условием, что тот не будет появляться в пределах этого участка.
– Пошел он к черту со своими условиями! Здесь дом моего родного отца!
Виталий Борисович ничего не сказал, но на его усталом холеном лице читалась та же мысль.
– Кроме того, что Модест Анатольевич платил за съемный дом, он еще и выплачивал Валерию Борисовичу нечто вроде содержания.
– Не выплачивал! Вернее, я не брал, – вскочил с места обвиняемый, плюясь слюной и остатками закуски. – Не сметь тут такое говорить! Я не брал никаких его денег.
Сторож легко устоял под этой весьма психической атакой. Он смотрел на своего противника вполне снисходительно. Только спросил.
– Может быть, вы скажете нам всем, Валерий Борисович, на ЧТО Модест Анатольевич эти деньги выдавал?
Налившись краской, но при этом сникнув, Валерий Борисович сел на место.
– У вышеупомянутых фигурантов были и другие виды финансовых отношений. Модест Анатольевич собирал вещи, связанные с памятью адмирала Хорлина. Он платил за них…
Валерий Борисович опять заерзал на своем месте. Он был мне предельно несимпатичен и до сегодняшнего дня, и я не представлял, что я смогу продвинуться в углублении этого чувства.
– Это все она. – Он ткнул пальцем в Веронику. – Кинжал этот подсунула мне она, Вика.
Вероника не стала отпираться, даже не посмотрела в сторону дяди.
– Ей тоже были нужны бабки. А Модеска был хороший бабник, умел заработать. Так вот, родная его дочка…
Сторож не стал дожидаться, как он разовьет свою поганую мыслишку.
– Но пойдем дальше. Вернее, зайдем с другой стороны. Нам придется обратить внимание на других насельников дома в эту роковую ночь.
Ах, вот как, молодой человек, чтобы увести внимание от, кажется, симпатичной вам особы, вы переносите направление удара. Поглядим же, что будет дальше. Я волновался меньше, чем мог бы от себя ожидать.
– Помимо дочери Вероники у Модеста Анатольевича имеется еще одна дочь, Маруся.
– Кстати, где она? – озаботился майор.
– Она спит, – сказал я.
– Все еще спит?
– Чему удивляться, товарищ майор. Психологический срыв, нервы не канаты.
– Я думаю, что мы сможем во всем разобраться и без привлечения Маруси, – сказал Кирилл.
Ах ты мой красавец! Такого подарка я даже от себя себе не мог бы ожидать. Что кроется за этой щедростью? Трудно поверить, что элементарная рыцарственность. Кавалер в ущерб себе оберегает покой дамы! Или не только ее покой?
Я посмотрел на Шевякова. Он был бледен. Ах, вот оно что, ради друга старается.
– Существует такое мнение, что Модест Анатольевич в свои молодые годы во время многочисленных путешествий по стране частенько заводил, так сказать, полевые романы. Дети, прижитые в их результате, якобы живут по всей стране. Маруся родилась после его командировки в Томскую область. Девятнадцать лет назад. Ее гордая мать долго отказывалась ей сообщить, кто ее настоящий отец. И сделала это только два месяца назад, перед смертью.
По правде говоря, я не мог поверить своим ушам. Да кто же у нас, в конце концов, работает в КГБ?! Этот майор с бородавкой или наглый авантюрист с голубыми глазами? Если бы все эти сведения изложил мне работник органов, я бы не удивился, но чтобы какой-то поддельный белорус до всего докопался…
– Похоронив мать, она приехала сюда. К отцу. Он ей обрадовался. Она стала управляться по дому. Женя Шевяков в это время подрабатывал тут сторожем. Отличная работа для аспиранта. Поскольку они оба были, так сказать, связаны с материальной стороной здешнего быта, сталкиваться им приходилось часто. Они подружились. Потом у Жени возникло по отношению к Марусе нечто большее, чем дружеская приязнь. Ему даже показалось, что он может надеяться на взаимность. Но развитие событий пошло по совершенно другому сценарию. Маруся вдруг потребовала, чтобы Женя оставил ее в покое. Ну, знаете, как иногда себя ведут люди в состоянии сильной влюбленности. Ах, так, решил Женя, в один день уволился и уехал. Едва успев вызвать меня по телефону. Но уже по дороге в город ему стало ясно, что просто так он уехать не может. Он должен еще раз поговорить с Марусей. Выяснить, в чем причина ее странного поведения. Ему показалось, что она, как бы это точнее сказать, не вполне свободна в своих решениях.
Этот наглец смотрел прямо на меня. Но я полностью владел собою. Атакуешь – пожалуйста! Но не рассчитывай на паническую капитуляцию. Я весь сегодняшний день варюсь в котле с самыми разнообразными страхами, закалился!
Родственнички академика помалкивали, все сообщаемое было для них полнейшей новостью.
– Женя вернулся. И под покровом ночи пробрался к окну Марусиной комнаты. Он надеялся объясниться без свидетелей. Он заглянул в окно. То, что он там увидел…
– Что?
– Что он там увидел?!
– Но говорите же!
– Секундой позже. Да, он нечто увидел там, но и его увидели. Уважаемый Дементий Дементьевич углядел его в окошко своей комнаты.
– Это не секрет, я в самом начале рассказал об этом. – Говоря эти слова, я обращался к майору. Не позволю я ему забыть об этом факте.
– Испуганный Дементием Дементьевичем, потрясенный увиденным, Женя кинулся бежать.
– Что же, наконец, он увидел?!
– Уже начинаю рассказывать, товарищ майор. Женя вбежал ко мне в сторожку. Собственно, по инерции вбежал, он считал сторожку своим жилищем. Он был в состоянии шока. Он рухнул на кровать, его рвало, его выворачивало, он рыдал. С трудом мне удалось привести его в чувство.
Все собравшиеся смотрели на бывшего сторожа. Шевяков сидел, повесив голову на грудь.
– Я прошу прощения за необходимость говорить о таком… Женя увидел Модеста Анатольевича, голого Модеста Анатольевича, и Марусю, которая как раз раздевалась для того, чтобы… В общем, не могло быть никаких сомнений в том, что должно вот-вот произойти. Перед тем как прогнать Женю, Маруся сказала ему, что собирается посвятить свою жизнь отцу. Он, мол, так одинок, ему нужен уход. Аргументы эти выглядели лживыми, лживыми они и оказались. То, что его любимая спит со своим отцом, не укладывалось в голове Жени.
– Ночь нежна, – хихикнул Валерий Борисович, он всегда радовался тому, что кто-то оказался большей скотиной, чем он сам.
Кирилл даже не глянул на литератора.
– Да и в какой голове это может уложиться? В моей, например, не смогло. Организм мозга отказывался переваривать эту информацию. Фактов у меня никаких не было, но я твердо заявил Жене, что тут какая-то путаница. Не надо вешаться и травиться, надо во всем разобраться. Я высказал ему мысль, своевременным появлением которой в моей голове горжусь до сих пор. Я сказал ему, что Маруся, скорей всего, никакой дочерью Модеста
