Я кивнул, понимая, как это важно для Гатеркола.
– А еще в тот день она рассказала мне о болезни Скотчера – правда, очень необычным образом. Видите ли, она не сказала: «Он умирает», а «Джозеф говорит, что он умирает».
– Видимо, так она хотела дать вам понять, что не верит ему и сомневается в его словах.
– Да, и, к стыду своему, должен сказать, я не сдержался, – продолжал Гатеркол. – Вы сочтете меня мелочным, но я был абсолютно уверен, что и за пять лет на посту секретаря леди Плейфорд Скотчер по-прежнему не прочел ни одной ее книги. Он легко мог наверстать пробелы в знаниях, получив это место, но даже не подумал сделать это. Предпочел и дальше дурачить всех. Полагаю, он просто упивался своей нечестностью, хотя, конечно, никаких доказательств этого у меня нет, только ощущение. Помните, в тот вечер, за обедом, он так небрежно выдал разгадку «Дамы в костюме» Пуаро, который ее не читал?
– Разумеется, помню, – ответил я. – Как тут забудешь?
– Уже одно это показывает, до какой степени Скотчеру были безразличны книги леди Плейфорд! И вообще, тот, кому действительно нравятся детективы, ни за что не станет вот так с наскоку открывать разгадку, чтобы не портить другим удовольствие от чтения. А как вам понравился его совет Пуаро читать книги леди Плейфорд вразброс, а не в хронологическом порядке, потому что это, видите ли, приближает их к реальной жизни? Опять же у меня нет доказательств, но Джозеф постоянно поражал всех какими-то идеями насчет романов леди Плейфорд, которые никак не могли принадлежать ему самому. Я сильно подозреваю, что он заимствовал их из писем, которые потом уничтожал.
– Писем к леди Плейфорд? – переспросил я.
– Ну да – как ее секретарь, Джозеф обязан был регулярно просматривать всю ее корреспонденцию. И письма, которые она получала от читателей, попадали сначала к нему и только потом к ней. Издатели пересылали их сюда мешками. А Джозеф просто купался в этом море – пока его притворная болезнь не зашла слишком далеко и его не заменила Софи. Моя неблагородная догадка состоит в том, что письма, в которых выражались наиболее неортодоксальные взгляды на Шримп и ее похождения, он припрятывал, вызубривал наизусть, а оригиналы сжигал. Помню, как-то раз я вошел в гостиную и застал его у камина – он сидел и бросал в огонь какие-то бумаги. Увидев меня, вздрогнул, а потом забормотал какую-то невнятицу о бесполезных писульках.
– Вы упомянули, что не сдержались, когда услышали от леди Плейфорд о предполагаемой смертельной болезни Скотчера, – напомнил я. – В чем же заключалась ваша несдержанность?
– В чем?.. Ах да, конечно. Я тогда сказал: «Прошу прощения, леди Плейфорд, но что это значит: “Джозеф говорит, что он при смерти”? Так при смерти он или нет?»
– И что она вам ответила? – спросил я.
– Она грустно улыбнулась и сказала: «В том-то и дело, Майкл. В том-то и дело, что это никому не известно».
Глава 33
Две правдивые вещи до завтрака
Пуаро вернулся два дня спустя, утром. Я спал, когда меня разбудил отрывистый стук в мою дверь. Я встал, накинул халат и пошел открывать – на площадке лестницы стоял Пуаро.
– Вы вернулись! Ну, слава богу.
Судя по всему, мое приветствие доставило ему несказанное удовольствие.
– Oui, mon ami, я вернулся. Мы можем сделать еще один шаг вперед. Что нового удалось вам узнать с нашего последнего телефонного разговора?
Я пересказал ему свою беседу с Гатерколом. Потом спросил, нашел ли он то, что искал, в Малмсбери.
– Да, я узнал там много важных и интересных вещей, однако ничего нового – все это я подозревал и до приезда туда. Одевайтесь, mon ami. Я жду вас в библиотеке, продолжим наш разговор. Я оставил там копию «Короля Джона», которую читаю в последнее время.
– Зачем? – «Король Джон» – уж не в нем ли, по мнению Пуаро, кроется разгадка убийства Джозефа Скотчера?
– Доктор Кимптон старается привлечь наше внимание к этой пьесе с того самого дня, как мы сюда прибыли, – сказал он. – А вы сами не пробовали ее читать в мое отсутствие?
– Нет. Но почитал бы, если б вы попросили.
– Ничего страшного, mon ami. – С этими словами Пуаро повернулся ко мне спиной и стал спускаться по лестнице.
Поспешно одевшись и умывшись, через двадцать минут я разыскал его внизу, в библиотеке. Он сидел в уютном уголке, в кресле; рядом на столике лежал «Король Джон».
– А вот и я, – сказал я. – Ну, рассказывайте: почему именно Малмсбери?
– Потому, что там живет мать Джозефа Скотчера. Я нашел ее с помощью местной полиции.
– Как она выглядит?
– Интересный вопрос. Неужели вы не считаете, что родная мать Джозефа Скотчера должна походить на белокурого ангела? И вы абсолютно правы. Вид этой женщины отнюдь не радует глаз. Прежде всего у нее… – Пуаро показал пальцем себе на переносицу.
– Широкая бровь, пересекающая лоб? – высказал я догадку.
– Да. Прямо как… усы, только не под носом, а над ним! – Пуаро, похоже, был в восторге от удачно найденного сравнения. Я невольно улыбнулся, глядя на него. – Как вы узнали, mon ami?
Я рассказал ему то, о чем не упомянул по телефону: про замечание Клаудии Плейфорд о женщине, с которой встречался в отеле «Рэндолф» Скотчер, и про ее большую, черную бровь.
Пуаро негодующе вскинул руки.
– Разве я не велел вам сообщать мне все, до мельчайших подробностей? А вы упустили такую важную деталь! Sacrй tonnerre![28]
– Я нечаянно, – ответил я, не желая чувствовать себя нерадивым там, где я, напротив, прилагал все усилия, чтобы помочь. – А вот вы умышленно утаили от меня причину, по которой вы ездили в ту больницу, а заодно и имя известного врача, с которым вы там встречались. Кстати, сколько пациентов скончалось в коридоре, когда вы реквизировали для разговора со мной его приемную?
– Скончались? – Пуаро недоуменно нахмурился. – Никто там не скончался. Зато я сделал пару замечательных открытий. Сейчас я вам о них расскажу. Начнем с Блейка Скотчера, младшего брата Джозефа. Он существует.
– Значит, это все-таки он, а не переодетый Джозеф Скотчер встречался с Рэндлом Кимптоном в кофейне на Куинс-лейн? – спросил я.
– Напротив, теперь я совершенно уверен, что это был переодетый Джозеф. И даже если я ошибаюсь и это все же был кто-то другой, то все равно никак не Блейк Скотчер, младший сын Этель Скотчер из Малмсбери.
– Почему вы так уверены?
– Потому что Блейк умер в возрасте шести лет, от инфлюэнцы.
– Боже мой!
– Миссис Скотчер, которой уже довелось потерять одного сына, узнав о кончине второго, едва не помешалась от горя. Усугубляемого, кстати, чувством вины, которое она испытывала перед Джозефом в последнее время. В детстве она не уделяла ему достаточно внимания, сообщила она мне. Ведь он всегда казался таким довольным и счастливым, в то время как его брат, Блейк, рос болезненным и требовал постоянной заботы. На него вечно нападала то одна хворь, то другая.
– Вот это да!
– Oui. Вот и пусть доктор Кимптон говорит после этого, что психология ничего не объясняет.
– Что еще вам удалось узнать от миссис Скотчер?
– От нее – ничего. Зато много любопытного от других людей. Я побывал в Баллиол-колледже Оксфордского университета, где учились Скотчер и Кимптон и где они, кстати, познакомились. А вы знаете, что Скотчер, до того как поступить секретарем к леди Плейфорд, был, если так можно выразиться, «шекспироведом»?
– Что? Как Кимптон, прежде чем начал изучать медицину?
– Prйcisйment. В Баллиоле многие их хорошо помнят. И, по общему мнению, Скотчер прямо-таки боготворил Кимптона, подражая ему во всем.
Значит, Филлис ошиблась только в направлении подражания: как всякая влюбленная женщина, она сочла свой идеал оригиналом, а Кимптона – всего лишь имитатором; а было как раз наоборот.
– Наверное, Кимптон поэтому бросил литературу и занялся медициной, – сказал я. – Вполне естественно, особенно после того, как Скотчер увел Айрис прямо из-под его носа. Что, если дело тут вообще больше в Кимптоне, чем в ней?
– Вы хотите сказать, что Скотчер не столько хотел увести у него девушку, сколько стать самим Рэндлом Кимптоном? Разумеется, нельзя стать тем, кем ты не являешься, но, имея подле себя Айрис, он мог чувствовать, что это хотя бы отчасти возможно?
– Да, что-то в этом роде. Если Айрис понадобилась Скотчеру только потому, что она была девушкой Кимптона, и если он занялся изучением Шекспира в подражание Кимптону, то это не могло его не бесить. Кому понравится такое бесстыдное копирование? Да и заявление Кимптона о том, что он оставил литературу в пользу медицины якобы потому, что коллеги осуждали его увлечение «Королем Джоном», с самого начала показалось мне вздором.
– Но ведь Скотчер мог последовать за ним и в медицину, non? И, вероятно, последовал бы, не приди ему в голову идея получше. Когда Айрис, как выражаетесь вы, англичане, «выпала из обоймы», Кимптон перенес все свое внимание на ослепительную мадемуазель Клаудию Плейфорд, гордую и недоступную красавицу, к тому же дочь виконта. Он прилагает массу стараний и в конце концов добивается своего: непокорная гордячка соглашается стать его невестой. Скотчер, который вращается с Кимптоном в одних кругах в Оксфорде, узнает, что его бывший друг добился-таки расположения молодой красавицы, – и тут, как будто нарочно, ее мать, известная романистка, дает объявление о том, что ищет секретаря… о да, такая возможность не могла не показаться Скотчеру более соблазнительной, чем занятия медициной. Кстати, о медицине… – Пуаро покачал головой.
