Кремер пристально посмотрел на меня и произнес:
– Не надейся, ты в любом случае лишишься своей лицензии.
Я ухмыльнулся ему.
– Ты, чертов осел, – пророкотал Пэрли.
Я адресовал ухмылку и ему.
– Давай отправляй его, – проскрежетал Кремер, поднялся и вышел.
Даже если схватить человека на месте преступления, как это произошло со мной, то все равно, для того чтобы засадить его за решетку, необходимо выполнить ряд формальностей и волокиты не избежать. А в данном конкретном случае обретение мною уединенности в камере отсрочили не только канцелярско-бюрократические проволочки, но и некоторые другие мероприятия. Для начала у меня состоялся продолжительный разговор с помощником окружного прокурора: он оказался человеком неглупым и обходительным и даже угостил меня бутербродами. Однако к концу беседы, это было уже в десятом часу, он совершенно запутался и оставил меня в кабинете в компании какого-то типа в форме с жирными каштановыми волосами и бородавкой на щеке. Я порекомендовал ему обратиться к доктору Волмеру, чтобы избавиться от бородавки.
С минуты на минуту я ожидал обещанного визита инспектора Кремера. Естественно, в тот день у меня было немало причин для огорчений, но более прочего меня печалило то обстоятельство, что я не мог присутствовать при встрече инспектора и Вульфа. Любая беседа между ними неизменно заслуживала внимания, а уж эта-то и вовсе обещала быть выдающейся: бедняге Вульфу предстояло узнать не только то, что начиная с воскресенья его клиент врал где только можно, – это бы еще куда ни шло, – но также и что меня упрятали в кутузку, а потому его сегодняшняя почта так и останется без ответа.
Когда же дверь наконец распахнулась, это, увы, оказался вовсе не инспектор Кремер. Передо мной предстал лейтенант Роуклифф. Если я когда-нибудь решу прикончить этого типа, то долго ломать голову мне не придется, ибо его убийство я давно уже обдумал во всех красочных подробностях. Более того, я от души посочувствую самому кровожадному преступнику, если того угораздит попасть в лапы Роуклиффа. Лейтенант с грохотом поставил стул напротив меня, уселся и сладким таким, приторным голоском довольно констатировал:
– Ну, Гудвин, наконец-то мы тебя поймали.
Это и задало тон допросу.
Я бы с радостью дословно привел здесь нашу двухчасовую беседу с Роуклиффом, но получилось бы сплошное бахвальство, а я, как всем хорошо известно, парень скромный. У Роуклиффа есть одна особенность: рассвирепев до определенного предела, он начинает заикаться, а уж я-то изучил лейтенанта достаточно, дабы определить, когда это на него накатит, и специально начинаю чуть-чуть заикаться раньше него. Однако, даже если ты пристально наблюдал за собеседником и тщательно рассчитал время, то для верного попадания все равно требуется определенная доля везения, и в тот вечер удача от меня не отвернулась. Никогда еще Роуклифф не был столь близок к тому, чтобы пристрелить меня, однако чудовищным усилием воли сдержался: он отчаянно хочет получить капитанское звание и опасается, а вдруг Вульф все-таки скорешился с комиссаром полиции или с мэром, а то и с самим министром юстиции.
Кремер так и не удосужился меня навестить, так что я вконец разобиделся. Мне было точно известно, что он встретился с Вульфом, ибо, когда около восьми часов мне наконец-то разрешили сделать дозволенный законом звонок и я связался с Вульфом и принялся рассказывать ему о произошедшем, он прервал меня голосом холодным, словно нос эскимоса:
– Я знаю, где ты и как туда угодил. Мы как раз беседуем с инспектором Кремером. Я позвонил мистеру Паркеру, но сегодня уже слишком поздно что-либо предпринимать. Ты поел, Арчи?
– Нет, сэр. Я опасаюсь, как бы меня не отравили, а потому объявил голодовку.
– Ты должен поесть. Мистер Кремер просто слабоумный. Я намерен по возможности убедить его, что ты не виновен. – И он повесил трубку.
Когда в начале двенадцатого Роуклифф прекратил допрос и мне показали мою камеру, признаков Кремера по-прежнему не наблюдалось. Камера оказалась так себе, чего и следовало ожидать в строении подобного рода, но все же была довольно чистой, основательно надушенной дезинфицирующими средствами, а главное, удобно расположенной: ближайшая лампа в коридоре находилась шагах в шести и потому не слепила глаза через решетку моей двери. Кроме того, это была одиночка, чего я не мог не оценить. Наконец-то оставшись в полном одиночестве, вдали от телефонов и прочих помех, я разделся, повесил свой серый костюм в тонкую полоску на стул, а рубашку накинул на одеяло в ногах, залез на койку, вытянулся и собрался хорошенько обдумать ситуацию. Однако у организма моего планы оказались несколько иными: он пожелал отдохнуть, и через двадцать секунд я заснул.
Утром наблюдался небольшой всплеск активности – перекличка и путешествие в туалет и на завтрак, однако после этого мне вновь предоставили уединение, даже значительно больше, чем я желал. Такое чувство, что время замедлилось. Я попытался было следить за секундной стрелкой, но так и не понял, сломались мои часы или нет. К полудню я обрадовался бы даже визиту Роуклиффа и начал подозревать, что в канцелярии потеряли документы и обо мне просто-напросто забыли. Обед, описывать который я не буду, несколько нарушил монотонность существования, но затем я снова оказался в своей камере наедине с наручными часами. Я в десятый раз решил разложить все по кусочкам, рассортировать их и вновь составить мозаику, чтобы окинуть ситуацию свежим взглядом, но картина по-прежнему вырисовывалась чертовски запутанная.
В 13.09 дверь моей камеры распахнулась, и дежурный, широкоплечий коротышка, у которого отсутствовала половина правого уха, велел мне пошевеливаться. Я не заставил себя долго ждать и спустился вместе с ним на лифте на первый этаж. Пройдя по коридору, мы оказались в каком-то в кабинете, где я имел удовольствие увидеть высокую тощую фигуру и бледное вытянутое лицо Генри Джорджа Паркера – единственного адвоката, которого Вульф допустил бы к юридической практике, имей он право решающего голоса. Паркер пожал мне руку и объявил, что буквально через минуту вызволит меня отсюда.
– Не спешите, – отозвался я сухо. – Наверняка у вас есть дела и поважнее.
Адвокат рассмеялся – хо-хо – и провел меня через пропускной пункт. Все формальности, за исключением одной, требовавшей моего личного присутствия, уже были улажены, так что в обещанную минуту он уложился. В такси, по дороге домой, Паркер объяснил, почему я гнил в камере до часа дня. Добиться освобождения под залог по обвинению в незаконном хранении оружия было довольно просто, но меня еще и объявили важным свидетелем, и окружной прокурор требовал у судьи назначить пятьдесят штук залога! Он оставался непреклонен, и максимум, чего удалось добиться Паркеру, это снизить цифру до двадцати, а перед заключением сделки ему еще нужно было отчитаться перед Вульфом. Мне запрещалось покидать Нью-Йорк. Когда такси пересекало Тридцать четвертую улицу, я бросил взгляд на западный берег реки. Штат Нью-Джерси меня никогда особо не прельщал, но теперь мысль о поездке по туннелю и дальше между рекламными щитами показалась мне весьма заманчивой.
На крыльце старого особняка на Западной Тридцать пятой улице я обогнал Паркера и открыл дверь своим ключом, но обнаружил, что накинута цепочка – в мое отсутствие таковое практиковалось частенько, хотя и не всегда, – так что пришлось нажать на кнопку звонка. Фриц Бреннер, повар и дворецкий, впустил нас и продолжал стоять рядом, пока мы снимали шляпы и пальто.
– Ты в порядке, Арчи? – поинтересовался он.
– Нет, – ответил я искренне. – Не чувствуешь, как от меня разит?
Как раз когда мы двинулись по прихожей, из столовой появился Вульф. Он остановился и воззрился на меня. Я вызывающе задрал подбородок и сказал:
– Поднимусь к себе и сполоснусь, пока вы заканчиваете обедать.
– Я уже закончил, – мрачно ответил он. – Ты перекусил?
– Достаточно, чтобы стоять на ногах.
– Тогда начнем.
Он двинулся по прихожей в кабинет, прошел к своему крупногабаритному креслу за столом, уселся и принялся устраиваться поудобнее. Паркер занял красное кожаное кресло. Чтобы опередить его, я начал говорить еще на подходе к своему столу.
– Будет гораздо лучше, – заговорил я, стараясь, чтобы это прозвучало весомо, – если мы сначала разберемся, почему я вышел из той комнаты, оставив свой револьвер в ящике. Я не…
– Помолчи! – клацнул зубами Вульф.
– В таком случае, – обиделся я, – что же вы не оставили меня в тюряге? Давайте я вернусь и…
– Сядь!
Я сел.
– Я не утверждаю, – произнес Вульф, – что ты проявил хоть какую-то неосмотрительность. Даже если и проявил, не стоит тратить время, рассуждая о подобных пустяках. – Он взял со стола лист бумаги. – Это письмо, полученное вчера от миссис Э. Р. Баумгартен. Она просит меня заняться ее племянником, который работает в принадлежащей ей компании. Я хочу ответить. Бери блокнот.
