Берта растопырила пальцы так, что получилась буква «V».
– Другими словами, вы были так же близки, как ножки этой буквы.
Милберс улыбнулся:
– Жаль, что вы не знали моего кузена. Боюсь, его собственная рубашка вряд ли была близка ему.
– Да? А управляющая?
Лицо Милберса слегка омрачилось.
– Это именно то, что меня беспокоит. Она, несомненно, хотела, чтобы он стал зависим от нее. Я ее немного боюсь.
– А я – нет, – сказала Берта. – Идемте.
Нетти Краннинг с покрасневшими от слез глазами подала руку Берте Кул и предложила:
– Проходите, миссис Кул. Извините, но я была просто в шоке, для всех нас это страшный шок. Моя дочь, Ева Ханберри, а это мой зять, Пауль Ханберри.
Берта вторглась в гостиную с деловым видом и решительно потрясла руку каждому.
Нетти Краннинг была женщиной в возрасте сорока с небольшим лет, уделяющей много внимания своей внешности и культивирующей хорошие манеры, однако в ней отсутствовала жеманность, она стремилась быть настоящей леди при любых обстоятельствах.
Ее дочь Ева, хорошенькая брюнетка, имела правильные черты лица, у нее были тонкие крылья носа, дугообразные брови, немного обидчивый рот, большие черные глаза, оттененные длинными ресницами; эти глаза, казалось, были готовы в любой момент, если представится подходящий случай, загореться от переполнявших их хозяйку чувств.
Пауль Ханберри, напротив, являл собой «пустое место» мужского рода, полностью подавленный присутствием рядом с собой этих двух ярких, близких ему женщин. Он был среднего роста, среднего веса и не производил никакого впечатления. Позднее Берта Кул написала в своем письме Дональду Лэму: «Вы могли бы посмотреть на этого парня дважды и не заметить его».
Кристофер Милберс решил держаться в тени Берты Кул, он шел позади нее, как ребенок следует по пятам своей матери, когда она решительно направляется в школу, чтобы разобраться с преподавателем дисциплины, которую она лично ни во что не ставит. Берта, не теряя времени, сразу же приступила к делу.
– Итак, господа, – сказала она, – это не просто визит вежливости. Мой клиент, Кристофер Милберс, хотел бы уточнить некоторые обстоятельства.
– Ваш клиент? – переспросила холодно миссис Краннинг, хорошо владея собой. – Следует ли из этого, что вы – адвокат?
– Нет, – ответила тотчас же Берта, – я – детектив.
– Детектив?!
– Именно так.
– Боже мой! – вырвалось у Евы Ханберри.
Ее муж выдвинулся слегка вперед.
– Что за странная идея приводить сюда детектива? – спросил он грозно, хотя, казалось, сам нуждался в некоторой поддержке исчезающего мужества.
– Я здесь, – сказала Берта, – по поводу пропажи десяти тысяч долларов.
– Что?
– То, что вы слышали.
– Вы, – спросила миссис Краннинг, – подозреваете нас в исчезновении этих денег?
– Я никого не подозреваю, – ответила Берта. И потом добавила весомо: – Пока.
– Не могли ли вы быть так любезны и объяснить, что вы имеете в виду? – потребовала Ева Ханберри.
– Когда Харлоу Милберс умер, в его бумажнике было десять тысяч долларов наличными, – пояснила Берта.
– Кто это сказал? – спросил Пауль Ханберри.
– Я, – объявил Кристофер Милберс, выходя из-за спины Берты. – И я собираюсь доказать это. Мой кузен собирался приобрести несколько редких исторических книг. В силу некоторых обстоятельств, которые мы не будем сейчас обсуждать, ему потребовались наличные деньги. Поэтому в день его смерти у него должны были быть десять тысяч долларов.
– Хорошо, значит, он спрятал их где-нибудь, – сказала миссис Краннинг, – потому что в бумажнике их не было.
– Не может быть, – настаивал Милберс. – Он всегда хранил пять…
Берта Кул отпихнула его назад и в наступившем молчании спросила:
– Откуда вам известно, что их не было в бумажнике?
Миссис Краннинг обменялась взглядами с присутствующими, она медлила с ответом.
Ева Ханберри с возмущением вступилась за мать:
– Боже мой, я полагаю, что, поскольку мы несем ответственность за все происходящее в этом доме, мы имеем право взглянуть на вещи, которые остались от умершего, не правда ли?
– Мы должны были выяснить, кто его родственники, – подал свой голос Пауль Ханберри.
– Как будто вы не знали этого прежде, – заметил Кристофер Милберс.
Берта Кул воинственно продолжала:
– Я пришла сюда не для того, чтобы терять время в бесплодных дискуссиях. Нам надо получить эти десять тысяч долларов.
– Он спрятал их, должно быть, в своей комнате, – предположила Нетти Краннинг. – Я точно знаю, что их не было в бумажнике.
– Да уж, их не было в бумажнике, когда я получил его, – грозно сказал Милберс, так как решительная тактика Берты привела к тому, что члены семейства только оборонялись.
– Хорошо, – твердо сказала Берта. – Предлагаю приступить к делу. Давайте осмотрим комнату, в которой он умер. А остальные комнаты? Он занимался работой дома?
– Боже мой, конечно. В основном в библиотеке, – ответила миссис Краннинг. – Он работал там до глубокой ночи.
– Отлично, давайте осмотрим и библиотеку. А что ближе отсюда?
– Библиотека.
– Сначала пойдем туда.
– Спальню, во всяком случае, уже осматривали, – вставил Пауль. – Он…
Миссис Краннинг заставила его замолчать, бросив на него осуждающий взгляд.
Ева тихо заметила:
– Пусть говорит мама, дорогой.
– Пожалуйте сюда, – произнесла миссис Краннинг с чувством собственного достоинства и повела их в библиотеку.
В дверях она простерла руку, предлагая комнату ко всеобщему обозрению и, с другой стороны, как бы снимая с себя всю ответственность.
Пауль Ханберри взглянул на свои часы и изумленно воскликнул:
– Боже, я забыл, что мне надо позвонить! – И с этими словами он заспешил в задние комнаты дома.
Сразу же после этого поведение обеих женщин резко изменилось.
– Вы действительно уверены, что у него были эти деньги? – спросила миссис Краннинг примирительно.
– Должны были быть в его бумажнике, – сказал Милберс. – По крайней мере, банкир утверждал, что он положил пять тысяч долларов в бумажник, когда он получал их в четверг.
Нетти Краннинг и ее дочь обменялись понимающими взглядами. Ева все еще сопротивлялась:
– Он не оставался с ним один в комнате. Ты же знаешь это, мама.
– До того, как он умер, – сказала миссис Краннинг, – но…
– Мама!
– О, хорошо, хорошо! Ты начала первой.
– Да, но ты тоже под подозрением…
Миссис Краннинг, улыбаясь, повернулась к Берте:
– Конечно, миссис Кул, все это страшный шок для нас. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам, если будет нужна наша помощь.
– Да уж, – сухо ответила Берта. – Нам предстоит еще много открытий.
Библиотека представляла собой огромную комнату, уставленную шкафами с набитыми в них книгами, многие из которых были в кожаных переплетах, потемневших от времени. В центре комнаты стоял большой стол, заваленный раскрытыми книгами. Посередине стола лежали блокнот и карандаш. Верхняя страница блокнота была испещрена пометками, нанесенными неровным, неразборчивым почерком.
Миссис Краннинг сказала:
– Я не думаю, что сюда кто-либо заходил, кроме мистера Кристофера Милберса, попросившего разрешения осмотреть весь дом. Все осталось так, как было при бедном мистере Милберсе. Он не разрешал никому и ни при каких обстоятельствах притрагиваться к книгам или другим вещам, находившимся в этой комнате. Книги должны были лежать в том порядке, который он избрал. Иногда я на протяжении многих дней не могла вытереть стол, потому что он был заполнен книгами, и мне не разрешалось их трогать.
– Вряд ли это могло быть тем местом, где человек решился бы оставить десять тысяч, – заметила Берта.
Миссис Краннинг всем своим видом выражала согласие с этим утверждением Берты.
– Я просмотрел пометки в блокноте, – сказал Кристофер Милберс. – Там речь идет о войнах времен Цезаря. Ничего общего с предметом нашей дискуссии. Вообще говоря, я нахожу их исключительно интересными…
Берта Кул отвернулась от него и пронеслась по комнате, спешно осматривая все вокруг.
– Я думаю, – продолжал Милберс, – нам следует пойти в спальню. Хотя, мне кажется, очевидно для всех, что наши поиски бессмысленны. Что касается меня лично, я это рассматриваю как простую формальность, прежде чем предъявить официальное обвинение.
– Против кого и в чем? – требовательно спросила Ева Ханберри.
Кристофер Милберс предпочел уклониться от прямого ответа:
– Решение этого вопроса предоставим детективу.
– Частный детектив, – презрительно фыркнула миссис Краннинг, – не имеет права делать подобных заявлений.
– Она – мой представитель, – объявил Милберс, умудряясь придать своим словам необыкновенную значимость.
Берта Кул не обращала внимания на развернувшуюся дискуссию. В поисках денег ее охватил азарт, как собаку, идущую по следу. Она обошла вокруг стола, рассматривая открытые книги, пробежала глазами по исписанным страницам блокнота и воскликнула: