также, что сержант Планк явно ему подыграл. Аллейн стал объектом пристального внимания всех присутствующих в «Треске и бутылке» и заодно предметом их размышлений.
Фокс, у которого была железная память на имена, представил всех друг другу, и Аллейн пожал руки по очереди всем присутствующим. Слышалось смущенное покашливание и шарканье. У Боба Мэйстра тоже был свой метод – по праву хозяина заведения он за всех спросил у Аллейна, как там молодой человек, и правда ли, что бедняга попал в неприятности в Сен-Пьер-де-Рош? Аллейн бодро отчитался, что сын потерял равновесие на мокрой пристани, ударился челюстью о железный столб и упал между пристанью и паромом «Островная красавица».
– Все могло быть гораздо хуже, насколько я могу судить, – подытожил он, – если бы не тот парень с парома, Джим Леконт, так ведь его зовут?
Оказалось, что Джим Леконт из Коува, и его имя повлекло за собой пересказ местных сплетен, под умелым руководством Планка перешедший в обсуждение мистера Ферранта, сопровождающееся кивками и понимающими ухмылками, которые означали, что Гил Феррант тот еще удалец и гуляка.
– Хорошо ему, – небрежно заметил Аллейн. – Может во Францию просто так развеяться съездить, я так вот не могу.
Тут же были высказаны разнообразные предположения относительно источника средств Гила Ферранта: богатые тетушки в Бретани, феноменальные выигрыши во французских лотереях, и в целом было отмечено, что посетитель он довольно щедрый.
Разговор о мистере Ферранте, к скрытому негодованию Аллейна, прервал сержант Планк, предположивший, что суперинтенданту приходилось бывать и по другую сторону Ла-Манша. Как от него и ожидалось, в ответ на это Аллейн рассказал пару баек, в том числе и о сенсационном деле, когда с помощью французской полиции в Марселе в ходе погони был арестован маньяк, убивавший детей. Как позже заметил Фокс, рассказ хорошо пошел, но имел нежелательный эффект: местные сплетни больше не обсуждались.
– Вы хотели, как лучше, сержант, – признал Фокс, – однако нить разговора была потеряна. Поток информации прервался.
– Да я сам – источник местных сплетен, мистер Фокс, – возразил сержант Планк. – И расскажу вам все, что вы хотите знать.
– В каком-то смысле да, сержант, но вы недооцениваете один очевидный факт. Как неоднократно подчеркивал старший суперинтендант, наша профессия делает из нас одиночек. Вот живете вы, к примеру, в деревне, дружите с кем-то. Нарушение границ земельных участков, порча имущества, проблемы с соседями – все эти случаи – ваша епархия. Однако стоит произойти чему-то посерьезнее, и вы попадаете в изоляцию. Все сбиваются в стадо как овцы, а вас к себе не принимают. Сначала неприятно, потом привыкаешь.
Фокс чуть-чуть помолчал, давая собеседнику время поразмыслить над услышанным, затем кашлянул и продолжил:
– Именно это и произошло, когда вы сменили тему. Поток сплетен прервался. Чего всем сразу захотелось? Побольше узнать о старшем суперинтенданте. Зачем пожаловал? Связан ли его приезд с гибелью мисс Харкнесс, а если нет, то с чем? А если да, то почему? Вот так на месте расследования и создается неблагоприятная обстановка.
То ли в подтверждение этих высказываний, то ли просто так, но обстановка в «Лезерс» на следующее утро была далека от благоприятной, хоть и создавал ее один только мистер Харкнесс. Прибыв на место в восемь тридцать, Аллейн, Фокс и Планк обнаружили закрытые ставнями окна и пришпиленную к двери записку: «Конюшня закрыта на неопределенное время». Они стучали и звонили, но им никто не открыл.
– Он где-нибудь в задних помещениях, – сказал Планк и повел всех в конюшню.
Сначала им показалось, что там никого нет. Пахло сеном и навозом, вокруг жужжали мухи. По каретному сараю важно расхаживали два голубя, что-то поклевывая, потом птицы взлетели на балки под потолком, откуда бесцеремонно испражнились на крышу поломанной машины. Из дальнего денника высунулась рыжая лошадь. Она закатила глаза, навострила уши и, раздувая ноздри, довольно громко заржала.
– Пойти разбудить мистера Харкнесса, сэр? – предложил Планк.
– Погодите, Планк. Не спешите.
Аллейн подошел к деннику.
– Привет, старушка. Как дела? – Он встал, опершись руками о дверцу, и оглядел кобылу. На ее ноге все еще белела повязка. Лошадь пожевала его ухо бархатными губами.
– Скучно, да? – посочувствовал ей Аллейн и вернулся в каретный сарай мимо пустых денников.
Моток проволоки висел там же, где его в последний раз видел Рики, – на гвозде над кипой пустых мешков. Эта проволока была толще той, которую обычно используют для картин, и, похоже, висела тут давно. На конце мотка виднелся свежий срез, который заметил Рики. Аллейн подозвал Фокса и сержанта. Форменные ботинки Планка громко стучали по двору, он пошел на цыпочках, и стук сменился жутковатым скрипом.
– Смотрите, – пробормотал Аллейн.
– Ага, вижу, – сказал Планк.
Он осматривал проволоку так сосредоточенно, что даже пыхтел от натуги.
– Кажется, подходит.
– Похоже на то, – отозвался Аллейн.
В углу стоял ящик с инструментами, наполненный всякой всячиной. Аллейн взял оттуда кусачки и с необычайным проворством отрезал дюйма три от другого конца мотка.
– Такое вот, сержант Планк, – сказал он, кладя кусачки на место, – мы никогда не должны делать.
– Постараюсь запомнить, сэр, – кротко ответил Планк.
– Похоже, мистер Харкнесс проснулся, – сказал Фокс.
И действительно из дома донесся ужасающий кашель. Аллейн в мгновение ока подскочил к двери, остальные встали за ним. Аллейн постучал в дверь.
В коридоре послышались шаги и неразборчивое ворчанье. В замке повернули ключ, и дверь чуть-чуть приоткрылась. Из щели на них смотрел, моргая, небритый мистер Харкнесс, от которого разило виски.
– Конюшня закрыта, – пробасил он, собираясь захлопнуть дверь, но Аллейн уже поставил ногу на порог.
– Мистер Харкнесс, – сказал он, – прошу прощения за беспокойство. Мы из полиции. Не могли бы вы уделить нам минутку?
Несколько мгновений оба стояли и молчали. Потом мистер Харкнесс распахнул дверь.
– Полиция? А насчет чего? Снова насчет моей несчастной племянницы-грешницы? Господи прости ее, хотя это и было бы неслыханной щедростью с его стороны. Входите. – Он провел посетителей в контору, подал им стулья и, кажется, впервые за все это время заметил сержанта Планка.
– Джоуи Планк, опять ты! Что ж ты не отступишься никак? Что толку? Ее не вернешь. «Мне отмщение. Я воздам, – говорит Господь» [19]. Так что теперь ей воздается там, куда она попала. Кто эти джентльмены?
– Старший суперинтендант, приехал к нам решить кое-какие административные вопросы, мистер Харкнесс, – представил Аллейна Планк. – И любезно предложил помочь с нашим небольшим затруднением.
– Почему вы так по-дурацки выражаетесь?! – раздраженно воскликнул мистер Харкнесс. – Это не небольшое затруднение, это тяжелое прегрешение и муки вечные, и она навлекла их на себя, а я поспособствовал. Простите, – сказал он
