— Восемь.
— Ну, восемь. И вам, мадам, будет весьма нелегко быстро собрать такую сумму?
— Я просто не в состоянии, просто не в состоянии собрать… Я и так уже в долгах. Я не знаю, что мне делать…
— Успокойтесь, мадам. Я пришел вам помочь.
Она изумленно уставилась на него:
— Откуда вам все это известно?
— Очень просто, мадам, ведь я — Эркюль Пуаро. Eh bien, не бойтесь, доверьтесь мне. С мистером Робинсоном я сам буду иметь дело.
— Ну да, — проговорила Сисели с сарказмом — и сколько за это попросите вы?
Пуаро наклонился в ее сторону:
— Я попрошу у вас всего лишь фотографию с автографом, фотографию прекрасной леди…
Она воскликнула:
— О боже, я не знаю, что мне делать… Мои нервы… Я схожу с ума.
— Нет, нет, все в порядке. Доверьтесь Эркюлю Пуаро. Только, мадам, мне нужно знать правду — всю правду, — не пытайтесь что-нибудь скрыть, это в ваших же интересах.
— И вы поможете мне выпутаться из этой истории?
— Я клянусь вам самым торжественным образом, что вы никогда больше не услышите о мистере Робинсоне.
— Хорошо, — сдалась она. — Я все вам расскажу.
— Отлично. В таком случае признавайтесь — вы занимали деньги у Жизели?
Леди Хорбери кивнула.
— Когда это произошло? Я имею в виду, когда это началось?
— Полтора года назад. Я оказалась в затруднительном положении.
— Проигрались?
— Да. Мне ужасно не везло.
— И она одолжила столько денег, сколько вам требовалось?
— Не сразу. Для начала небольшую сумму.
— Кто направил вас к ней?
— Раймонд… мистер Барраклу сказал мне, что, по слухам, она одалживает деньги женщинам из высшего света.
— Но позднее она ссудила вам больше?
— Да, столько, сколько мне было нужно. Тогда мне это показалось просто чудом.
— Это было фирменное чудо мадам Жизели, — сухо сказал Пуаро. — Я полагаю, что к тому времени вы и мистер Барраклу уже стали… э-э… друзьями?
— Да.
— Но вы очень беспокоились, как бы вашему мужу не стало что-нибудь известно?
Сисели сердито воскликнула:
— Стивен — старомодный педант. Я ему надоела. Он хочет жениться на другой и стал подумывать о разводе.
— А вы не хотели развода?
— Нет. Я… я…
— Вам нравилось ваше положение, и еще вас вполне устраивало довольно богатое содержание. Именно так. Les femmes[39] должны, естественно, о себе заботиться. Итак, продолжим… Тут вдруг возник вопрос об уплате долга?
— Да, и я… я не смогла вернуть деньги. И тогда старая ведьма стала угрожать. Ей все было известно о нас с Раймондом. Она разнюхала и места, и даты — я не могу понять, каким образом.
— У нее были собственные методы, — сухо сказал Пуаро. — И она грозилась, я полагаю, предоставить все доказательства лорду Хорбери?
— Да, если я не заплачу.
— А вы не могли заплатить?
— Нет.
— Так что ее смерть была для вас как нельзя более кстати?
Сисели Хорбери ответила совершенно серьезно:
— Это показалось мне чудом, просто чудом!
— Ага, вот именно — просто чудом. Но, вероятно, это заставило вас немножко понервничать?
— Понервничать?
— Ну, в конце концов, мадам, только у вас во всем самолете был мотив для убийства.
Она судорожно вздохнула:
— Да, верно. Это было ужасно. Я была просто потрясена этим.
— Особенно после того, как накануне вечером вы встречались с ней в Париже и у вас произошло нечто вроде сцены?
— Старая ведьма! Она не уступила ни на йоту. По-моему, она испытывала от всего этого подлинное удовольствие. О, это была такая продувная бестия! Когда я уходила от нее, я была как выжатый лимон!
— И все же вы сказали на коронерском следствии, что никогда раньше не видели эту женщину?
— Ну конечно, а что еще я могла сказать?
Пуаро задумчиво посмотрел на нее:
— И в самом деле, вы, мадам, ничего другого сказать не могли.
— Это было просто ужасно — сплошная ложь, ложь, ложь. Этот мерзкий инспектор приходил сюда снова и снова и изводил меня своими вопросами. Но я чувствовала себя в полной безопасности. Я же видела, что он всего лишь пытается хоть что-нибудь разнюхать. Ему ничего не было известно.
— Если уж строишь догадки, нужно иметь определенные гарантии.
— Кроме того, — продолжала Сисели, — мне казалось, что если бы что-нибудь могло стать известно, то оно сразу стало бы известно. Я чувствовала себя в безопасности, пока не получила вчера это ужасное письмо.
— И вы все это время не боялись?
— Ну конечно же боялась!
— Но чего именно? Разоблачения или ареста по подозрению в убийстве?
Она побледнела.
— Убийство… но я не… но не думаете же вы, что это сделала я. Я не убивала ее! Я не убивала!
— Но вы желали ей смерти…
— Да, но я не убивала ее… О, вы должны мне поверить, вы должны. Я даже не вставала со своего места. Я…
Она осеклась. Ее прекрасные голубые глаза смотрели на него с мольбой.
Эркюль Пуаро ободряюще кивнул ей:
— Я верю вам, мадам, по двум причинам: первое — потому что вы женщина, и второе — из-за осы.
Она в изумлении уставилась на него:
— Осы?
— Именно. Я вижу, что вам это ни о чем не говорит. Тогда позвольте вернуться к обсуждавшемуся вопросу. Я договорюсь с этим мистером Робинсоном. Я даю вам слово, что вы никогда больше не увидите его и не услышите о нем. Как у вас говорится, я поубавлю ему… резвости? Нет, как это слово… прыти! В свою очередь за оказанные вам услуги я потребую ответа на два маленьких вопроса. Находился ли мистер Барраклу в Париже за день до убийства?
— Да, мы обедали вместе. Но он думал, что будет лучше, если на встречу с этой женщиной я пойду одна.
— А, в самом деле? И еще один вопрос, мадам. Ваше сценическое имя до того, как вы вышли замуж, было Сисели Бленд. Это было ваше настоящее имя?
— Нет, мое настоящее имя было Марта Джебб. А то, другое…
— …Просто лучше подходило к вашей профессии. А родом вы откуда?
— Из Донкастера. Но почему…
— Из чистого любопытства. Прошу меня извинить. А теперь, леди Хорбери, позволите ли вы мне дать вам совет? Почему бы вам не договориться с мужем и не пойти на развод по взаимному согласию, без излишнего шума?
— И позволить ему жениться на этой женщине?
— И позволить ему жениться на этой женщине. У вас великодушное сердце, мадам, и кроме того, вы были бы в безопасности, о, в полной безопасности… и ваш муж выплачивал бы вам содержание.
— Весьма скромное.
— Eh bien, когда вы станете свободны, вы сможете выйти замуж за миллионера.
— В наше время их уже нет.
— Ах, не верьте этому, мадам. У кого было три миллиона, у того, возможно, осталось сейчас только два — eh bien, этого все же вполне достаточно.
Сисели рассмеялась.
— Вы умеете убеждать, мсье Пуаро. А вы в самом деле уверены, что этот ужасный человек никогда больше не потревожит меня?
— Слово Эркюля Пуаро, — торжественно проговорил тот.
Инспектор Джэпп, бодро шагавший вверх по Харли-стрит, остановился у одной из дверей.
Войдя, он спросил, принимает ли доктор Брайант.
— Вы назначены на прием, сэр?
— Нет, но позвольте, я напишу ему несколько слов. На визитной карточке он написал:
«Я был бы весьма вам обязан, если бы вы смогли уделить мне несколько минут. Я не задержу вас надолго».
Он вложил карточку в конверт и вручил его швейцару.
Его провели в приемную. Там сидели две женщины и мужчина. Джэпп уселся тоже и принялся листать старый номер «Панча».
Швейцар вновь появился и, пройдя через всю комнату к Джэппу, сказал, понизив голос:
— Если вы не возражаете, сэр, вам придется немного подождать, доктор примет вас, но у него сегодня выдалось очень напряженное утро.
Джэпп кивнул. Он не возражал — собственно говоря, его это вполне устраивало. Женщины разговорились. Было совершенно очевидно, что они самого высокого мнения о квалификации доктора Брайанта. Вошли еще пациенты. Доктор Брайант был явно преуспевающим врачом.
«Да он деньги просто лопатой гребет, — подумал Джэпп. — Вот у него, похоже, нет никакой необходимости брать в долг, но, конечно, он мог взять взаймы очень давно. Как бы то ни было, у него процветающая практика, и даже намек на скандал может привести его к полному краху. Это самое неприятное в профессии врача».
Через четверть часа вновь появился швейцар и сказал:
— Сейчас доктор примет вас, сэр.
Джэппа провели в кабинет — комнату с большим окном, выходившим в противоположную от Харли-стрит сторону. Доктор сидел за столом. Он встал и пожал руку инспектору.
Его лицо с тонкими чертами казалось утомленным, но похоже было, что визит инспектора его не смутил.
— Чем могу быть полезен, инспектор? — спросил он, усевшись на свое место и показав жестом на стул напротив.
