь разговаривали с ним?
— Нет. Я видел его, потому что он жил в том же доме, что и я, но он был другом Джилли, а не моим. Он никогда меня не знал.
— Но Джилли знал вас?
— Да, конечно. Я имел репутацию… Не будем вдаваться в подробности.
Джилли хотел получить деньги от Бэнкрофтов и решил, что только я смогу ему помочь.
— И вы ему сказали, как это сделать?
— Я не отрицаю этого.
— И вы были в комнате Джилли в ночь убийства?
— Да. Около семи часов. В промежутке с шести тридцати до семи.
— И что делал Джилли?
— Я же сказал, что он обедал, быстро глотая все, так как торопился.
Он сказал мне, что все устроил, что поедет за теми тремя тысячами, которые от нас ускользнули, и что вернется около полуночи. Как я уже говорил, он ел консервированные бобы с хлебом.
— Кофе? — спросил Мейсон.
— Нет, он выпил немного молока. Он не любил пить кофе по вечерам.
Этот человек, уверяю вас, мистер Мейсон, не был моим партнером. Он был просто… Он только пришел ко мне за помощью, вот и все.
— Затем вы поехали по своим делам. И когда вы вернулись обратно?
— Точно не знаю. Примерно в девять — девять тридцать вечера.
— И после этого вы все время были в своей комнате?
— Нет. Раз шесть я выходил, чтобы посмотреть, пришел Джилли или нет.
— Вы заходили к нему?
— У меня нет ключа, а комната была заперта. Я только смотрел, есть ли в ней свет. В полночь я постучался. Так как я не получил ответа, я решил, что он уже пришел, но вместо того чтобы зайти ко мне, завалился спать. В час ночи я еще раз постучал и только тогда я понял, что он вновь обманул меня — забрал три тысячи и исчез. Имея дело с таким типом, как Джилли, следовало самому о себе побеспокоиться.
— И как вы решили это сделать?
— Как я уже говорил, сперва я собирался заставить Еву Эймори сделать заявление о том, что вся эта история с деньгами была рекламным трюком. Это бы дало ей право на деньги. Я был уверен, что Бэнкрофты не промолвят ни слова, иначе им пришлось бы в полиции все рассказать о шантаже, а как вы сами понимаете, они не могли пойти на это. Мои расчеты были верны. Раз Джилли обманул меня и получил три тысячи, я тоже должен был надуть его и получить другие три тысячи. В этом случае мы были бы квиты. Затем я стал бы играть так, как нужно. Я намеревался потребовать от Бэнкрофтов десять тысяч, а при первой же встрече с Джилли половину того, что ему удалось утаить от меня.
— А как с теми деньгами, которые вы собирались утаить от него? — спросил Мейсон.
— Моя игра с Евой Эймори не имела никакого отношения к Джилли.
— А как вы собирались заставить его выплатить вам половину суммы, полученной им от обвиняемой?
— При моем бизнесе, — медленно произнес Келси, — есть разные способы заставить обманувших вас людей заплатить вам впоследствии.
— Какой бизнес вы имеете в виду?
— Мы вновь, — усмехнулся Келси, — возвращаемся к тому, с чего начали.
Я уже заявлял вам, что не собираюсь обсуждать эту тему. Меня освободили от ответственности только по этому делу, а не по другим.
— При условии, что вы выдержите перекрестный допрос?
— Вы просто пытаетесь к чему-нибудь придраться, мистер Мейсон. Я не собираюсь лезть в петлю. Если я выдержу допрос, я — в безопасности; если нет — значит нет. О Келси могут много чего наговорить, но никто не скажет, что он дурак.
— Так вы заинтересованы в том, чтобы доказать виновность обвиняемой?
— Я заинтересован в правде. Не имеет значения, какой она произведет эффект. Если это доказывает вину миссис Бэнкрофт, тем хуже для нее. Я говорю правду. Меня не интересует, кого это затронет.
