— Я проявил много терпения по отношению к вам и рассказал о вещах, которые не должны вас касаться. Теперь я вынужден предложить вам уйти. Я слишком взволнован и плохо себя чувствую, чтобы отвечать на ваши дальнейшие вопросы.
— В таком случае, я могу считать, что вы шли за Хелен Ридли?
— Мистер Мейсон, вы покинете мою квартиру?
— Думаю, это то, что нам нужно, — сказал Мейсон, кивнув Дрейку.
Они поднялись и направились к дверям. Мейсон повернулся и быстро спросил:
— Вы шли за ней до Сиглет-Мэнор?
Артур Кловис молча, церемонно закрыл за ними дверь.
— Отлично, — сказал Мейсон. — Он что-то скрывает. Что-то его беспокоит, но один Бог знает, что именно. Он, конечно, не размазня, но и не боец. Девушка с огненным темпераментом, такая, как Хелен Ридли, влюбляется в сильного, уверенного в себе мужчину, а потом, когда у нее проявляется материнский инстинкт, увлекается молодым человеком, впечатлительным, робким и вежливым, с бурной фантазией, но умной головой.
— Ты имеешь в виду Артура Кловиса?
— Артур Кловис очень хорошо подходит под это описание.
— Так что мы будем делать? — спросил Дрейк.
— Вернемся к себе и будем ждать новостей. Мы почти до предела сжали все пружины, что могли. Теперь бы я хотел, чтобы какая-нибудь из них лопнула с таким грохотом, чтобы это наэлектризовало нашего друга Гуллинга. Он хочет поставить меня перед Большим Жюри? Прекрасно. Следовательно, уже во вступительном раунде я должен нанести ему нокаутирующий удар до того, как он возьмется за меня.
В полные напряжения минуты перед началом заседания зал суда заполнял гул голосов. Большой неожиданностью для всех было появление на предварительном слушании заместителя окружного прокурора Гарри Гуллинга. Для тех, кто ориентировался в коридорах правосудия, это означало, что «яростная схватка», как писали газеты, неминуема.
Перри Мейсон поднял голову, когда бейлиф ввел Аделу Винтерс и Еву Мартелл. Адвокат встал, пожал руки обеим обвиняемым, и они сели рядом с ним.
— Мне неприятно из-за того случая с такси, — шепнула Ева Мартелл. — Я не думала, что мы проедем мимо моей квартиры. Если бы полиция не наблюдала… Это было глупо, не знаю, почему я это сделала.
— Все в порядке, — сказал Мейсон. — Теперь это не имеет ни малейшего значения.
— Они пытались получить от меня показания. Не столько о самом преступлении, сколько о том, где я провела ту ночь. И что вы…
— Знаю, — шепнул Мейсон. — Не беспокойтесь об этом. Извините, я отойду на минутку: мне необходимо поговорить с Полом Дрейком.
Адвокат поднялся и направился к только что вошедшему в зал детективу. Когда Мейсон приблизился, он шепнул Дрейку:
— Пол, встань рядом со мной. Мне нужно передать тебе, кое-что так, чтобы никто не заметил.
— Что такое?
— Видишь ли, произошло то, на что я очень надеялся, хотя и не слишком верил. Гарри Гуллинг сам собрался вести дело в суде.
— И что? В этом есть что-то исключительное?
— Это просто неслыханно, — ответил Мейсон. — Гуллинг — это очень знающий юрист, он заправляет почти всем в прокуратуре, но я не думаю, чтобы он мог с успехом выступить в суде. Его образ мышления слишком сух и абстрактен, ему не хватает знания человеческой натуры. Теперь слушай внимательно, Пол. Это мой собственный бумажник. Мне нужен список его содержимого. В нем немного Денег, какие-то письма, мои водительские права и другие бумаги. Я хотел бы, чтобы Гуллинг нашел этот бумажник в мужском туалете.
— Это будет довольно трудно, — заявил Дрейк.
— Ничего в этом трудного нет. Можешь поставить там человека, готового подбросить бумажник в нужную минуту. Поставь другого человека в коридоре, пусть подаст знак, когда появится Гуллинг. Нужно оставить бумажник на видном месте, но как-нибудь так, чтобы это не выглядело подозрительно.
— Хорошо, — сказал Пол, — сделаем.
— Присмотри, чтобы Гуллинг обязательно его нашел, — Мейсон незаметно сунул бумажник Дрейку.
Раздался стук молотка и голос чиновника, требующего, чтобы все встали. Судья Гомер Линдейл вошел в зал, занял свое место и кивнул головой, приглашая всех садиться. Спустя минуту он объявил, что открывает предварительное слушание по делу: общественный обвинитель против Аделы Винтерс и Евы Мартелл.
— Обвинитель готов, — сказал Гуллинг.
— Защитник готов, — заявил Мейсон.
— Прошу начинать, — сказал судья Линдейл заместителю окружного прокурора.
— Высокий Суд знаком с существом дела?
— Я читал акты обвинения. Это, насколько мне известно, дело об убийстве первой степени.
— Да, Ваша Честь. Обвиняемые выступают вместе, и и обеих представляет адвокат Мейсон.
— Хорошо. Прошу начинать.
— Ваша Честь, первым свидетелем со стороны обвинения вызывается Сэмуэль Диксон.
Диксон был приведен к присяге и занял свидетельское кресло. Он показал, что является офицером патрульной машины и что третьего числа текущего месяца он получил вызов в жилой дом Сиглет-Мэнор, в квартиру триста двадцать шесть. Прибыв на место, он застал в квартире обеих обвиняемых. Более молодая, Ева Мартелл, была взволнована, находилась на грани истерики, но Адела Винтерс была спокойна и вполне владела собой. Они показали ему труп, который, по их заявлению, был Робертом Доувером Хайнсом.
— Где находилось тело?
— Мужчина сидел в кресле в спальне, наклонив голову на правое плечо. Посередине лба у него было отверстие — вероятнее всего, от пули. Видны были следы крови. Он был в одной рубашке, пиджак висел на спинке стула рядом.
— Обвиняемые дали тогда показания относительно личности убитого и того, как они обнаружили труп?
— Да.
— Что это были за показания? — спросил Мейсон.
— Показания, о которых я спрашиваю, не были подписаны, — сказал Гуллинг.
— Мне известно, Ваша Честь, — заявил Мейсон, — что обвиняемые подписали какие-то показания. Если это так, то эти показания должны быть наилучшим доказательством.
— Показания, о которых говорит свидетель, являются только устными показаниями.
— Протест отклоняется.
— Я хотел бы только спросить, будет ли сторона обвинения относиться к этим показаниям как к признанию, или это может быть трактовано как исповедь?
— Не могу увидеть никакой разницы.
— Если они не являются ни тем, ни другим, то я протестую против них как Против несущественных и не связанных с делом.
— Но это все же показания.
— Очень хорошо. В таком случае я протестую из-за того, что для них не определен соответствующий юридический статус.
— Это не показания, если вас это интересует, — сказал Гуллинг. — Это четкие заявления.
— Протест отклоняется, — решил судья Линдейл.
— Итак, — продолжал свидетель, — обе обвиняемые дали показания. Они сказали, что обе были наняты на работу мистером Хайнсом и жили в этой квартире. Обвиняемая Ева Мартелл сказала, что ей поручили пользоваться именем Хелен Ридли.
— Если Высокий Суд позволит, — сказал Мейсон, — я хотел бы поддержать свой протест. Пока еще не установили доказательства «корпус деликти»[1]. У нас, до сих пор, только труп. Мне кажется, что более правильным путем было бы установление личности этого человека и ознакомление с результатами судебно-медицинского осмотра, доказывающих, что его смерть была вызвана актом насилия. Судя по тому, что было сказано до сих пор, этот человек с таким же успехом мог умереть и от инфаркта.
— С пулей во лбу? — саркастически спросил Гуллинг.
— Ах! — удивился Мейсон, — так у него во лбу была пуля? Это меняет дело.
— У него была пуля во лбу.
— Я хотел бы расспросить свидетеля об этой пуле, чтобы узнать состав преступления, прежде чем поступят следующие вопросы.
— Этот свидетель не видел пули, — сказал Гуллинг.
— Тогда откуда он знает, что пуля была?
— Это сказал ему врач, который осматривал тело, — выкрикнул Гуллинг и покраснел, когда на лице судьи Линдейла появилась усмешка. Он взял себя в руки и сказал уже более спокойным тоном: — Отлично, господин адвокат, я докажу существование состава преступления. Благодарю вас, мистер Диксон. Прошу принести присягу Хелен Ридли.
Хелен Ридли заняла свидетельское кресло с явной неохотой.
— Вы знали Роберта Доувера Хайнса? — спросил Гуллинг.
— Знала.
— Вы видели его третьего сентября?
— Нет, лично я его не. видела, но разговаривала спим.
— По телефону?
— Да, сэр.
— Но до этой даты вы его видели?
— Да, много раз.
— Вы его хорошо знали?
— Да, сэр.
— Вы снимали квартиру номер триста двадцать шесть в доме Сиглет-Мэнор?
— Да, временно.
— Четвертого сентября вы, по просьбе полиции, ходили в морг?
— Да.
