Обойдя вокруг стола, я уселся в персональное кресло О’Хары, придвинул к себе телефон и попросил соединить меня с мистером Ниро Вульфом. Голос в трубке поинтересовался моим именем, и я представился.
И тут у нас на глазах разыгралась комедия. После того как я прождал целых две минуты, раздался стук в дверь. О’Хара крикнул, чтобы входили. Дверь широко распахнулась, и вошли двое с пушками в руках, суровые и настороженные. Когда они увидели, кто находится в комнате, то замерли на месте с глупым видом.
– Что вам нужно? – рявкнул О’Хара.
– Телефон, – проблеял один. – Гудвин. Мы не знали…
– Ради бога! – взорвался Пэрли. – Разве меня здесь нет? – Это было вопиющее нарушение дисциплины, да еще в присутствии начальников.
Они столкнулись на пороге, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь. Пожалуй, меня нельзя винить за то, что я снова от души расхохотался. Однако есть предел даже терпению помощника комиссара, поэтому я замолчал и сидел смирно, пока в трубке не зазвучал голос, который я знал лучше любого другого голоса на земле.
– Это Арчи, – произнес я.
– Где ты? – Голос был ледяным от ярости, но она относилась не ко мне.
– Я в офисе О’Хары, за его письменным столом. Умираю с голоду. Здесь со мной О’Хара, Кремер и сержант Стеббинс. Справедливости ради надо сказать, Кремер и Пэрли не виновны. Этот идиотский спектакль – представление одного актера, О’Хары. Он полностью осознал свою ошибку и приносит искренние извинения. Ордер на мой арест остался в прошлом. Письмо, касающееся мисс Вэнс, у меня в кармане. Я не давал никаких показаний. Я волен идти куда угодно, в том числе домой. О’Хара просит в качестве личной услуги, чтобы вы отозвали объявление, которое передали на радио. Это можно сделать?
– Можно, если я так решу. Это было организовано через мистера Ричардса из Федеральной радиовещательной компании.
– Так я и подозревал. Вы бы видели лицо О’Хары, когда он узнал эту новость. Если вы решите – а все мы на это надеемся, – то отзовите заявление, и через двадцать минут я буду дома. Скажите Фрицу, что я чертовски голоден.
– Мистер О’Хара – болван. Передай ему, что я так сказал. Я временно отзову объявление, но выставлю некоторые условия. Оставайся там. Я скоро тебе перезвоню.
Я повесил трубку, откинулся на спинку кресла и усмехнулся, глядя на три вопрошающих лица.
– Он перезвонит. Полагает, что может временно отозвать заявление, но намерен выдвинуть дополнительные условия. – Я остановил свой взгляд на О’Харе: – Он просил передать, что назвал вас болваном, но я думаю, тактичнее было бы не упоминать об этом, так что я не буду.
– В один прекрасный день, – прошипел О’Хара, – он допрыгается.
Все они сели и начали обмениваться комментариями. Я не слушал, потому что мои мысли были заняты другим. Я воздал должное Вульфу за ловкое и своевременное вмешательство и признал, что оно дало желаемые результаты, но что дальше? Действительно ли у него что-то есть, а если так, то много ли? Лучше бы это было что-то стоящее. Кремер и Стеббинс не готовы обменяться с нами рукопожатиями над трупами.
Что же касается О’Хары, то я от души надеялся, что, перезвонив, Вульф не попросит меня хлопнуть помощника комиссара по спине и сказать, что просто пошутил – ну не смешно ли?
В целом перспектива рисовалась мне такой мрачной, что когда зазвонил телефон и я снял трубку, то захотел оказаться где-нибудь в другом месте.
Вульф спросил, там ли они еще, и я ответил утвердительно. Он попросил передать им, что объявление отложено и не прозвучит в десятичасовых новостях. Я так и сделал. Затем он потребовал у меня отчета о событиях этого дня.
– Сейчас? – уточнил я. – По телефону?
– Да, – ответил он. – Кратко, но включая все важные детали. Если нужно устранить какое-то противоречие, я должен это знать.
Хоть я и не мог отделаться от подозрения, что меня заставляют подыгрывать немыслимому блефу, ситуацией наслаждался от души. Развалился в кресле О’Хары, за его письменным столом, в его кабинете и давал Вульфу подробный отчет об убийстве, свидетелем которого был, и о полицейской операции, в которой помогал, а эти три субчика должны были просто сидеть и слушать. Я действительно наслаждался.
Время от времени Вульф прерывал меня вопросом, а когда я закончил, попросил заполнить несколько пробелов. Потом он начал давать мне инструкции, и, выслушивая их, я убеждался, что если это блеф, то Вульф, по крайней мере, не собирается бросить меня во вражеском стане, предоставив выбираться оттуда самому. Я попросил его повторить, чтобы убедиться, что понял все правильно. Он повторил.
– О’кей, – сказал я. – Так передайте Фрицу, что у меня живот от голода подвело. – Я повесил трубку и повернулся лицом к троим в креслах: – Простите, что получилось так долго. Он платит мне жалованье. Что же я мог поделать? Как я вам сказал, объявление отложено. Он готов совсем его отозвать, но это зависит от обстоятельств. Вульф полагает целесообразным, чтобы инспектор Кремер и сержант Стеббинс помогли нам закончить дело. И он был бы признателен, если бы для начала вы доставили в его кабинет восемь человек, как можно скорее. Ему нужны те пятеро, что были в квартире Фрейзер сегодня, – исключая эту девчонку, Нэнсили, и Кору. Ему также нужен Саварезе. А еще Андерсон, президент компании «Хай-Спот», и Оуэн, специалист по связям с общественностью. Все, чего он хочет от вас, это чтобы вы доставили их туда и присутствовали при том, что последует дальше, но при условии, что он сам будет вести шоу. Как он сказал, вы должны быть готовы в конце арестовать и увести убийцу. Вот тогда заявление, которое он передал на радио, будет окончательно снято. Вы сможете сами выступить в эфире. – Я поднялся и направился к креслу возле двери, чтобы взять пальто и шляпу, но по дороге обернулся: – Уже одиннадцатый час, и если шоу состоится, я не собираюсь участвовать в нем на голодный желудок. Даже если он замышляет всего лишь игру в жмурки, в чем я сомневаюсь, по мне, оно того стоит. Орчард умер двадцать пять дней назад. Бьюла Пул – девять дней назад. Мисс Коппел – девять часов назад. Ваш отчет уместился бы на почтовой марке. – Я взялся за дверную ручку. – Так как насчет содействия? Хотите помочь?
Кремер проворчал в ответ:
– Почему Андерсон и Оуэн? На кой они ему сдались?
– Понятия не имею. Но конечно, он любит импозантных зрителей.
– Может быть, нам не удастся их привезти.
– Но почему бы вам не попытаться? Вы же инспектор, а убийство – тяжкое уголовное преступление.
– На это, возможно, уйдет несколько часов.
– Да, похоже, что вечеринка затянется на всю ночь. Но если я способен это выдержать, то и вы тоже, не говоря уже о мистере Вульфе. Итак, до встречи. – Я открыл дверь и сделал шаг, но обернулся снова: – О, совсем забыл. Он же просил меня сообщить вам, что это анонимное письмо об Элинор Вэнс просто самодельная наживка, которую мы так и не использовали. Я сам напечатал его утром. Если сегодня вечером у вас будет шанс, можете взять образец шрифта моей машинки и сравнить.
О’Хара яростно пролаял:
– Так какого черта вы этого не сказали?
– Мне не понравился тон, которым вы меня спрашивали, помощник комиссара. Я знаю только одного человека, который более щепетилен, чем я. Это Ниро Вульф.
Ничего удивительного, что Кремер доставил всю компанию. Конечно, ни одного из этих людей не удалось бы вызвать из дома ночью в кабинет Ниро Вульфа или в любое другое место, не предъявив им обвинения. Но никого не потребовалось долго убеждать, раз уж они попали в такой переплет. Все были на месте задолго до полуночи.
Вульф оставался в своей комнате до прибытия этой публики. Я думал, что он задаст мне какие-то вопросы, пока я буду уплетать подогретые отбивные, но вопросов не последовало. Если ему и требовалось что-нибудь, он уже получил это без моей помощи. Он позаботился о том, чтобы мясо для меня было горячим, а салат хрустящим, а затем поднялся по лестнице.
Когда все собрались, атмосфера, естественно, воцарилась невеселая, но ощущалось не столько напряжение, сколько уныние. Они были просто убиты. Как только Элинор Вэнс уселась в кресло, она оперлась локтями о колени, уткнула подбородок в ладони, да так и сидела. Талли Стронг сложил руки на груди, понурил голову и прикрыл глаза. Маделин Фрейзер застыла в красном кожаном кресле, куда я ее усадил до прибытия президента Андерсона. Она переводила взгляд с одного из присутствующих на другого, но создавалось впечатление, что ей все равно, на что смотреть.
Билл Медоуз, сидевший возле Элинор Вэнс, откинулся в кресле, заложив руки за голову, и созерцал потолок. У Ната Трауба был тот еще вид: галстук сбился на сторону, волосы всклокочены, глаза налиты кровью. Растительность у него на лице из тех, что надо брить два раза в день, а он этого не сделал. Он так извелся, что не мог усидеть на месте, но когда вскочил, легче ему не стало, и он снова присел. Однако я считал, что у него есть для этого все основания. Человек отравился конфетой из коробочки «Мелтетт», доставленной им, и легко было представить реакцию на это его клиента.
