– Пищи у него было сколько угодно, а вот вода действительно высохла. Видите вон ту посудину? Она, несомненно, была наполнена до краев, но вода испарилась. Так что птице нечего было пить. На донышке остались ржавые пятна. Это следы последних капель воды.
– Из этого можно сделать вывод, что труп пролежал здесь несколько дней до того, как был обнаружен?
– Убийство, несомненно, произошло во вторник, шестого сентября. Где-то около одиннадцати часов дня.
– Почему вы так считаете? Или вы не хотите мне говорить?
– Почему? С удовольствием. Рыболовный сезон в этих краях открылся пятого сентября. Решением правления некоторые реки и водоемы были законсервированы специально для осеннего лова. Среди прочих и эта. Между нами, Сейбин был странным типом. У него имелись свои места, куда он любил ездить, и свои излюбленные занятия. Пока нам еще не все известно в этом отношении. Лишь кое-что. У него была машина «Трейдер», он останавливался в кемпингах, частенько подсаживался к людям и пускался с ними в долгие разговоры. Таким образом узнавал, что творится на земле. Иногда, нарядившись в какой-нибудь немыслимый костюм, проводил целые дни в читальных залах библиотек…
– Да, я про это читал в газетах.
– Ладно. Он предупредил сына и Ричарда Вейда, своего секретаря, что пятого заедет домой за рыболовными принадлежностями. До этого он совершил небольшую поездку. Куда именно, они не знают. Но он удивил их, приехав в пятницу второго числа. Забрал снасти и попугая и укатил сюда. Похоже, у него были какие-то дела в Нью-Йорке. Во всяком случае, он сказал секретарю, что собирается на Восток. Ему надо будет заказать самолет и быть готовым отправиться туда, когда он, Сейбин, его предупредит. Секретарь проторчал в аэропорту весь понедельник. Самолет стоял наготове. Поздно вечером пятого Сейбин позвонил. По словам секретаря, его хозяин был в удивительном настроении. Он сказал, что все в порядке и что Вейд может садиться в самолет и немедленно лететь в Нью-Йорк.
– Он звонил отсюда из автомата?
– Нет. Он объяснил Вейду, что здешний телефон вышел из строя, так что ему пришлось отправиться на станцию. Он не упомянул, куда именно, а Вейд не поинтересовался. Разумеется, в то время это не казалось важным. Вейд торопился с вылетом в Нью-Йорк.
– Вы уже разговаривали с Вейдом?
– Только по телефону. Он все еще был в Нью-Йорке.
– Он не объяснил, по какому делу туда ездил?
– Нет. Что-то важное и конфиденциальное. Это все, что он сказал.
– Как я понял, в распоряжение Вейда был зафрахтован самолет?
Шериф подмигнул.
– Похоже, что Вейд мог что-то намудрить. Стив Уоткинс, сын жены Сейбина от первого брака, превосходный летчик. У него имеется собственный скоростной самолет, на котором он колесит, если можно употребить здесь это слово, по всей стране. Как мне кажется, Сейбин не испытывал особо нежных чувств к Стиву и не пришел бы в восторг, узнав, что Вейд собирается возвратиться в Нью-Йорк на самолете Стива. Ну, а Стив вечно нуждается в деньгах, так что Вейд уплатил ему стоимость аренды самолета, и все остались довольны.
– Когда они вылетели?
– В десять минут одиннадцатого в ночь на понедельник пятого числа. На всякий случай я навел справки на аэродроме.
– Когда Сейбин звонил Вейду?
– Вейд уверяет, что это было не более чем за десять минут до того, как он вылетел. То есть около десяти.
– Он узнал голос Сейбина?
– Да. Ему показалось, что Сейбин чем-то доволен. Он сказал, что покончил с каким-то делом, и велел Вейду вылететь не мешкая. Объяснил, что немного задержался, потому что здесь телефон не в порядке. Ему пришлось доехать до платного переговорного пункта. Но сказал, что сразу возвращается к себе в домик и будет там находиться два-три дня. Так что если у Вейда возникнут какие-нибудь проблемы, он может ему туда позвонить.
– Вейд не звонил?
– Нет, потому что все прошло как по маслу. А Сейбин просил его звонить лишь в случае каких-либо недоразумений.
– Ладно. Давайте рассуждать. В понедельник пятого числа, в десять часов вечера, Сейбин был жив и здоров. Больше его никто после этого времени не видел?
– Нет. Это последний раз, когда нам достоверно известно, что он был жив. Далее у нас нет фактов. Рыболовный сезон открылся во вторник шестого. В какой-то мере можно руководствоваться показаниями будильника. Он остановился в 2.37. Поставлен был на 5.30.
– Завод будильника тоже кончился?
– Угу.
Тишину нарушил телефонный звонок. Шериф попросил извинения и потянулся за трубкой. Выслушав, он сказал:
– Хорошо. – Потом повернулся к Мейсону: – Это вас.
Мейсон прижал к уху трубку и услышал неторопливый голос Пола Дрейка:
– Алло, Перри! Я воспользовался возможностью позвонить тебе. Ты можешь говорить свободно?
– Нет.
– Но слушать-то можешь?
– Да. Выкладывай, что там у тебя?
– Скорее всего, я нашел твоего убийцу. Во всяком случае, я нашел ниточку к попугаю-сквернослову, мне обрисовали человека, приобретшего его.
– Где?
– В Сан-Молинасе.
– Продолжай.
– В Сан-Молинасе держит зоомагазин некий Артур Гиббс. В пятницу второго в магазин явился довольно потрепанный человек и в невероятной спешке купил попугая. Гиббс это запомнил потому, что у покупателя ничего с собой не было и его интересовало только оперение птицы. Гиббс продал ему своего невоспитанного попугая, не предупредив, что птица привыкла ругаться. По-моему, тебе следовало бы самому потолковать с этим Гиббсом.
– Есть детали?
– У меня великолепное описание покупателя.
– Оно под кого-нибудь подходит?
– Пока я не знаю ни одного такого человека… Сейчас объясню, что я собираюсь сделать. Поеду в «Плацца-отель» и буду ждать в холле. Приезжай туда, как только освободишься. Где-то после 17.30. Я договорюсь с Гиббсом о встрече.
– Замечательно, – сказал Мейсон и положил трубку.
На него с подозрением смотрели холодные глаза сержанта Голкомба.
Шериф, очевидно, не заметил паузы в разговоре.
– Когда мы ворвались сюда, мы обнаружили корзину с рыбой. Ее мы отправили в полицейскую лабораторию в городе. Они сообщили, что рыба была вычищена и обернута листьями, но не вымыта. Мы нашли и остатки его завтрака: скорлупки от пары яиц и кожуру от бекона. На убитом были домашние туфли, спортивные брюки и свитер. Вот эта кожаная куртка висела на спинке стула. Его резиновые сапоги были измазаны в грязи. На столе вы видите рыболовные принадлежности в таком виде, как он положил их, вернувшись в дом, мы оставили все без изменений. Таким образом, я полагаю, что его убили приблизительно в одиннадцать часов во вторник, шестого числа. Вас интересует, чем я руководствуюсь?
– Даже очень.
Сержант молча повернулся на каблуках и отошел, демонстрируя свое глубочайшее возмущение.
– Понимаете, у меня нет большого опыта в расследовании убийств, но я знаю, как определяются вероятности. Понимаете, в свое время я работал в лесном хозяйстве и умею разбираться в разного рода потравах. Конечно, это не дела об убийствах, но принципы расследования везде одинаковы. Короче говоря, я рассуждаю таким образом: Сейбин поднялся в половине шестого утра по звонку будильника. Перекусил яичницей с беконом и отправился удить. Поймал некоторое количество рыбы. Вернулся назад голодным и усталым. Он даже не стал мыть рыбу и прятать ее в холодильник. Сняв тяжелые сапоги, он поставил к стене корзину с рыбой, прошел на кухню и разогрел себе бобы. В кофейнике был кофе, оставшийся от завтрака, как я полагаю. Его он тоже разогрел. После этого ему нужно было помыть рыбу и убрать ее в холодильник, но он этого сделать не успел, поскольку его убили. Получается, что это произошло, скорее всего, в одиннадцать часов дня.
– Почему не позднее? – поинтересовался Мейсон.
– Я думал и о такой возможности. Солнышко добирается до хижины примерно в половине десятого, с одиннадцати в ней становится тепло, а в четыре часа оно уходит, и почти сразу помещение остывает. Днем тут невероятная жара, ночью холодно. Вот я и решил, что его убили после того, как в домике потеплело, но не в разгар жары. Если бы было холодно, он бы не снимал куртки и затопил камин, дрова-то были приготовлены. Ну, а если бы уже наступила жара, на нем не было бы свитера.
– Резонно, – сказал Мейсон. – Скажите, вы не проверяли, на сколько времени хватает завода будильника?
– Я звонил на фабрику. Они говорят, примерно 30–36 часов, в зависимости от состояния механизма, насколько он изношен. Ну, и потом еще один момент: нелепо так говорить про убийцу, но человек он был мягкосердечный и внимательный. – Откинув назад волосы, шериф убрал с глаз непослушную прядь. – У этого человека было что-то против Сейбина. Он хотел убить его, но ему было жалко губить попугая. Он понимал, что тело Сейбина будет обнаружено не сразу, и он сделал все, чтобы птица не сдохла от голода и жажды. Похоже, что у убийцы были серьезные причины ненавидеть Сейбина и желать убрать его с дороги. Это не было ограбление, поскольку это не вяжется с заботой о птице… Вам понятна моя мысль?
