— Да, сэр.
— Когда?
— В тот же день.
— Где?
— В его кабинете.
— И что вам сказал тогда мистер Мейсон?
— Мистер Мейсон заявил мне, что его клиент не желает огласки и дал мне чек на две тысячи долларов, подписанный мистером Эдисоном.
— Вы хотите сказать, что мистер Эдисон дал вам две тысячи долларов за то, чтобы вы умолчали, что он был на некоем участке шоссе во вторник вечером?
— Да, сэр.
Гамильтон Бергер расплылся в самодовольной улыбке и с сарказмом в голосе обратился к Мейсону:
— Задавайте ваши вопросы, если они у вас есть.
Мейсон, будто не замечая иронии Бергера, спросил свидетеля:
— Другими словами, вы пришли к мистеру Эдисону, чтобы шантажировать его, мистер Хэнсел?
— Да, — твердо ответил свидетель. — Если ваш клиент не хотел бы кое-что утаить, он бы не дал двух тысяч за молчание.
— Что он хотел утаить?
— Это вы знаете.
— Я не знаю. Я спрашиваю вас.
— Утаить то, что он прихватил с собой блондиночку и нежно заботился о ней, и то, что он был на том месте во время убийства.
— И за какой же из этих фактов он выложил деньги?
— Наверное, за оба.
— Вы так полагали?
— Да.
— Значит, вы знали об убийстве, когда начинали шантажировать его?
Хэнсел растерялся, не зная как быть.
— Вы знали? — настаивал Мейсон.
— Нет.
— Почему же вы сказали, что полагаете, что он заплатил вам за то, чтобы утаить факт своего нахождения на шоссе в тот вечер, когда произошло убийство?
— Так я думаю теперь.
— Но тогда вы так не думали?
— Нет.
— В то время вы ничего не знали об убийстве?
— Конечно же нет.
— Вы пытались шантажировать его только потому, что он подружился с молодой женщиной?
— Он организовал ей комнату в хорошем отеле.
— Вы договорились со службой окружного прокурора, что вам будет гарантирована безопасность от обвинения в шантаже, если вы выступите свидетелем по этому делу?
— Я не заключал никаких договоров.
— Но вы так поняли ситуацию?
— Ну, я…
— Он понял именно так, — заявил Гамильтон Бергер. — Вымогательство — это относительно небольшое правонарушение по сравнению с убийством.
— Прекрасно, — ответил Мейсон, — но остается тот факт, что ему обещали снять обвинение.
— Да, — рявкнул разозленный Бергер.
Мейсон повернулся к Хэнселу.
— Почему вы не сказали об этом?
— Вы спрашивали о договоре. Никаких договоров не было. Было просто соглашение, но не договор.
— Очень тонкое рассуждение, мистер Хэнсел. Договоров вы не заключали, но зато заключили соглашение с окружным прокурором.
Хэнсел молчал.
— Вы никогда не привлекались к судебной ответственности? — спросил Мейсон.
— Привлекался.
— За что?
— За шантаж.
— Сколько раз?
— Четыре.
— У вас есть помощница, женщина, с которой вы работаете. Не так ли?
— Протестую против такого некорректного, непозволительного ведения допроса, — заявил Гамильтон Бергер. — Задавая подобные вопросы, не относящиеся к делу, защита затемняет суть и ставят под угрозу репутацию свидетеля.
— Вы согласны с этим, мистер Мейсон? — спросил судья Китли.
Мейсон почтительно поклонился.
— Целью моих вопросов был не подрыв репутации свидетеля, Ваша Честь, но выяснение личности его помощницы. Возможно, именно ее отпечатки пальцев найдены в доме, где совершено убийство, отпечатки, принадлежащие женщине, личность которой не установлена.
В зале зашумели. Судья Китли постучал молотком, призывая к порядку.
— Я не думаю, что вопрос следует ставить именно так, — наконец заявил судья Китли. — Такая форма постановки вопроса может лишь дискредитировать свидетеля. Время слушания дела подошло к концу. Продолжение слушания состоится завтра в десять часов утра.
Судья Китли покинул зал. Вслед за ним ушел и Гамильтон Бергер, которому пришлось отбиваться от наседавших журналистов.
Мейсон, улыбаясь, стоял в окружении репортеров, готовый отвечать на вопросы.
— Господа, я не могу полностью выкладывать свои карты. Но факты говорят сами за себя. Вы видели, как выступило обвинение. Все базируется на показаниях отъявленного шантажиста. Есть отпечатки двух каких-то таинственных женщин. Кто они? Установило ли обвинение их личности? Нет. Насколько обвинение стремится установить их? Судите сами, господа.
В этот момент сквозь толпу журналистов к Мейсону пробился Пол Дрейк и зашипел ему прямо в ухо:
— Важная новость!
— Что такое?
— Мы нашли ее.
— Кого? Партнершу Хэнсела?
— Нет. Лауру Мэй Дейл. Мать Вероники.
— Наконец-то! — не скрывая радости, воскликнул Мейсон.
— Мои парни нашли ее в ресторане, в городке в Индиане. Они посадили ее я самолет, сказали, что от этого зависит судьба ее дочери. Теперь она здесь. Я не мог сообщить тебе во время заседания.
— Мистер Эдисон, — возвысил голос Мейсон. — Подождите минутку! Бейлиф, прошу вас, задержите мистера Эдисона.
Охранник, сопровождающий Эдисона, остановился. Мейсон подошел к нему и, взяв его за руку, зашептал:
— Хорошие новости, мистер Эдисон, наконец-то у нас кое-что есть!
— Что есть? — не понял Эдисон.
— Сейчас я не ногу вам все объяснить, но теперь вы можете чувствовать себя спокойнее.
Мейсон вернулся к Дрейку.
— Отлично, Пол, пойдем отсюда. Теперь мне нужна Делла Стрит и ее блокнот, я хочу, чтобы показания этой женщины были застенографированы. А ее отпечатки следует сравнить с теми отпечатками, которые полиция нашла в загородном доме. Где она сейчас?
— В отеле.
— Она никуда не денется оттуда?
— Нет. Там дежурят два моих оперативника. Кроме того, мы обещали, что доставим к ней Веронику.
Мейсон усмехнулся.
— Мы можем лишь попытаться доставить к ней Веронику. Мы свяжемся с Гамильтоном Бергером и заявим ему, что мать Вероники просит дать ей возможность увидеть дочь.
— Но он же лопнет от злости. А потом скажет, что свидание может состояться только в прокуратуре.
— До этого он додумается после. А сперва только разозлится. Где, ты говоришь, она остановилась?
— Там же, где и дочь, в отеле «Роквей». Тут психология.
— Это ни к чему. Она достаточно умна и во всем разбирается. Если она никак не причастна к шантажу, значит, я ничего не понимаю в людях. Поехали.
Делла Стрит, Пол Дрейк и Перри Мейсон подошли к номеру шестьсот двенадцать и постучали в дверь.
— Что нужно? — раздался за дверью грубый мужской голос. Дверь чуть-чуть приоткрылась. Тот же голос, но другим тоном произнес: — О, это вы, босс. Входите, пожалуйста.
Дрейк в сопровождении Деллы Стрит и Перри Мейсона вошел в комнату, в которой находились два дюжих молодчика, способных постоять за себя.
— Где она? — спросил Мейсон.
— В соседней комнате. Но она пока даже не зарегистрировалась в отеле. Этот номер еще не снят. Мы сейчас как раз думаем, как с этим быть.
— А вы уверены, что она там? — спросил Дрейк. — Вы уверены, что она не воспользовалась другим выходом?
— Что вы, босс. Дверь заперта, а ключ у нас. Она на месте. Вы хотите поговорить с ней?
— Да, — кивнул Дрейк.
— Сейчас приведем.
— Подождите, — вмешался Мейсон, — лучше, если вы просто скажете, что ее хотят видеть.
— Хорошо.
— Миссис Дейл, к вам пришли, — постучал в дверь оперативник. — Не беспокойтесь, вам не хотят ничего дурного.
Мейсон, ожидавший увидеть женщину, заходившую к нему в контору, был крайне удивлен, когда вышла худая, истомленная работой женщина, лет сорока, державшаяся робко и неуверенно.
— Вы пришли сказать мне о моей дочери? — спросила она.
Мейсон выступил вперед и представился:
— Меня зовут Перри Мейсон, я адвокат. Это Пол Дрейк — частный детектив. Мы хотим попытаться вернуть вам дочь. Так случилось, что ее привлекли в качестве свидетеля по делу об убийстве. Я сейчас свяжусь с людьми, которые задержали ее, и попрошу привести ее сюда.
— Я думал, что вы уже знакомы, ведь вы же были в конторе мистера Мейсона, — сказал Дрейк, не разобравшись.
— Что вы! — покачала головой женщина. — Я ведь только что приехала в этот город. Я так хочу увидеть Веронику. Я не видела ее больше года. Последний раз она прислала мне открытку из этого отеля «Роквей». Я приехала…
— Вы не видели ее больше года? — переспросил Мейсон.
— Да.
— А где вы живете?
— В маленьком городке в Индиане, вряд ли вы слышали о нем. У меня там маленький ресторанчик. Всего на десять столов. Но в нем уютно, чисто, неплохая кухня.
— Значит, вы мать Вероники Дейл? — спросил Мейсон.
— Конечно. Почему вы спрашиваете?
— Просто так. Расскажите нам о Веронике.
— Что мне рассказать о ней?
— Ну, например, сколько ей лет?
— Восемнадцать, девятнадцатый. О, нет… Господи! Да ведь ей уже двадцать! Как летит время…
