— Хорошо, — объявил судья Кент. — В таком случае протест отклоняется. Свидетель, вы можете ответить на вопрос.
Гамильтон Бюргер не отступил:
— Но, ваша честь, стоит только затронуть эту сторону дела, и придется выяснить все до конца.
Немного поколебавшись, судья ответил:
— Я думаю, в данном случае вопрос зашиты вполне уместен. У защиты тоже есть свои права. Свидетель, отвечайте на вопрос мистера Мейсона.
Бартон Дженнингс наконец решился:
— По-моему, было около полуночи, когда Роберт, плача, вбежал в дом. Я понял так: он рассказал матери, что ему приснился страшный сон и что он выстрелил.
— Он сам сказал, что ему приснилось что-то страшное?
— Нет. Но я подумал, что это так, когда узнал, что именно он рассказал матери.
— Ему показалось, что кто-то вошел к нему под навес?
— Он рассказал, что ему почудилось, будто кто-то вошел под навес и движется вдоль кровати. Он сказал, что уже проснулся к этому времени и вспомнил, что у него под подушкой должен быть пистолет.
Судья Кент не выдержал:
— Роберт это все рассказал матери?
— Да, именно так, — ответил Бартон Дженнингс. — Я, правда, сам этого не слышал, так как у меня разболелась нога и незадолго до этого я был вынужден принять кодеин, а после него я всегда сплю как убитый.
Судья бросил взгляд на Гамильтона Бюргера:
— Похоже, что все это — сплошные домыслы, господин прокурор.
Бюргер моментально разъярился:
— Я не собираюсь спорить, ваша честь. Это как раз то, на что рассчитывает представитель защиты. В его интересах раздуть это дело. Сенсационные заголовки в газетах — вот чего он добивается. Я именно это и имел в виду, когда говорил, что стоит нам только начать, и придется выяснять все до конца. Роберт рассказал матери, что ночью он стрелял из пистолета. А на следующий день он то же самое рассказал свидетелю. Где же тут домыслы?
— Если свидетель слышал это от самого мальчика — это одно. Если же вся история дошла до него в пересказе другого лица — то это совсем другое.
— Тут мне нечего сказать, — заявил Бюргер. — Раз уж мы зашли так далеко, по-моему, единственное, что нам остается, — это расспросить самого мальчика.
Судья Кент нахмурился.
— Какой пистолет лежал у Роберта под подушкой? — спросил Мейсон.
— Это тот самый пистолет, который фигурирует в деле в качестве улики: автоматический «кольт-вудсмен» двадцать второго калибра.
— И случилось так, что он спустил курок?
— Ему это приснилось. Ему приснился сон, будто он просыпается, услышав, как кто-то крадется к его навесу и подходит к кровати, и в этом кошмарном сне Роберт вытаскивает из-под подушки пистолет и стреляет.
— Итак, вы уверены, что это был сон?
— Да, сэр.
— А почему вы так решили?
— Потому, что пистолет был не заряжен. Когда его давали Роберту, из него вынули обойму.
— А кто именно дал ему пистолет?
— Пистолет ему дал я, но тут мне хотелось бы кое-что объяснить.
— Пожалуйста, прошу вас, — поддержал его судья.
— Незадолго до той злополучной ночи я случайно узнал, что одна из приходящих нянь, услугами которых мы время от времени пользовались, чтобы не оставлять Роберта одного, позволяла ему играть разряженным пистолетом. У Роберта, конечно, было множество игрушечных пистолетов, как у большинства мальчишек его возраста. Он воображал себя то ковбоем, то шерифом, то еще кем-нибудь в этом роде. Так случилось, что однажды он обнаружил дома настоящее оружие и весь извелся от желания взять его в руки. Он просто потерял от него голову, не мог ни думать, ни говорить ни о чем другом. Он так допек свою няню, что она не выдержала и дала ему пистолет. Я узнал об этом незадолго до семнадцатого.
— Каким образом это выяснилось?
— Обычно я оставлял заряженный пистолет в ящике шкафа, который стоит в первой комнате второго этажа. Время от времени я его доставал, чистил и смазывал. За день до происшествия или даже в тот самый день я собирался смазать его. Достал его из ящика и обнаружил, что он разряжен и ни одного патрона в обойме нет. Это меня встревожило. Я поговорил с женой — она ничего не знала, и тогда я спросил Роберта. Вот тогда-то я и узнал, что Роберт брал пистолет.
— А как случилось, что в ночь с семнадцатого на восемнадцатое вы позволили Роберту взять пистолет с собой в постель?
— Мы должны были ехать в аэропорт встречать Норду Эллисон. Мы думали, что это ненадолго. Моя жена вообще-то не любит садиться за руль, но в то же время ей хотелось встретить Норду в аэропорту, поэтому мы решили ехать вдвоем. Роберт уже спал под навесом в патио или, может быть, только засыпал. Сначала я хотел попросить кого-нибудь из соседей посидеть с ним час-полтора, я был уверен, что этого времени вполне достаточно, чтобы съездить в аэропорт и обратно.
— Что же вам помешало?
— Мне не удалось договориться ни с кем из соседей. У них были какие-то свои планы. Я позвонил в агентство, где мы часто нанимали приходящую няню для Роберта, но и та и другая были уже заняты в тот вечер. А Роберт не захотел бы остаться с незнакомым человеком. Я объяснил ему все это, как мог. Сказал, что он будет в безопасности под своим навесом во дворе, а он ответил мне на это, что согласен остаться ночью один только в том случае, если ему позволят положить под подушку незаряженный пистолет. Поскольку я уже знал, что ему случалось играть оружием, то дал его Роберту, будучи совершенно уверен, что пистолет не заряжен.
— Вы убедились в том, что в пистолете не было патронов?
— Да, конечно.
— Когда вы в следующий раз увидели пистолет? — продолжал Мейсон.
— Роберт отдал его матери, когда прибежал к ней, увидев тот сон.
— Она пыталась успокоить его?
— Конечно, а как же?
— И после этого он вернулся в постель?
— Ну да, после того как он полностью проснулся и сам понял, что ему привиделся кошмар, он решил вернуться в свою постель, в патио. Он сказал, что хотел бы быть «как настоящий следопыт».
— Он так и поступил?
— Да.
— А что вы сделали с пистолетом?
— Жена оставила его в холле. Я проснулся примерно через час после того, как Роберт пошел спать, и жена мне все рассказала.
— А где в это время был пистолет?
— В холле, на столе. Моя жена оставила его там, чтобы потом, когда Норда уедет и комната освободится, положить на обычное место в шкафу. Мисс Эллисон спала как раз в той комнате, где обычно хранился пистолет.
— Пистолет был незаряжен?
— Конечно, он был незаряжен.
— Вы когда-нибудь пытались обработать ствол пистолета изнутри? Пользовались ли вы для этой цели тонким круглым напильником или каким-либо другим инструментом?
— Нет, сэр.
— Наждачной бумагой?
— Нет.
— Пытались ли вы еще каким-нибудь способом попортить изнутри ствол пистолета?
— Нет, никогда.
— Вам никогда не приходило в голову, что Роберт может зарядить пистолет, выстрелить из него и даже кого-нибудь ранить? А может быть, именно так все и было, и чтобы помешать полиции связать стреляную гильзу с пистолетом, вы попортили ствол изнутри, надеясь выгородить Роберта?
Свидетель поерзал в кресле и ответил:
— Нет, сэр, ничего такого я не делал.
— Эксперт, проводивший баллистическую экспертизу, — подчеркнул Мейсон, — уверен, что ствол пистолета был обработан после того, как из него был сделан последний выстрел. Поэтому, если это вы поработали напильником, то получается, что моя подзащитная не могла стрелять в Мервина Селкирка — во всяком случае, из этого пистолета. Вы хорошо это понимаете, мистер Дженнингс?
— Да, сэр.
— И по-прежнему настаиваете на том, что это не вы обточили ствол пистолета, чтобы защитить Роберта?
— Да, по-прежнему.
— Это вы зарядили пистолет?
— Нет, наоборот, я разрядил его перед тем, как дать его Роберту.
— А в ствол вы не заглянули? Может быть, там был патрон?
— Я уже сказал вам, мистер Мейсон, что разрядил пистолет. Я не имею привычки небрежно обращаться с оружием.
— Если я правильно вас понял, вы специально проверили и убедились, что ни в обойме, ни в стволе патронов не осталось?
— Совершенно верно.
— В таком случае, почему же пистолет выстрелил?
— Но это же очевидно. Роберту просто приснился страшный сон.
— И где был пистолет, когда вы увидели его в следующий раз?
— Он лежал под подушкой у Норды Эллисон.
— Вы ведь в то утро проснулись довольно рано?
— Да, сэр. Я решил увезти Роберта из дома раньше, чем собирался вначале. Я ведь уже объяснял почему.
— Теперь вернемся к тому, как вы утром смывали кровь с травы на лужайке перед домом, — продолжал Мейсон. — Что вы можете сказать об этом?
— Протестую, — категорически заявил прокурор. — Вопрос несущественный, неправомерный и не относится к делу.
