Урсула Борн сидела у стола, уткнувшись лицом в сложенные на коленях руки. Она подняла голову. Глаза ее опухли от слез.
– Урсула Борн… – пробормотал я.
– Нет, – сказал Пуаро, подходя к ней. – Не Урсула Борн, дитя мое, не правда ли? Урсула Пейтен, миссис Ральф Пейтен?
Минуту или две девушка молча смотрела на Пуаро. Потом, окончательно потеряв самообладание, кивнула и зарыдала. Каролина кинулась к ней, обняла, похлопала по плечу.
– Полно, полно, дорогая, – принялась она утешать ее.
– Все будет хорошо. Вот увидите. Все образуется. Несмотря на любопытство и любовь к сплетням, Каролина очень добра. На минуту даже заявление Пуаро было Забыто перед горем девушки. Но вот Урсула выпрямилась, вытерла глаза.
– Как глупо, – пробормотала она.
– Нет, дитя мое, мы понимаем, что пришлось вам перенести за последние дни, – мягко сказал Пуаро.
– И вдруг я узнаю, что вам все известно, – сказала Урсула – Но откуда? От Ральфа? Я пришла из-за этого. – Она вынула измятую газетную вырезку, и я узнал заметку Пуаро.
– Ральф арестован. Значит, все бесполезно. Мне незачем больше скрывать.
– Не всегда можно верить газетам, мадемуазель, – пробормотал Пуаро; у него был пристыженный вид. – Но все-таки вам лучше быть откровенной; нам нужна правда.
Девушка посмотрела на него: она была в нерешительности.
– Вы не доверяете мне, – сказал Пуаро. – И тем не менее вы ко мне пришли – Почему?
– Потому что я не верю… Ральф не мог этого сделать, – прошептала она. – И еще потому, что вы очень умны, и узнаете правду, и еще… Мне кажется, что вы добрый.
– Это правда, – утвердительно закивал головой Пуаро – Слушайте, я искренне верю, что ваш муж невиновен, но дело развивается скверно. Чтобы спасти его, я должен знать все, даже если в результате улики против него увеличатся Словом, расскажите мне все без утайки, все с самого начала, хорошо?
– Надеюсь, вы меня не выпроводите за дверь, – сказала Каролина, устраиваясь в кресле.
– Во-первых, я хочу знать, почему эта девочка разыгрывала из себя горничную?
– Разыгрывала? – переспросил я.
– Конечно. Почему, дитя мое? На пари?
– Чтобы жить, – отрезала Урсула. И начала рассказ, который я изложу здесь своими словами.
Она была седьмым ребенком в семье обедневшего ирландского джентльмена. После смерти отца дочерям пришлось задуматься о куске хлеба. Урсуле не нравилась профессия, единственно доступная для девушки без специального образования, – профессия гувернантки при маленьком ребёнке, а практически няньки, и она решила стать горничной. Старшая ее сестра, которая вышла замуж за капитана Фоллиота, дала ей рекомендацию. (К ней-то я и обращался за справками, и причина ее смущения стала мне теперь ясна.) Но Урсуле было бы неприятно, если бы ее прозвали «барышней-горничной», тем более что поступила она на службу по рекомендации сестры, – ей хотелось доказать, что она на своем месте.
В «Папоротниках», несмотря на некоторую отчужденность, дававшую порой пищу для перемывания косточек, она зарекомендовала себя хорошо – была расторопна, добросовестна, умела.
– Мне нравилась моя работа, – объяснила она. – И притом у меня оставалось много свободного времени.
А потом она встретилась с Ральфом Пейтеном, и между ними завязался роман, завершившийся тайным браком, на который она пошла, в сущности, против воли – Ральф убедил ее, что отчим не разрешит ему жениться на девушке без гроша за душой. Лучше, говорил он, обвенчаться тайно и преподнести отчиму эту новость при более благоприятных обстоятельствах. Так Урсула Борн стала Урсулой Пейтен. Ральф заверял ее, что подыщет себе работу, расплатится с долгами и, получив возможность содержать жену и став независимым от отчима, раскроет тайну.
Но для людей типа Ральфа Пейтена начать новую жизнь легче на словах, чем на деле. Он надеялся, что ему удастся убедить отчима, не подозревавшего о его женитьбе, уплатить его долги и помочь ему снова стать на ноги. Но Экройд, узнав о его долгах, только совсем рассвирепел и наотрез отказался сделать для него хоть что-нибудь. Прошло несколько месяцев, и Ральф получил от отчима предложение прибыть в «Папоротники». Роджер Экройд не стал ходить вокруг да около. Он всегда мечтал о том, чтобы Ральф женился на Флоре, и без обиняков предложил ему этот брак.
И здесь обнаружилась слабохарактерность Ральфа. Как всегда, он пошел по линии наименьшего сопротивления. Ни Флора, ни Ральф не пытались разыгрывать из себя влюбленных. Для каждого из них это была чисто деловая сделка. Роджер Экройд продиктовал свои условия – они их приняли. Флора надеялась обрести независимость, деньги, большую свободу действий. Положение Ральфа, разумеется, было сложнее. Но он был по уши в долгах и решил не упускать свой шанс: его долги будут уплачены, он может начать все сначала. Он был не из тех людей, которые умеют заглядывать далеко вперед, но, по-видимому, у него была смутная надежда, что по истечении какого-то приличного срока его помолвка с Флорой может быть расторгнута. И он, и Флора просили, чтобы помолвку держали пока в секрете. Ральф главным образом хотел скрыть ее от Урсулы, инстинктивно чувствуя, как противен должен быть этот обман такой честной и волевой натуре.
А потом наступил кризис: с обычным для него упрямым самодурством Роджер Экройд решил объявить о помолвке, о чем он сказал только Флоре, и та апатично согласилась. Урсулу это сообщение потрясло. Она вызвала Ральфа на свидание в лес, и часть их разговора услышала моя сестра. Ральф умолял ее сохранить в тайне их брак еще некоторое время. Урсула самым решительным образом отказалась – она собиралась сообщить о нем мистеру Экройду, и как можно скорее. Муж и жена расстались в ссоре.
Урсула сдержала свое слово и в тот же день объяснилась с Роджером Экройдом. Разговор был бурным, хотя у Экройда и собственных забот было по горло. Но его возмутил обман. Его гнев был, скорее, направлен на Ральфа, однако и Урсуле порядком от него досталось. Он считал, что она сознательно «окрутила» приемного сына богатого человека. Оба наговорили друг другу непростительных слов. В тот же вечер Урсула встретилась, как было условлено, с Ральфом в беседке. Он упрекал ее в том, что она погубила его будущее, она его – в лживости. Они расстались. Через полчаса было найдено тело Экройда. С тех пор Урсула не видела Ральфа и не получала от него никаких известий.
Слушая это повествование, я начинал все больше и больше понимать, какими последствиями могли быть чреваты эти события. Останься Экройд в живых, он неминуемо изменил бы завещание. Его смерть была крайне своевременной и для Ральфа, и для Урсулы Пейтен. Неудивительно, что она помалкивала.
– Мадемуазель, – голос Пуаро был так серьезен, что я понял – он полностью отдает себе отчет, на какую опасную почву ступает, – я задам вам вопрос, от которого зависит все. Ответьте правду, только правду, и подумайте хорошенько, чтобы быть точной: когда вы расстались с вашим мужем?
Урсула горько усмехнулась.
– Вы думаете, я не вспоминала про это десятки раз? Я пошла в беседку ровно в половине десятого. По террасе прохаживался майор Блент, и я пошла в обход через кусты. Было примерно тридцать три минуты десятого, когда я пришла в беседку. Ральф уже ждал меня. Я пробыла с ним не больше десяти минут; когда я вернулась в дом, было без четверти десять.
Я понял, почему она так настойчиво расспрашивала меня в тот день. Если бы оказалось, что Экройд был убит раньше, до без четверти десять! Очевидно, та же мысль заставила Пуаро задать следующий вопрос:
– Кто первым ушел из беседки?
– Я.
– А Ральф оставался там?
– Да, но не думаете же вы?..
– Мадемуазель, что я думаю, не имеет значения. Что вы сделали, вернувшись в дом?
– Прошла в свою комнату.
– И долго там оставались?
– До десяти часов.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
– Подтвердить? Что я была у себя? Нет… А… понимаю, могут подумать… могут подумать…
В ее глазах мелькнул ужас. Пуаро закончил за нее:
– Что вы вошли через окно террасы и убили мистера Экройда? Да, это могут подумать. Могут.
– Разве только идиоты! – негодующе воскликнула Каролина.
– Ужасно! – Урсула закрыла лицо руками. – Ужасно!..
– Успокойтесь, дорогая! – воскликнула Каролина. – Месье Пуаро сказал это несерьезно. А ваш муж – я с ним еще поговорю! Бежать так трусливо, бросив вас на произвол судьбы!
– Нет! – энергично запротестовала Урсула.
– Ральф не бежал бы, чтобы спасти себя. Я теперь все понимаю. Он тоже мог подумать, что я убила его отчима.
– Ну нет, – возразила Каролина. – Он не мог подумать такое.
– Я была с ним так жестка и холодна в тот вечер. Не хотела его слушать, не хотела верить, что он меня любит. Говорила ему злые, жестокие слова – первое, что приходило в голову. Я так старалась ударить его побольнее!
