Она подумала, и лицо ее перестало подергиваться.
— А, я помню одну вещь, — сказала она. — Уходя, я погасила свет. Там была лампа. Такая лампа, которая светит вверх. Я ее выключила.
Я кивнул и улыбнулся ей. Одну улыбку, Марлоу, жизнерадостную.
— Когда это было? Давно?
— Прямо перед тем, как я приехала к вам. Я ехала на машине. На машине миссис Мердок, о которой вы вчера спрашивали. Я забыла вам сказать, что когда она ушла, то не взяла машину. Или я вам говорила? Нет, я помню, что говорила вам.
— Ну-ка посчитаем, — сказал я. — Полчаса на дорогу сюда, не меньше. Здесь вы были около часу. Значит, из дома мистера Вэнниэра вы уехали в полшестого. И выключили свет.
— Верно, — радостно кивнула она. — Я выключила свет.
— Не хотите чего-нибудь выпить? — предложил я.
— Нет, — она решительно замотала головой. — Я совсем ничего не пью.
— Конечно, пожалуйста.
Я встал и внимательно посмотрел на нее. Губа у нее все еще подергивалась, и голова двигалась справа налево, но уже не так заметно.
Трудно было сказать, как далеко можно было заходить в этом деле. Возможно, разговор ее успокаивал. Никто толком не знает, как скоро проходит шок.
— Где ваш дом? — спросил я.
— Как — я живу у миссис Мердок, в Пасадене.
— Я хочу сказать: ваш настоящий дом. Где живут ваши родители.
— Они живут в Вичите, — сказала она. — Но я туда не езжу — никогда. Изредка пишу им, но не видела их уже много лет.
— Чем занимается ваш отец?
— У него больница для кошек и собак. Он ветеринар. Надеюсь, им не придется сообщать. В тот раз им ничего не сообщили. Миссис Мердок скрыла это от всех.
— Может быть, и не придется. Пойду налью себе.
Я вышел на кухню, налил себе полную порцию и выпил всю целиком. Потом достал из заднего кармана маленький пистолет и увидел, что он стоял на предохранителе. Я понюхал, вытащил магазин. В патроннике был патрон, но это был из тех пистолетов, которые не стреляют при вынутом магазине. Я повернул его так, что смог заглянуть под затвор. Патрон был другого размера и в патроннике стоял косо. Кажется, патрон 32-го калибра. В магазине патроны были те, что нужно, 25-го калибра. Из него не стреляли. Я собрал пистолет и вернулся в гостиную.
Я не слышал ни звука. Она просто сползла с кресла прямо на свою чудесную шляпу. И была холодной, как макрель.
Я аккуратно уложил ее на полу, снял очки и убедился, что язык она себе не откусила. Я засунул ей в рот свой носовой платок, чтобы она не откусила язык, когда будет приходить в себя. Потом пошел к телефону и позвонил Карлу Моссу.
— Это Филип Марлоу, доктор. У вас еще прием или вы уже закончили?
— Уже закончил, — сказал он. — Собираюсь уходить. Что-нибудь случилось?
— Здесь девушка, у нее обморок. Обморока я не боюсь, я боюсь, что она может натворить что-нибудь, когда будет приходить в себя.
— Не давайте ей спиртного, — сказал он. — Я еду.
Я повесил трубку и стал около нее на колени. Начал растирать ей виски. Она открыла глаза. Губа опять потянулась вверх. Она взглянула на меня и сказала:
— Я была дома у мистера Вэнниэра. Он живет в Шерман-Оукс…
— Вы не будете возражать, если я вас подниму и перенесу на диван? Вы знаете меня — я Марлоу, большой осел, который ходит повсюду и задает бестолковые вопросы.
— Привет, — сказала она.
Я поднял ее. Она прямо окаменела у меня на руках, но ничего не сказала. Я уложил ее на диван, расправил юбку, подложил подушку под голову и поднял ее шляпу. Шляпа была плоской, как камбала. Я попробовал ее расправить и положил на стол.
Она смотрела, как я это делал.
— Вы вызвали полицию? — тихо спросила она.
— Нет еще, — ответил я. — Я был слишком занят.
Она удивилась. Может быть, я ошибаюсь, но мне показалось, что это ее слегка обидело.
Повернувшись к ней спиной, я открыл сумочку и положил пистолет на место. Укладывая пистолет, я заметил, что там еще лежало. Обычные мелочи, пара носовых платков, серебряная косметичка, салфетки, немного мелочи, несколько бумажек по доллару, никаких спичек, сигарет, билетов в театр. В боковом кармашке были ее права и плотный пакет с банкнотами — десять по пятьдесят. Между банкнотами засунута бумажка. Я достал ее, развернул и прочел. Это была аккуратно отпечатанная на машинке, датированная сегодняшним числом расписка на 500 долларов — «платеж по счету».
Похоже, теперь ее никогда не подпишут. Я сунул деньги и расписку в карман. Закрыл сумочку и посмотрел на диван.
Она смотрела в потолок, с лицом опять происходили эти эволюции. Я вышел в спальню и вернулся с пледом.
А потом пошел на кухню — еще выпить.
Доктор Карл Мосс был большой толстый немец с пушистыми усами, круглыми глазами и спокойствием сенбернара. Он положил свою шляпу и сумку на кресло, подошел и с непроницаемым видом стал рассматривать девушку.
— Я доктор Мосс, — сказал он. — Как вы себя чувствуете?
— А вы разве не из полиции? — спросила она.
Он наклонился, пощупал у нее пульс, разогнулся, следя за ее дыханием.
— Где у вас болит, мисс…
— Дэвис, — сказала она. — Мисс Мерл Дэвис.
— Мисс Дэвис.
— У меня ничего не болит, — сказала она, глядя на него с дивана. — Я… я даже не знала, что лежу здесь вот так. Я думала, вы из полиции. Понимаете, я убила человека.
— Ну, это обычная вещь, — сказал он. — Я убивал их дюжинами. — Он не улыбнулся.
Она подняла губу и повела головой — для него.
— Знаете, не надо так делать, — мягко сказал он. — Вы чувствуете напряжение, нервное напряжение и пытаетесь его усилить и драматизировать. Вы можете с этим справиться, если захотите.
— Вы думаете, могу? — прошептала она.
— Если захотите, — сказал он. — Хотя никто вас не заставляет. Мне это все равно. Нигде никаких болей, да?
— Никаких, — она замотала головой.
Он потрепал ее по плечу и вышел на кухню. Я прошел следом за ним. Он сел на подоконник и посмотрел на меня:
— Что это за история?
— Она секретарша моего клиента, миссис Мердок из Пасадены. Эта дама просто скотина. Лет восемь назад к Мерл грубо приставал какой-то мужчина. Не знаю, насколько грубо. Потом — я не хочу сказать сразу, но через какое-то время этот человек выпал или выбросился из окна. С тех пор она не переносит, когда к ней прикасается мужчина, — даже чисто случайно, понимаете?
— Угу, — он продолжал изучать меня своими круглыми глазами. — Она считает, что он выбросился из-за нее?
— Не знаю. Миссис Мердок его вдова. Она второй раз вышла замуж, и второй муж тоже умер. Мерл осталась с ней. Старуха обращается с ней, как плохая мать с дрянным ребенком.
— Понимаю. Регрессив.
— Как это?
— Эмоциональный шок и подсознательная попытка укрыться в детстве. Если миссис Мердок будет ее ругать, но не очень много, то тенденция усилится. Идентификация детского подчинения с детскими защитными реакциями.
Он спокойно усмехнулся, глядя на меня.
— Слушай. У девочки явный невроз. Частично возбужденный, частично самовнушенный, добровольный. Я хочу сказать, что она этим просто наслаждается. Даже если не отдает себе в этом отчета. Но это не самое главное. Что там с убийством?
— Человек по имени Вэнниэр, который живет в Шерман-Оукс. Тут, кажется, был шантаж. Мерл время от времени отвозила ему деньги. Она боялась его. Я его видел. Мерзкий тип. Сегодня днем она была у него и говорит, что убила его.
— Почему?
— Говорит, ей не понравилось, как он на нее смотрел.
— Убила его чем?
— У нее в сумочке был пистолет. Не спрашивайте меня почему. Я не знаю. Но если она его застрелила, то не из этого пистолета. У этого в стволе неподходящий патрон — он бы не выстрелил. Да из него и не стреляли.
— Для меня это слишком сложно, — сказал он. — Я только врач. Что мне с ней делать?
— Кроме того, — сказал я, игнорируя вопрос, — она говорит, что в комнате был включен свет, а было половина шестого чудесного летнего дня. И парень был в пижаме, а в двери торчал ключ. И он не встал, чтобы впустить ее. Он просто сидел и смотрел.
— Вон как, — он кивнул и сунул в рот сигарету, закурил. — Если ты хочешь, чтобы я сказал, действительно ли она думает, что убила его, то ответить тебе я не смогу. Из твоего описания я понимаю, что он мертв. Так?
— Я ведь там не был. Но это, кажется, совершенно ясно.
— Если она считает, что застрелила его, и не притворяется — боже, как эти типы умеют притворяться! — то это означает, что сама мысль об этом была ей не нова. Вероятно, так и было. У нее может быть комплекс вины. Хочет быть наказана, хочет пережить настоящее или выдуманное преступление. Я опять спрашиваю, что мне с ней делать? Она не больна, не лунатичка.
— В Пасадену она не вернется.
— Ага, — он посмотрел на меня с любопытством. — Семья есть?
