— Отлично, считайте, что мы договорились. По пути я вам объясню ваши обязанности.
Пуаро и его новая секретарша не полетели на самолете, чему Джейн втайне очень обрадовалась. Она до сих пор еще не вполне оправилась от потрясения, вызванного последним полетом. Она не хотела, чтобы ей хоть что-нибудь вновь напомнило о той фигуре в черном, мешковато осевшей в кресле…
Из Кале в Париж они ехали в отдельном купе, и Пуаро поделился с Джейн своими планами.
— В Париже я должен повидать несколько человек. Во-первых, нотариуса — мэтра Тибо. Кроме того, мсье Фурнье из Сюртэ он порядочный меланхолик, но настоящий джентльмен. И еще мне нужно встретиться с мсье Дюпоном-отцом и мсье Дюпоном-сыном. Так что, мадемуазель Джейн, пока я буду беседовать с отцом, вам придется заняться сыном. Вы очень обаятельная и привлекательная девушка, так что, я полагаю, мсье Дюпон запомнил вас еще во время коронерского следствия.
— Я с ним встретилась как-то уже после этого, — сказала Джейн, слегка покраснев.
— В самом деле? И каким образом это произошло? Джейн, еще больше покраснев, рассказала, как они встретились в «Корнер-Хаусе».
— Отлично. Все складывается как нельзя лучше. О, это просто превосходная мысль пришла мне в голову — взять вас с собой в Париж. Теперь слушайте внимательно, мадемуазель Джейн. По мере возможности старайтесь не обсуждать дело Жизели, но не избегайте разговора, если Жан Дюпон сам затронет эту тему. Было бы неплохо, если бы вы, не говоря об этом прямо, дали бы понять, что в преступлении подозревается леди Хорбери. Вы можете сказать, что цель моего приезда в Париж — посоветоваться с мсье Фурнье и выяснить, какие конкретно дела могли быть у леди Хорбери с покойной.
— Несчастная леди Хорбери — вы используете ее как ширму!
— Она не принадлежит к тому типу женщин, которые вызывают у меня симпатию, — eh bien, пусть от нее будет хоть какая-то польза.
Джейн, несколько помедлив, спросила:
— Но вы ведь не подозреваете в убийстве мсье Дюпона-младшего?
— Нет, нет, нет, мне нужна только кое-какая информация. — Он пристально посмотрел на нее. — Этот молодой человек… э-э… симпатичен вам? II est sex appeal?
Джейн рассмешил этот вопрос.
— Нет, я бы так не сказала. Он очень наивный, но довольно милый.
— Так вы, значит, считаете, что он очень наивный?
— Но он и в самом деле наивный. Я думаю, это потому, что он живет прекрасной, хотя немного и не от мира сего, жизнью.
— Это верно, — согласился Пуаро. — Он, например, никогда не имел дела с чужими зубами. Его иллюзии не рассеивались в прах при виде кумира публики, трясущегося от страха в кресле дантиста.
Джейн рассмеялась.
— Я не думаю, что Норману хоть раз удалось заманить к себе какую-нибудь знаменитость в качестве пациента.
— Да и все равно это были бы пустые хлопоты, раз он собирается уезжать в Канаду.
— Теперь он поговаривает о Новой Зеландии, Он считает, что тамошний климат мне понравится больше.
— Все равно он патриот. Он остается верен Британскому Содружеству.
— Я все еще надеюсь, — сказала Джейн, — что в этом не будет необходимости.
И она со значением посмотрела на Пуаро.
— Вы намекаете, что все ваши надежда на папашу Пуаро? Ну что ж, я сделаю все, что смогу, — это я вам обещаю. Но у меня есть подозрение, мадемуазель, что некая персона не попала пока в центр нашего внимания… не сыграла еще свою главную роль… — Он нахмурился и покачал головой. — В этом деле, мадемуазель, есть неизвестный фактор. Все на это указывает…
Через два дня после приезда в Париж мсье Эркюль Пуаро и его секретарша обедали в небольшом ресторанчике вместе с Дюпонами — отцом и сыном, которых пригласил Пуаро.
Джейн нашла, что старший мсье Дюпон столь же мил, как и его сын, но у нее не было возможности переброситься с ним даже парой слов: с самого начала им всецело завладел Пуаро. Джейн общалась только с Жаном и обнаружила, что ей с ним так же легко, как и в Лондоне. Ей по-прежнему нравилось его мальчишеское поведение. Он остался все тем же наивным, дружелюбным парнем.
Но даже когда она от души смеялась и болтала с ним о всяких пустяках, то все равно была настороже и внимательно прислушивалась к обрывкам разговора старших. Она недоумевала, какая же информация нужна была Пуаро. Насколько она могла расслышать, разговор об убийстве ни разу даже и не зашел. Пуаро упорно расспрашивал своего собеседника о древнем мире. Его интерес к археологическим раскопкам в Персии казался глубоким и искренним. Мсье Дюпон был необычайно доволен проведенным вечером. Редко ему доводилось беседовать с таким умным и заинтересованным слушателем.
Было не совсем ясно, кто именно предложил, чтобы молодые люди сходили в кино, но когда они ушли, Пуаро придвинул свой стул поближе к столу и проявил еще более конкретный интерес к археологическим раскопкам.
— Я понимаю, — сказал он, — в наши тяжелые с финансовой точки зрения дни очень трудно собрать необходимые денежные средства. Вы принимаете частные пожертвования?
Мсье Дюпон рассмеялся:
— Дорогой мой друг, да мы на коленях их выпрашиваем! Но вот именно наши раскопки не вызывают интереса у широкой публики. Им нужны потрясающие результаты! Больше всего им нравится золото — золото в огромных количествах! Просто поразительно, насколько мало интересует среднего человека керамика. Керамика… да всю историю человечества можно выразить в терминах керамики. Рисунок… текстура…
Мсье Дюпон совершенно оторвался от реальности. Он умолял Пуаро, чтобы тот не позволил ввести себя в заблуждение правдоподобным на первый взгляд публикациям Б., чтобы не поверил поистине преступной ложной датировке Л. и безнадежно ненаучной стратификации Г. Пуаро торжественно поклялся, что его не сможет ввести в заблуждение ни одна из упомянутых особ.
Затем он сказал:
— А как бы вы отнеслись, например, к пожертвованию в размере пятисот фунтов?..
Мсье Дюпон чуть не свалился со стула от неожиданности.
— Вы… это предлагаете вы? Мне? Чтобы помочь нашим раскопкам? Но это замечательно, это просто изумительно! Самое большое частное пожертвование из всех, что мы когда-либо получали.
Пуаро кашлянул.
— Я позволю себе… попросить вас об одном одолжении…
— Ах да, конечно, какой-нибудь сувенир — образчик керамики…
— Нет, нет, вы меня неправильно поняли, — поспешил прервать его Пуаро, опасаясь, что мсье Дюпон опять оторвется от реальности, — речь идет о моей секретарше, той очаровательной молодой девушке, которую вы видели сегодня, — не могла бы она поехать с вами в экспедицию?
Мсье Дюпон, казалось, был озадачен.
— Ну, — проговорил он, пощипывая ус, — вероятно, можно как-нибудь это устроить. Я должен посоветоваться с сыном. Нас должны сопровождать мой племянник и его жена. Это должно было быть нечто вроде семейной экспедиции. Однако я поговорю с Жаном…
— Мадемуазель Грей страстно интересуется керамикой. Она просто очарована древностью. Это мечта ее жизни — заниматься раскопками. К тому же она просто восхитительно штопает носки и пришивает пуговицы.
— Весьма полезное умение.
— Разве нет? А теперь, позвольте-ка, вы, кажется, рассказывали что-то о керамике Сузы?
Счастливый мсье Дюпон вернулся к своей весьма оригинальной теории, касающейся Сузы I и Сузы II.
Когда Пуаро возвратился в отель, он увидел, как Джейн прощается в холле с Жаном Дюпоном.
Когда они поднимались в лифте, Пуаро сказал:
— Я нашел для вас очень интересную работу. Весной вы поедете вместе с Дюпонами в Персию.
Джейн с изумлением уставилась на него:
— Вы сошли с ума?
— Когда вам сделают такое предложение, вы примете его со всеми возможными проявлениями восторга.
— Но в Персию-то я уж никак не собираюсь. Весной я буду в Масвелл-Хилле или в Новой Зеландии с Норманом.
Пуаро взглянул на нее, и глаза у него блеснули.
— Дитя мое, — спокойно сказал он, — до марта еще несколько месяцев. Изобразить восторг еще не значит купить билет. Я тоже пообещал им крупное пожертвование, но ведь чек же я не подписал! Кстати, я вам принесу завтра утром справочник по доисторической керамике Ближнего Востока. Я сказал им, что вы страстно этим интересуетесь.
Джейн вздохнула:
— Да, похоже, должность вашего секретаря отнюдь не синекура… Что-нибудь еще?
— Да. Я сказал, что вы в совершенстве владеете искусством пришивать пуговицы и штопать носки.
— Это я тоже должна завтра продемонстрировать?
— Я думаю, было бы неплохо, — сказал Пуаро, — если бы они поверили мне на слово!
На следующее утро в половине одиннадцатого меланхоличный мсье Фурнье вошел в номер Пуаро и сердечно пожал руку маленькому бельгийцу.
