— Вы его нашли?
— Бумажник — да, он пришел с утренней почтой.
— Вас кто-то разыграл?
— Напротив. Мне кажется, все очень серьезно. Мой вор только что звонил мне и сообщил, что ждет меня.
— Я поеду с вами.
— Только до бульвара Гренель. Потом исчезнешь. Он хочет говорить со мной с глазу на глаз.
Они проехали по набережной до моста Бир-Акем, Мегрэ молча смотрел на Сену. Повсюду велись работы, виднелись леса, строительные площадки, как в тот год, когда он впервые приехал в Париж. В сущности, это повторялось каждые десять или пятнадцать лет, всякий раз, когда в Париже становилось слишком тесно.
— Где вас высадить?
— Здесь.
Они остановились на углу улицы Сен-Шарль.
— Подожди меня полчаса. Если я не приду, возвращайся обратно или иди обедать.
Жанвье был весьма заинтригован и с любопытством следил за удаляющимся комиссаром.
Солнце изрядно припекало: жаркие потоки воздуха чередовались с прохладными, воздух еще не успел прогреться и стать по-настоящему весенним.
У двери ресторана маленькая девочка продавала фиалки. Мегрэ издали заметил табачную лавку с вывеской «Метро». Это было ничем не примечательное заведение, одна из табачных, куда заходят купить сигареты, выпить рюмочку за стойкой, ожидая времени свидания.
Он огляделся. По обе стороны зала расставлены десятка два столиков, большинство из них свободны.
Конечно, вчерашнего вора среди сидевших не оказалось; комиссар прошел в глубь зала, уселся у окна и заказал кружку пива.
Он поглядывал на дверь, куда время от времени заходили посетители, но среди них не было того, кого ждал.
Он уж было подумал, не был ли слишком доверчивым, и вдруг увидел на тротуаре знакомый силуэт. Человек не смотрел в его сторону; он влетел в бар и, облокотившись на стойку, попросил:
— Рому…
Он был возбужден. Руки его беспрестанно двигались. Он не осмеливался обернуться и с нетерпением ждал, когда ему принесут ром, словно испытывал настоятельную в этом потребность.
Схватив свою рюмку, сделал знак бармену, чтобы тон не убирал бутылку.
И обернулся в сторону Мегрэ.
Вид у него был такой, словно он хотел извиниться, сказать, что не мог поступить иначе. По-прежнему дрожащими руками отсчитал мелочь и положил ее на прилавок. Потом, наконец, прошел в зал и плюхнулся на стул возле Мегрэ.
— У вас есть сигареты?…
— Нет. Я курю…
— Знаю — трубку. А у меня нет сигарет и не на что их купить.
— Гарсон! Дайте пачку… что вы курите?
— «Голуаз».
— Пачку «Голуаза» и рюмку рома.
— Не нужно рома. Меня от него тошнит.
— Кружку пива?
— Сам не знаю. Я сегодня еще ничего не ел.
— Сэндвич?
— Не сразу… Мне тяжело дышать… Вы не поймете… Он был прилично одет — серые фланелевые брюки и спортивная клетчатая куртка. Как и многие молодые люди, он не носил галстука и был в свитере.
— Не знаю, соответствуете ли вы той легенде, которая создана вокруг вас…
Он не смотрел Мегрэ в лицо, только иногда кидал взгляд украдкой и снова устремлял глаза в пол. Было утомительно следить за непрерывным движением его длинных, тонких пальцев.
— Вы не удивились, когда получили обратно бумажник?
— После тридцати лет работы в полиции перестаешь чему-либо удивляться.
— А когда обнаружили в нем деньги?
— Вы в них очень нуждаетесь, не так ли?
— Да. У меня в кармане было всего лишь десять франков. На эти десять франков я пил. На ваших глазах я истратил последнее. Пить больше не на что.
— Однако вы живете в Париже, — заметил Мегрэ.
— Откуда вы знаете?
— И даже в этом квартале.
Рядом никто не сидел, было тихо, и они могли говорить, не повышая голоса. Слышно было, как то и дело открывалась и закрывалась дверь, покупатели заходили за сигаретами и за спичками.
Человек на мгновение замолчал, как и во время разговора по телефону. Он был бледен, изможден. Чувствовалось, что он пытается угадать ловушку, в которую тот хочет его заманить.
Незнакомец посмотрел на открывшуюся дверь, и комиссар даже подумал, что он сейчас снова сбежит. Похоже, соблазн был велик. В его карих глазах мелькнула какая-то мысль. Потом он протянул руку к кружке и выпил ее залпом, посматривая на своего собеседника оценивающим взглядом.
— Теперь легче? — спросил Мегрэ.
— Еще не знаю.
— Вернемся к бумажнику.
— Зачем?
— Из-за него же вы решились мне позвонить?
— Денег там было недостаточно, прямо скажем.
— Для чего недостаточно?
— Чтобы сбежать… Сбежать — в Бельгию, Испанию… — И снова с недоверчивым видом: — Вы приехали один?
— Я не вожу машину. Мой инспектор привез меня сюда и ждет на углу улицы Сен-Шарль.
Человек поспешно поднял голову.
— Вы установили мою личность?
— В наших досье нет вашей фотографии.
— Значит, не отрицаете, что искали?
— Конечно.
— Зачем?
— Из-за бумажника, а главное — из-за медали.
— Почему вы остановились на углу улицы Сен-Шарль?
— Потому что это в двух шагах отсюда и мы там проезжали.
— Вы не получили никаких донесений? Ничего не произошло на улице Сен-Шарль?
Мегрэ не успевал следить за менявшимся выражением лица своего собеседника. Редко приходилось ему встречать человека столь взволнованного, измученного.
Он боялся. Это очевидно. Но чего?
— Комиссариат ни о чем вам не сообщал?
— Нет.
— Клянетесь?
— Я клянусь только на скамье присяжных. - Незнакомец, казалось, взглядом хотел пронзить комиссара насквозь.
— Как вы думаете, почему я попросил вас прийти?
— Думаю, что я вам нужен. Вы попали в переделку и не знаете, как выпутаться.
— Это не так.
Фраза прозвучала резко, но потом, словно успокоившись, человек поднял голову.
— Я не по своей вине влип в историю и, будь это суд присяжных, не колеблясь, могу поклясться. Я не виновен, вы слышите?
Он осмотрелся. Молодая женщина, глядясь в зеркальце, покрасила губы, посмотрела в окно — видно, ждала кого-то. Двое мужчин средних лет, склонившись над круглым столиком, тихо разговаривали, и из нескольких слов, которые Мегрэ расслышал, он понял, что речь шла о бегах.
— Прежде всего, скажите мне, кто вы и в чем считаете себя невиновным?
— Скоро… Очень скоро вы узнаете. Могу я заказать еще пива? Я сейчас верну вам деньги, если только… Если в ее сумке… То есть… Что я говорю? Можно пива?
— Гарсон! Две кружки!.. И дайте счет.
Молодой человек вытирал лоб довольно чистым носовым платком.
— Вам сколько лет? — спросил комиссар.
— Двадцать пять.
— Давно вы в Париже?
— Здесь я и родился…
— Женаты?
— Был женат. Почему вы об этом спрашиваете?
— Вы не носите обручального кольца.
— Когда я женился, я был недостаточно богат, чтобы купить кольцо.
Он зажег вторую сигарету. Первую он курил, глубоко затягиваясь, и только сейчас почувствовал вкус табака.
— В итоге все меры предосторожности оказались напрасными. Теперь-то уж вы меня припрете к стенке, потому что достаточно насмотрелись на меня и знаете, что я живу в этом квартале. Даже если бы я попытался сбежать…
На губах у него мелькнула горькая, насмешливая улыбка.
— Ваш инспектор с машиной по-прежнему ждет вас на углу улицы Сен-Шарль?
Мегрэ взглянул на электрические часы. Они показывали без трех минут двенадцать.
— Уедет с минуты на минуту. Я просил его подождать полчаса и, если не вернусь — ехать обедать.
— Но вы не успеете, не так ли?
Мегрэ не ответил и, когда его собеседник поднялся, последовал за ним. Они направились в сторону улицы Сен-Шарль, на углу которой высилось новое, современного типа здание. По переходу они пересекли бульвар и прошли еще не более тридцати метров.
Молодой человек остановился посередине тротуара. Открытые ворота вели во двор большого здания, выходящего на бульвар Гренель.
— Вы здесь живете?
Молодой человек казался взволнованным.
— Случалось вам верить человеку, если все улики были против него?
— Случалось.
— Что вы обо мне думаете?
— Вы человек сложный, и я слишком мало знаю, чтобы о вас судить.
— Вы собираетесь меня судить?
— Вы не поняли меня. Скажем так; чтобы составить о вас мнение.
— Я похож на подлеца?
— Конечно, нет.
— А на человека, способного… Впрочем, пойдемте. Лучше сразу с этим покончить.
Он повел комиссара во двор, к левому крылу здания. На первом этаже был виден ряд дверей.
— Они называют это квартирами, — пробормотал молодой человек и вытащил из кармана ключ.
— Я вас очень прошу войти первым… Я войду следом, чего бы мне это ни стоило… Если я потеряю сознание…
Он толкнул лакированную дубовую дверь, которая вела в маленькую прихожую. Справа в открытую дверь можно было разглядеть ванную комнату. Там было не убрано. На кафельном полу валялись полотенца.
