– Да, сэр. Доктор Лорд сказал сегодня, что это была не его машина, – но это была точно его машина, сэр.
– Вы уверены?
– Да, сэр. Я по номеру ее узнал – эм, эс, эс, два, ноль, два, два. Одни двойки. Этот номер вся деревня знает. Мы даже прозвали его машину «мисс Два-два»!
В глазах Пуаро мелькнула лукавая усмешка.
– Но доктор Лорд утверждает, что в то утро находился в Уитенбери.
– Да, сэр, – с несчастным видом сказал Хорлик. – Я слышал, как он это говорил. Но машина-то была его, сэр… Могу поклясться!
– Благодарю вас, Хорлик, – мягко проговорил Пуаро, – возможно, вам еще придется это сделать…
Было ли в зале суда слишком жарко? Или слишком холодно? Этого Элинор Карлайл понять не могла. Ее то бросало в жар, то начинал бить озноб.
Она не слышала окончания речи обвинителя, целиком погрузившись в прошлое… перед ней вновь неспешной чередой проплыли все события, начиная с того дня, когда пришло то проклятое письмо, и до того момента, когда гладко выбритый полицейский офицер, отвратительно четко выговаривая каждое слово, произнес:
«Вы Элинор Кэтрин Карлайл? У меня имеется ордер на ваш арест по обвинению в убийстве Мэри Джерард посредством отравления, совершенном двадцать седьмого июля сего года. Обязан вас предупредить: все сказанное вами будет зафиксировано в протоколе и может быть использовано в качестве доказательства во время судебного разбирательства».
Как пугающе быстро он все это отчеканил, ни разу не запнувшись… Она тогда сразу почувствовала, что попала в отлаженную, хорошо смазанную машину – бесчеловечную, бесстрастную.
И вот теперь она была здесь, на скамье подсудимых, выставленная на всеобщее обозрение, и сотни глаз, устремленных на нее, наслаждались этим зрелищем, и в них светилось торжество.
Только присяжные заседатели не смотрели на нее. Наоборот, старательно отводили глаза в сторону, и вид у них был смущенный… «Это потому, что… уже скоро… они уже знают, какой вынесут приговор…» – думала Элинор.
Свидетельские показания дает доктор Лорд. Неужели это тот самый Питер Лорд, веснушчатый, энергичный молодой врач, который был по отношению к ней таким добрым и дружелюбным там, в Хантербери? Сейчас он держался с безупречной официальностью. Истинный профессионал. Его ответы звучали размеренно и монотонно: его вызвали по телефону в Хантербери-холл слишком поздно – уже ничего нельзя было сделать; Мэри Джерард скончалась через несколько минут после его прибытия; смерть последовала в результате отравления морфином. Случай крайне нетипичный – скоротечная форма.
Сэр Эдвин Балмер поднялся, чтобы приступить к перекрестному допросу.
– Вы были лечащим врачом покойной миссис Уэлман?
– Да.
– Во время ваших посещений Хантербери в июне текущего года приходилось ли вам видеть вместе обвиняемую и Мэри Джерард?
– Несколько раз.
– Что вы можете сказать об отношении обвиняемой к Мэри Джерард?
– Оно было в высшей степени любезным, и любезность эта была вполне искренней.
С чуть пренебрежительной улыбкой сэр Эдвин Балмер спросил:
– И вы ни разу не замечали каких-либо признаков ненависти, вызванной ревностью, о которой мы здесь так много слышали?
– Нет, – твердо ответил Питер Лорд.
«Но ведь он замечал… он видел, – думала Элинор, – он солгал ради меня. Хотя все понимал…»
Питера Лорда сменил полицейский врач. Его показания заняли больше времени и были более подробными. Смерть наступила в результате отравления морфином, скоротечная форма… Не мог бы доктор уточнить, что означает этот термин? Ну конечно… Он с видимым удовольствием дал пояснения: смерть в результате отравления морфином может наступать по-разному. Чаще всего морфин вызывает сильное возбуждение, за которым следует сонливость и гипнотическое состояние, при этом зрачки суживаются. Реже встречается «скоротечная» форма, как ее называют французы. В этих случаях человек погружается в глубокий сон, вслед за которым очень быстро – примерно через десять минут – наступает смерть; зрачки при этом обычно бывают расширены…
В заседании суда был сделан перерыв, потом слушание дела возобновилось. Несколько часов длились показания судебно-медицинского эксперта.
Доктор Алан Гарсиа, известный специалист по судебной медицине, сыпал научными терминами и со вкусом повествовал о содержимом желудка: хлеб, рыбный паштет, чай, морфин. Далее следовала очередная порция научных терминов и цифр, преимущественно десятичные дроби… Доза, принятая покойной, предположительно составляла около четырех гран[32]. Смертельная доза не превышает одного грана. Снова поднялся корректнейший сэр Эдвин.
– Я хотел бы получить полную ясность. Вы не обнаружили в желудке ничего, кроме хлеба, масла, рыбного паштета, чая и морфина? Так не было никаких других пищевых продуктов?
– Никаких.
– Это означает, что покойная довольно продолжительное время не ела ничего, кроме сандвичей и чая?
– Именно так.
– Удалось ли вам установить, в какую конкретную субстанцию был введен морфин?
– Не вполне понял ваш вопрос.
– Сейчас уточню. Морфин мог быть введен в рыбный паштет, или в хлеб, или в масло, намазанное на хлеб, или в чай, или в молоко, которое добавляли в чай?
– Разумеется.
– Есть ли какие-либо доказательства того, что морфин содержался именно в рыбном паштете, а не в прочих продуктах?
– Нет.
– Фактически морфин мог быть также принят отдельно, иначе говоря, вне зависимости от прочих ингредиентов. Его можно было бы просто проглотить в виде таблетки?
– Да, разумеется.
Сэр Эдвин сел.
Перекрестный допрос продолжил сэр Самьюэл Эттенбери.
– Тем не менее вы полагаете, что, независимо от способа введения морфина, он был принят одновременно с другими продуктами и напитками?
– Да.
– Благодарю вас.
Инспектор Брилл скороговоркой отбарабанил присягу. Он стоял навытяжку, суровый и невозмутимый, с привычной четкостью излагая свои показания.
– Был вызван в дом… Обвиняемая сказала: «Это, вероятно, отравление недоброкачественным рыбным паштетом»… произвел обыск… одна баночка из-под рыбного паштета, вымытая, стояла на сушилке в буфетной… другая наполовину заполненная… продолжил обыск кухни…
– Что именно вы нашли?
– В щели позади стола, между досками пола, я нашел маленький клочок бумаги.
Клочок был передан для осмотра присяжным.
– Как, по-вашему, что это?
– Обрывок этикетки… такие наклеиваются на стеклянные трубочки с морфином.
Неторопливо поднимается адвокат.
– Вы обнаружили этот клочок в щели на полу?
– Да.
– Это обрывок этикетки?
– Да.
– Удалось ли вам найти остальную часть этикетки?
– Нет.
– Не нашли ли вы какой-нибудь стеклянной трубочки или бутылочки, на которой могла быть наклеена эта этикетка?
– Нет.
– Как выглядел этот обрывок, когда вы его нашли? Он был чистым или грязным?
– Он был совершенно свежий.
– Что вы имеете в виду, говоря «совершенно свежий»?
– На нем было немного пыли, края были необтрепаны, и бумага совсем не пожелтела.
– Не мог ли он находиться там продолжительное время?
– Нет, он попал туда совсем недавно.
– Значит, вы считаете, что он попал туда в тот самый день, когда вы его обнаружили, а не раньше?
– Да.
Сэр Эдвин, ворча, опустился на место.
На свидетельском месте – сестра Хопкинс. Ее красное лицо дышит самодовольством.
«…Все равно, – думала Элинор, – эта назойливая Хопкинс не наводит такого ужаса, как инспектор Брилл». Именно отсутствие у инспектора каких-либо эмоций заставляло ее буквально цепенеть от страха. Так явственно ощущалось, что он часть гигантской машины! А у сестры Хопкинс нет-нет да и прорывались какие-то чувства, пристрастия.
– Ваше имя Джесси Хопкинс?
– Да.
– Вы районная медицинская сестра[33] и проживаете по адресу Роуз-Коттедж, Хантербери?
– Да.
– Где вы находились двадцать восьмого июня нынешнего года?
– Я была в Хантербери-холле.
– Вы были приглашены туда?
– Да. У миссис Уэлман случился удар… второй. Я пришла помочь сестре О’Брайен, пока не найдут вторую сиделку.
– Вы брали с собой чемоданчик с лекарствами?
– Да.
– Расскажите присяжным заседателям, что именно в нем находилось.
– Бинты и прочие перевязочные материалы, шприц для инъекций и некоторые лекарства, в том числе трубочка с гидрохлоридом морфина.
– С какой целью вы взяли с собой морфин?
– Одной из пациенток в деревне прописаны инъекции, которые нужно делать утром и вечером.
– Сколько морфина было в трубочке?
– Двадцать таблеток, в каждой из которых по полграна гидрохлорида морфина.
– Где находился ваш чемоданчик?
– Я оставила его в холле.
