— Ничего, — сказал я грубым голосом, — все, что нам нужно, — это вернуть свои деньги. Не так уж трудно узнать, на какой машине они уехали.
Она наклонила голову, прислушиваясь.
— Это Лейла Мей, — сказала она мне с печальной улыбкой. — Четвертая серия. Она не пойдет на танцы с капитаном Майерсом. Я так этого боялась.
— О боже, — сказал я, вернулся к машине и поехал к себе в Голливуд.
В конторе было пусто. Я открыл кабинет, распахнул окна и сел.
Еще один день тянулся к концу, воздух был душный и усталый, на бульваре тяжело ревели возвращающиеся домой машины, а Марлоу сидит в своей конторе, потягивает виски и разбирает дневную почту. Пять рекламных проспектов. Два счета. Красивая цветная открытка из гостиницы в Санта-Розе, где я прожил четыре дня, работая по делу. Я набил и раскурил трубку и налил себе еще. Никто не приходил, никто не звонил, ничего не происходило, никого не интересовало, умер я или уехал в Эль-Пасо.
Мало-помалу шум за окном стихал. Небо потемнело. На западе еще отсвечивало красным. В нескольких кварталах от меня вспыхнул первый неоновый свет. В переулке с ревом развернулся грузовик, попятился и выехал на бульвар.
Зазвонил телефон. Я поднял трубку.
— Мистер Марлоу? Добрый вечер. Это говорит мистер Шоу, — Шоу был консьерж в доме, где я жил.
— Да, мистер Шоу. Как дела?
— Все в порядке, мистер Марлоу, спасибо. Надеюсь у вас тоже. Тут пришла молодая дама, просит пустить ее в вашу квартиру. Не знаю, почему.
— Я тоже, мистер Шоу. Я никого не жду. Она назвалась?
— Да, конечно. Ее фамилию Дэвис. Мисс Мерл Дэвис. Она — как бы это сказать — вроде в истерику собирается впадать.
— Впустите ее ко мне, — быстро сказал я. — Я буду там через десять минут. Это секретарша моего клиента. Сугубо деловая встреча.
— Да-да. Понимаю. Должен ли я… э-э… остаться с ней?
— Как сочтете нужным, — сказал я и повесил трубку.
Проходя мимо зеркала, я увидел в нем взволнованное лицо.
Когда я открыл дверь в свою квартиру и вошел в гостиную, Шоу уже поднимался с дивана. Это был высокий человек в очках. На первый взгляд казалось, что уши стекают вниз по его лысой голове. У него была улыбка вежливого идиотизма на лице.
Девушка сидела в моем кресле у шахматного столика. Просто сидела и молчала.
— А, вот и вы, мистер Марлоу, — проскрипел Шоу. — Да. Весьма. У нас с мисс Дэвис был такой интересный разговор. Я ей рассказал, что я родом из Англии. Она… э-э… не сказала мне, откуда она. — Он был уже на полдороге к двери.
— Вы очень любезны, мистер Шоу, — сказал я.
— Не за что, — проскрипел он. — Не за что. Я, пожалуй, пойду. Мой ужин, вероятно…
— Это очень мило с вашей стороны, — сказал я. — Я вам так благодарен.
Он кивнул и вышел. Неестественно-радостная улыбка, казалось, таяла у закрытой двери, как улыбка чеширского кота.
— Ну, привет, — сказал я.
— Привет, — сказала она. Голос у нее был вполне спокойный, серьезный. На ней был коричневый костюм, широкая светлая шляпа под цвет туфель и маленькой сумочки. Очков на ней не было.
Если бы не лицо, выглядела она вполне нормально. Но глаза у нее были совершенно безумные. Белки светились вокруг огромных зрачков, и взгляд у них был остановившийся. Когда глаза двигались, то с таким напряжением, что казалось, слышно, как что-то скрипит. Уголки рта были плотно сжаты, но середина верхней губы была приподнята вверх-вперед и открывала зубы — казалось, губу тянула привязанная к ней тонкая ниточка. Она поднималась все выше, и казалось, что больше уже невозможно, потом всю нижнюю часть лица сводила судорога, а когда спазм проходил, рот был плотно сжат. А потом все повторялось снова. Кроме того, у нее было что-то с шеей: голова медленно поворачивалась влево, градусов на сорок пять. Тут голова дергалась и принимала прежнее положение.
Сочетание этих двух движений плюс неподвижность тела, стиснутые на коленях руки и остановившийся взгляд ее глаз могли вывести из себя кого угодно.
На письменном столе у меня была жестянка с табаком, а между столом и ее креслом стоял шахматный столик. Я достал из кармана трубку и пошел к столу набить ее табаком. Я оказался по другую сторону шахматного столика. Ее сумочка лежала на краю столика чуть в стороне от нее. Когда я подошел, она слегка подпрыгнула, потом опять села, как раньше. Даже попробовала улыбнуться.
Я набил трубку, достал спички, зажег, прикурил и остановился с погасшей спичкой в руке.
— Вы не надели очки, — сказал я.
Она заговорила. Голос был спокойный, собранный:
— Я ношу их только в доме или когда читаю. Они у меня в сумочке.
— Сейчас вы в доме, — сказал я. — Вам нужно надеть очки.
Я небрежно потянулся к сумочке. Она не пошевелилась. Она не смотрела на мои руки. Она смотрела мне в лицо. Открывая сумочку, я немного повернулся. Я вытащил очки и пододвинул их к ней по столу.
— Наденьте их, — сказал я.
— Да, конечно. Я их надену, — сказала она. — Но мне, наверное, надо снять шляпу…
— Да, снимите шляпу, — сказал я.
Она сняла шляпу и положила ее на колени. Потом она вспомнила об очках и забыла о шляпе. Шляпа упала на пол, когда она потянулась за очками. Она надела их, и я подумал, так ей много лучше.
Пока она занималась этим, я достал пистолет из ее сумочки и сунул его в задний карман брюк. Вряд ли она это видела. Похоже, это был тот же автоматический «кольт» с ореховой ручкой, калибр 25, который я видел в верхнем правом ящике ее стола.
Я вернулся к дивану, сел и сказал:
— Ну, вот мы и здесь. Что будем делать? Вы голодны?
— Я была дома у мистера Вэнниэра.
— Ага.
— Он живет в Шерман-Оукс. В конце Эскамильо. В самом конце.
— Очень может быть, — сказал я без всякого смысла, пытаясь выпустить дым колечком, но не получилось. Нерв у меня под щекой начал дергаться, как проволочный. Не люблю я этого.
— Да, — сказала она собранным голосом, губа у нее по-прежнему дергалась. — Там очень тихо. Мистер Вэнниэр там живет уже три года. Прежде он жил на голливудских холмах, на Даймонд-стрит. С ним жил еще один человек, но они не поладили, так сказал мистер Вэнниэр.
— Я как будто не очень понимаю, — сказал я. — Как давно вы знаете мистера Вэнниэра?
— Восемь лет. Я не очень хорошо его знаю. Я должна была время от времени отвозить ему пакеты. Он любил, чтоб я сама их ему привозила.
Я опять попробовал пустить колечко. Черта с два.
— Конечно, — сказала она, — я никогда его особенно не любила. Я боялась, что он… я боялась, что…
— Но он не делал ничего похожего, — сказал я.
Впервые на ее лице появилось живое, человеческое выражение — лицо стало удивленным.
— Нет, — сказала она. — Не делал. То есть даже не пробовал. Но он ходил в пижаме.
— Стоит ли волноваться, — сказал я. — Валяться весь день в пижаме. Что поделаешь, кому-то везет, так ведь?
— Ну, для этого надо что-то знать, — серьезно сказала она. — Что-то, из-за чего вам будут платить. Миссис Мердок ко мне чудесно относится, правда?
— Конечно, — сказал я. — Сколько вы ему сегодня отвезли?
— Всего пятьсот долларов. Миссис Мердок сказала, что больше она выделить не может, на самом деле она и этого выделить не могла. Она сказала, что это должно кончиться, не вечно же этому продолжаться. Мистер Вэнниэр всегда обещал прекратить и никогда не держал слова.
— Так оно обычно и бывает, — сказал я.
— И выход был только один. Я это давно поняла. Это ведь моя вина, а миссис Мердок так чудесно ко мне относилась. Ведь хуже, чем теперь, мне не будет, верно?
Я поднял руку и сильно потер щеку, чтобы успокоить нерв. Она забыла, что я не ответил, продолжала говорить.
— Я так и сделала. Он сидел там в пижаме, рядом с зеркалом. И смотрел на меня. Он даже не встал, чтобы впустить меня. Но там снаружи остался ключ. Кто-то забыл в двери ключ. Там… там… — Голос замер у нее в горле.
— Там был ключ в двери, — сказал я. — И вы смогли войти.
— Да, — кивнула она и попыталась улыбнуться. — И почти ничего не случилось. Я даже не помню звука. Хотя звук, конечно, должен быть. Довольно громкий.
— Надо полагать, — сказал я.
— Я очень близко к нему подошла и не могла промахнуться, — сказала она.
— А что сделал мистер Вэнниэр?
— Он даже не пошевелился. Просто смотрел. Но вот и все. Я не хочу возвращаться к миссис Мердок и чтоб у нее опять были неприятности. У нее и у Лесли. — При этом имени ее голос перешел на шепот и угас. Легкая дрожь пробежала по ее телу. — И я пришла сюда, — сказала она. — А когда вас не оказалось дома, я нашла консьержа и попросила разрешения подождать в вашей квартире. Я знала, что вы скажете, что мне делать.
— К чему вы прикасались, когда были в его доме? — спросил я. — Вы можете вспомнить? Я имею в виду, кроме входной двери. Вы просто вошли и вышли, ни к чему не прикасаясь?
