— Мне нужно было хоть что-то сказать, чтобы убедить Макмиллана. — Я принялся возиться с глазной повязкой. — Проклятая тряпка!
— Будьте любезны, оставьте ее на месте. Я сделаю все вокруг нее. — Открыв кожаный несессер, лежавший на ночном столике, он извлек небольшой пузырек. — Перекись водорода. Будет больно, но позволит избежать заражения.
Я кивнул и сжал челюсти, а мистер Холмс принялся возиться со мной.
— Пока я буду лечить вас, расскажите мне обо всем, что произошло за последние несколько дней. — Он спокойно и методично обследовал мой лоб и остальные, менее значительные повреждения на лице. — Судя по всему, вы вели бурную жизнь.
— Это слишком невыразительное слово, — сказал я и кратко перечислил все события, случившиеся со мной с тех пор, как я покинул Англию. Я постарался не вдаваться в подробности того, как я убил человека, хотя горестное чувство, которое владело мною, конечно, не могло не проявиться и сейчас. Мой рассказ прервался, когда он опытной рукой принялся стягивать четырьмя стежками рану. Стиснув зубы, я дождался, пока пройдет самая острая боль, и продолжил свой отчет. Когда обработка раны закончилась, я дошел до убийства, свидетелем которого стал вчера вечером. Тонкие губы Майкрофта Холмса отвердели.
— Поручая вам эту миссию, я никак не мог ожидать, что она окажется настолько опасной, — сказал он, убирая медикаменты. — Поначалу все казалось достаточно простым. Прошу простить меня за то, что я вверг вас в такое опасное предприятие. Это вовсе не входило в мои намерения. Также в мои намерения не входило оставить вас одного, без помощи, на поле боя. Однако, — он ободряюще и вместе с тем испытующе глянул на меня, — во много раз опаснее будет освободить вас от этой работы сейчас. Ради вашей будущей безопасности ее следует продолжать.
— Продолжу, раз это необходимо, — ответил я убежденно, ощущая, однако, несправедливость происходящего со мной. — Я потрясен тем, что узнал о Братстве, и сделаю все, чтобы разоблачить его. Но я не знаю, что и думать о Золотой Ложе.
— Как и я, — задумчиво сказал Майкрофт Холмс.
— Вы хотите сказать, что ничего не знаете о ней? — спросил я, и кровь тревожным набатом забилась в раненом лбу.
— О, до меня доходили глухие слухи, но известно мне действительно очень немного. Мне, конечно, хотелось бы узнать побольше, чтобы можно было оценить ее роль в происходящем. — Он принялся загибать длинные пальцы. — Первое. Допустим, что члены ложи стремятся сохранить статус кво и все их действия сводятся лишь к тому, чтобы помочь нашим усилиям. — Скептическая улыбка показала, насколько маловероятной Холмс считает такую возможность. — Второе. Они могут стремиться раскрыть секрет нашей работы с теми же целями, что и Братство; самим захватить власть над Европой. Третье. Использовать Соглашение, чтобы снискать расположение европейских правителей — или для своей собственной выгоды, или для того, чтобы получить реальную возможность разделаться с Братством. Глупо будет забывать о том, что они такие же фанатики, как и их оппоненты. Четвертое. Они могут быть честными патриотами и стремятся всего-навсего поставить фон Бисмарка в известность о подробностях Соглашения. — Он помолчал, покачиваясь с носков на пятки. — Хотя если они патриоты, то они выбрали самый донкихотский путь для демонстрации своих убеждений, по крайней мере для нашей эпохи. Если их мотивы именно таковы, то это может оказаться бедой для Англии. — Он не без лукавства взглянул на меня. — И пятое. Они могут желать продать Соглашение тому, кто согласится заплатить самую высокую цену. Подозреваю, что Уайтхолл должен будет выиграть этот аукцион, независимо от суммы, до которой дойдут торги. Мы не можем даже представить себе всех последствий обнародования этого Соглашения. К тому же, какую бы цену не пришлось за него заплатить, война все равно обойдется дороже. И шестое, последнее. Золотой Ложе нет дела до Соглашения, но она с его помощью заманивает членов Братства в западню. Поэтому она может поощрять фон Метца на дальнейшие попытки украсть Соглашение, чтобы в мешок влезло как можно больше членов Братства. Этот вариант для нас самый рискованный, поскольку, если Золотая Ложа не заинтересована в Соглашении, Братство может случайно преуспеть в своих усилиях. Или потерпеть неудачу.
— Значит, угроза Соглашению даже сильнее, чем мы предполагали? — спросил я, желая сверить собственные предчувствия с мыслями Холмса.
— Возможно. Все зависит от действительных мотивов действий Золотой Ложи. Но что мне очень не нравится — все эти дела с убийцами. До сих пор я предполагал, что нам следует опасаться только политических махинаторов, но теперь, когда они стали убивать… Да еще подсылать убийц, о которых я ничего не знаю. — Он с сокрушенным видом прищелкнул языком. — Прежде я считал, что знаю всех специалистов по этим делам в Европе. И вот впервые узнал, что Золотая Ложа тоже пользуется их услугами. Как вам известно, я был осведомлен о деятельности Братства, но не о Золотой Ложе. — Он был явно взволнован открытием. — Гатри, здесь кроется еще большая опасность, чем мы предполагали, значит, и оснований для беспокойств гораздо больше.
— Тогда возможность близкого наблюдения за Макмилланом, которую получаю я, становится жизненно важной, не так ли? — Мне было совершенно не нужно слышать ответ.
— Важнейшей, — подтвердил Майкрофт Холмс. Сложив руки, он снова превратился в Камира и приветствовал меня на восточный манер. — Пора в путь, молодой господин. Макмиллан ожидает вас. Не стоит заставлять его ждать слишком долго.
Из дневника Филипа ТьерсаСогласно словам инспектора Корнелла, материалы, подготовленные М. X., не позволяют обвинить в смерти женщины Викерса или кого-либо еще. Если бы не множество глубоких ран, нанесенных перед смертью и до ее падения в Темзу, он счел бы эту смерть самоубийством. У меня складывается впечатление, что он предпочел бы отнести смерть этой женщины именно к этому разряду. Но поскольку в ее легких почти не оказалось воды и была отмечена большая потеря крови, не говоря уже об ожогах, нанесенных раскаленным железом, и других ранах, покрывавших все тело, он был вынужден включить дело в разряд убийств и попытаться выяснить, кто же его совершил.
— Завтра у вас вокруг этого глаза будет здоровенный синяк, — заметил Макмиллан, когда я, пытаясь произвести на него наилучшее впечатление, встал подле стола, на котором стоял его завтрак.
— Это лучше, чем оказаться с расколотым черепом, — ответил я, стараясь не обращать внимания на головную боль. Саквояж, стоявший у меня под ногами, казалось, вот-вот выдаст мою двуличность.
— Вы правы, — согласился Макмиллан, окинул меня критическим взглядом и вздохнул, не в силах сдержать разочарования. — Вам приходилось когда-нибудь прислуживать джентльмену?
— У одного я был клерком, а у другого — секретарем. Начинал я как клерк. Получил эту работу за знание немецкого. — Я чувствовал себя так, словно отвечал в классе, и за неправильный ответ учитель мог наказать меня розгами.
— А как вы смогли узнать язык? — спросил Макмиллан, и в его глазах сверкнуло подозрение. — Ведь не мог же человек вашего положения побывать в детстве за границей!
— Я учил его в школе. Мы могли выбирать: учить химию, немецкий или французский. Я выбрал немецкий, решил, что это будет полезнее, что с его помощью можно будет добиться положения в жизни. — Это было настолько близко к истине, что я почувствовал неловкость. — Я могу еще объясняться по-французски, сэр.
— Ну, это кое-что, — он уткнулся взглядом в овсянку. — А вы знаете, что потребуется от вас, если вы станете моим слугой?
— Кажется, представляю себе. Мне нужно будет присматривать за вашими вещами, ухаживать за одеждой, следить, чтобы она была всегда вычищена, отглажена и починена. Расплачиваться по вашим счетам в различных заведениях, типа этого, и в гостиницах. Помогать, если вам потребуется сделать записи конфиденциального характера, и при необходимости исполнять обязанности вашего парикмахера или повара. Следить за состоянием вашего жилья и держать в должном порядке ваше имущество. — И, опустив глаза долу, я добавил: — Я могу еще управлять лошадьми, если вам понадобится кучер.
— Смотрю, вы предприимчивый парень, но люди вашего сословия и должны быть расторопными, по крайней мере так считается. — Судя по голосу, разговор начал уже утомлять его. — Ладно, мы в Баварии с ее лунатиком-королем. Поэтому я позволю себе прихоть и дам вам испытательный срок на сорок дней. Если к тому времени я останусь доволен, то заплачу вам три фунта сверх стоимости вашего содержания. А если вы мне не понравитесь, я заплачу вам фунт десять шиллингов. Это послужит стимулом к вашему усердию. — Он кашлянул, чтобы придать своим словам больше веса. — Учитывая ваше состояние, я не стану требовать, чтобы вы приступили к своим обязанностям сразу же. Отдыхайте до полудня. И пока вы не примите ваш обычный облик, постарайтесь как можно меньше попадаться мне на глаза: от одного вашего вида молоко свернется.
