Я поднялся на лифте. В приемной Кремера снова пришлось ждать. Судя по всему, у него там собралась веселенькая компания. Сначала из кабинета вышли три детектива, потом капитан полиции в форме и, наконец, худощавый седой тип, в котором я узнал заместителя комиссара Элловэя. Когда меня впустили в кабинет, Кремер сидел за столом с кислым видом и жевал потухшую сигару.
– Присядь, сынок. Ну что, не удалось показать, как надо работать, а? У нас тоже ничего не вышло. Один мой очень неплохой сотрудник, просто умница, сегодня утром бился с Джебером четыре часа, но все без толку. Пришлось отбросить эти церемонии и попробовать нечто иное.
– Вот именно, – я ухмыльнулся, – эти парни действительно пробуют нечто иное. Точно подмечено. А теперь вы его отпускаете?
– Да, – нахмурился Кремер. – Адвокат начинает поднимать шум. Думаю, его наняла миссис Фрост. Только что получено постановление об освобождении, а, на мой взгляд, из-за Джебера нет смысла затевать драку. Да и вряд ли нам удалось бы задержать его надолго. Французский консул тоже влез в это дело. Джебер-то – гражданин Франции. Естественно, мы установим за ним слежку, но что толку? Попробуй вытяни что-нибудь из такого человека, тут какой-то особый способ нужен. Не раскалывать его надо, а надрезать, как клен надрезают, и по капле, словно сок, выдавливать правду.
Я кивнул:
– Точно, только так и можно. Оно и лучше, чем… – Я пожал плечами. – Ну да ладно. От ваших ребят в Гленнэнне есть что-нибудь?
– Нет. – Кремер сцепил пальцы за головой и откинулся на спинку кресла. Пожевав сигару, он мрачно взглянул на меня: – Знаешь, сынок, неприятно говорить тебе это, но душой кривить не стану. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя были неприятности, но нам, наверно, следует подержать денек в пятой комнате тебя, а не этого Джебера.
– Меня? – Я изумленно мотнул головой. – Ушам своим не верю. И это после всего, что я для вас сделал?
– Брось свои шутки. Не до того мне. Устал чертовски! Я знаю, как работает Вульф. Не говорю, что могу так же, но знаю, как он это делает. Да, он действительно пока не ошибался, но ведь яйцо достаточно разбить один раз. Я не исключаю, что именно в этом деле Вульф завязнет. Он ведь работает на Фростов.
– Он работает на одного из Фростов.
– Пусть так, но это тоже странно. Сначала он говорил, что его нанял Лу, а потом – эта девчонка. Что-то я не припомню, чтобы он так лихо менял клиентов. Может, дело в том, что деньги принадлежат дочке, но ими уже двадцать лет распоряжается папаша этого Лу? А от Дадли Фроста так просто ничего не добьешься. Мы ему прямо заявили, что расследуем убийство и хотим проверить, как обстоят дела с этим наследством, вдруг там какая-то зацепка. Просили помочь. А он послал нас куда подальше. Фрисби из окружной прокуратуры попытался устроить все через суд, но, видно, зацепиться не за что. С чего это вдруг Вульф бросил Лу и решил оказывать услуги девочке?
– Он не бросил. Это, если можно так выразиться, сделка по принуждению.
– Вот как? Интересно, кто же это смог заставить Ниро Вульфа пойти против своего желания?! Я, кстати, обратил внимание, что это случилось сразу после убийства Макнейра. Ну хорошо, пусть Вульф раздобыл какую-то информацию. Но откуда? Думаю, из той самой шкатулки. Видишь, я не хитрю, просто излагаю свое мнение. А вся эта затея с Гленнэнном – только для отвода глаз. И твои фокусы с Джебером – то же самое. Предупреждаю тебя и Вульфа тоже: не думайте, что я такой идиот и не смогу в конце концов выяснить, что там было, в этой красной шкатулке.
Я печально покачал головой:
– Инспектор, вы аж взмокли. Видит бог, с вас ручьем льет. Если вы решили прекратить поиски шкатулки, дайте нам знать, мы тогда сами попробуем.
– Я ничего не решил. Просто веду дело по всем направлениям. Я не говорю, что Вульф покрывает убийцу. Он, может, и запутался, но на такую глупость не пойдет. Не сомневаюсь, он утаивает важную для меня информацию. Почему – не знаю. Лично мне нечего скрывать, я вообще в этом деле ни черта не понимаю. Но я твердо уверен, что разгадка – в семействе Фростов. Больше мы никого не нашли, никаких связей Макнейра, которые могли бы дать зацепку. От его сестры в Шотландии ничего нет. В его бумагах – тоже. Из Парижа – глухо. И по яду ни одной зацепки. Единственное, что я узнал точно от одного типа, – это о давнем скандале из-за того, что Эдвин Фрост лишил жену наследства. Ему не понравилась ее дружба с неким французом, и, угрожая разводом, он заставил жену подписать отказ от права на часть наследства. Джебер как раз француз, но Макнейр-то нет! Похоже, мы остались в дураках, а? Помнишь, что я говорил во вторник у Вульфа в конторе? Но ведь Вульф не дурак, и он не будет пытаться скрыть то, что рано или поздно все равно откроется. Ты можешь передать ему кое-что?
– Ради бога. Записать?
– Не обязательно. Передай ему, что этот Джебер до окончания дела будет под постоянным наблюдением. И еще. Если шкатулка так и не найдется, то в эту среду один из моих лучших людей отправится на «Нормандии» во Францию. И скажи ему, что кое-что я уже узнал. Ну, например, что за последние пять лет из наследства вашей клиентки этому Джеберу было выплачено шестьдесят тысяч долларов. А уж сколько ему до этого перепало, одному богу известно.
– Шестьдесят кусков? – Я поднял брови от изумления. – Из наследства Елены Фрост?
– Именно. Я вижу, что для вас это новость.
– Еще бы! Надо же, такая уйма денег – и с концами. А как она ему их выдавала, пятицентовиками?
– Зря смеешься. Так вот, передай Вульфу: пять лет назад Джебер открыл в Нью-Йорке счет в банке и с тех пор каждый месяц переводит туда тысячу долларов. А подписаны чеки Калидой Фрост. Порядки в банках вы знаете и можете представить себе, чего мне стоило все это раскопать.
– Да уж вам-то! Не прибедняйтесь. Вы же не последний человек в полиции. Хотелось бы только обратить внимание на тот факт, что Калида Фрост не является нашим клиентом.
– Мать, дочь – какая разница? Формально содержание идет, конечно, дочери, но половина-то, думаю, достается матери.
– Разница все-таки есть. Взять хотя бы юную особу из Род-Айленда, что в прошлом году убила свою мать. Одна жива, другая – нет. Чувствуете разницу? А за что миссис Фрост платила Джеберу?
Кремер пристально посмотрел на меня:
– Вернешься домой, спроси Вульфа.
– Да будет вам, инспектор, право слово. Беда в том, что вы видите Вульфа не так уж часто – только когда он уже посыпал арену опилками и готов щелкнуть хлыстом. А видели бы вы его, как я, каждый день, тогда бы поняли, что он многих вещей не знает. Трех как минимум, а то и четырех.
Кремер еще крепче сжал сигару в зубах.
– Я считаю, он знает, где шкатулка. Вполне возможно, он ее уже нашел. Кроме того, я думаю, что, исходя из интересов клиента, не говоря уже о его собственных, он скрывает факты, связанные с расследованием убийства. Знаете, чего он хочет? Он хочет дождаться седьмого мая, когда Елена Фрост станет совершеннолетней, и тогда все открыть. Как прикажешь мне к этому относиться? И как отнесется к этому окружная прокуратура?
Прикрыв рот ладонью, я зевнул:
– Прошу прощения, я спал сегодня всего шесть часов. Клянусь, я не знаю, как убедить вас. И вообще, почему бы вам самому не поговорить с Вульфом?
– А какой смысл? Я все знаю наперед. Ну объясню я, почему считаю его лжецом. А он скажет, что я абсолютно прав, и будет сидеть с закрытыми глазами до тех пор, пока не захочет пива. Завел бы пивоварню, что ли… Между прочим, некоторые гении перед смертью завещают свой мозг ученым. А Вульф пусть завещает им желудок.
– Ну что ж. – Я встал. – Раз вы столь раздражены, что ставите ему в укор даже желание время от времени утолять жажду, то я, конечно, не могу рассчитывать, что вы захотите прислушаться к голосу рассудка. Но еще раз повторяю: вы глубоко заблуждаетесь. Вульф сам говорит, что, если бы у него была шкатулка, он бы уже закончил это дело.
– А я не верю. Так ему и передай.
– Обязательно. С наилучшими пожеланиями?
– Иди к черту.
Однако к черту я не пошел, а остановил лифт на первом этаже и направился к выходу. На стоянке отыскал свою машину и вырулил на Сентер-стрит.
Кремер, конечно, шут гороховый, но сейчас мне было совсем не до веселья. Я видел, что его дурацкие подозрения не сулят нам ничего хорошего. Ему просто не дано понять, что Вульф и я – люди пусть и не святые, но честные и порядочные. И если бы Макнейр на самом деле отдал нам шкатулку или хотя бы сказал, где она, мы бы этого не скрывали, а заявили, что, мол, ее содержимое – не для чужих глаз, к тому же не имеет никакого отношения к убийствам и показывать мы никому и ничего не намерены. Даже я это понимал, хотя я и не инспектор и вряд ли когда им стану.
Домой я добрался только в начале седьмого. Там меня ожидал сюрприз. Вульф сидел в кабинете, откинувшись в кресле и сцепив пальцы на животе. А на «троне олуха царя небесного» восседал Сол Пензер со стаканом, в котором плескались остатки коктейля. Мы поздоровались, и Сол продолжал:
