Пока Шлихт с Севой отдыхали в номере, Утури, прихватив свою долю, надолго исчез. Они уже начали беспокоиться, когда тот снова появился. Оказывается, у ялтинского причала стоял английский теплоход. И Утури решил обновить свой гардероб, купив у туристов несколько костюмов и рубашек.
Вечером, когда они шли по набережной, прохожие оборачивались и смотрели им вслед. Утури можно было принять за английского лорда. На нем был черный смокинг, рубашка с жабо и черные лакированные туфли. Так должен был выглядеть Остап Сулейман Берта Мария Бен-дер Бей-Задунайский, если бы добрался до солнечного Рио-де-Жанейро. В «Ницце» он был своим в доску, и их усадили за директорский столик, стоящий рядом со сценой.
Первую половину вечера на сцене выступали артисты. Затем, после небольшого перерыва, играл инструментальный оркестр. Когда концерт закончился, Утурбек подошел к конферансье и о чем-то с ним переговорил. Вернувшись за столик, он проронил:
— Сейчас мой номер.
И действительно, через несколько минут конферансье объявил:
— А сейчас выступит наш кавказский гость. Он станцует грузинский танец «Шелохо».
Утури взял фужер, налил в него водки почти до краев и, выйдя с ним на середину сцены, несколько раз поклонился. В зале на него никто не обратил внимания. Но когда оркестр заиграл быструю грузинскую мелодию и Утурбек птицей понесся по кругу в горячем кавказском танце, держа в поднятой руке фужер с водкой и не разливая ни капли, все замерли от удивления. Пройдя три круга, он сделал знак руководителю оркестра, и музыка смолкла. Только барабанщик выбивал мелкую дробь. Под стук барабана Утури поставил фужер на середину сцены и стал садиться на шпагат, стараясь ртом достать фужер. Ему оставалось несколько сантиметров, но с первой попытки у него это не получилось. Подхватив фужер, он опять за кружился в бешеной пляске. Смокинг, рубашка с жабо, высокий рост и чеканный профиль, сделали свое дело.
Вся женская половина зала следила за ним, затаив дыхание. Опять смолк оркестр. Опять дробь барабана. И опять неудача. Теперь ему не хватало несколько миллиметров.
И снова наш танцор вихрем несется по сцене с бокалом в руке, не разлив ни капли. И только с третьей попытки он достает фужер и без помощи рук, сидя в шпагате, выпивает содержимое. Зал замер, затаив дыхание.
И тут случилось непредвиденное. Раздался предательский треск. Английские штаны не были рассчитаны на выполнение шпагата и громко треснули в самый ответственный момент. Зал разразился хохотом и рукоплесканиями.
Утури ничуть не смутился. Он перебросил через себя пустой фужер. Одной рукой придерживал разорвавшиеся штаны, другой — посылал в зал воздушные поцелуи. Зал рукоплескал. Женщины визжали от восторга. Утурбек спрыгнул со сцены и, проходя мимо своего столика, кивнул напарникам:
— Я быстро — в гостиницу и назад. Ждите,— и плотоядно заметил: — Здесь все бабы наши.
Шлихт глянул в зал и подумал, что их многовато. В этот вечер девчонок сняли без труда.
Когда они вшестером пришли в «Ореанду», Сева снял еще один номер, так как в ихнем было всего две комнаты, и уединился там с рыжей малолеткой, которая называла его дядя Сева.
Утром, проводив своих подружек, Шлихт с Утури зашли к Севе. Те сидели за столом, пили чай.
— Алла поживет у нас,— сказал Сева.— Ей пока что негде жить.
Шлихт ничего не имел против. Когда они отправлялись на работу, Алла ходила за покупками, убирала их номера. В общем, вела хозяйство. Все относились к ней нормально, но Севу она так и называла дядя Сева. Однажды Шлихт случайно услышал, как она, прижавшись к Севиной груди, мягко проговорила:
— Дядя Сева, не пейте, пожалуйста, на ночь кефир. А то когда вы меня е...те, у вас в животе булькает, и я не могу кончить.
Сева с пониманием отнесся к ее просьбе и вообще отказался от кефира.
Как все хорошее, их спокойная жизнь в Крыму скоро кончилась. «Гонку» стали квалифицировать не как карточную игру, а как мошенничество: «Группа лиц, по предварительному сговору» и так далее...
Утури уехал на Кавказ, а Шлихт с Севой были на распутье.
Платки
Как только запахло жареным, Шлихт с Севой уехали из Крыма. Деньги на первое время были. Но они понимали, что если ничего не делать, то деньги быстро кончатся. Поэтому сидеть сложа руки не собирались. Перед тем, как уехать из Крыма, Сева и Шлихт заехали в Севастополь. За время работы по «гонке» они тратили только советские деньги, а боны откладывали на всякий случай. И теперь они им очень пригодились. В Камышовой бухте за боны можно было купить любой дефицитный товар. В магазине «Альбатрос» Сева о чем-то долго советовался со старшим продавцом. Вскоре на прилавке были разложены пятьдесят женских платков размером метр на метр из люрекса синего, зеленого и красного цвета, вытканные золотыми розами. Их охотно покупали спекулянты из Средней Азии. Такой платок входил в национальный наряд азиатских невест и стоил в три — четыре раза дороже номинала. В общем, бабаи их брали очень охотно.
Для работы с платками нужен был водитель с автомобилем. Шлихт позвонил одному своему старому знакомому по кличке Крокодил. С Крокодилом они были на одной зоне, и Шлихт его знал как стопроцентно надежного человека. Он хорошо водил машину и мог на ходу сделать любой мелкий ремонт. У него была отличная седьмая модель «жигулей».
На машине Крокодила, проехав Украину и Белоруссию, они благополучно добрались до Прибалтики. Впереди были Вильнюс, Рига и Таллинн, основные торговые центры Балтии.
В Вильнюсе в магазине кожгалантереи были куплены два одинаковых чемодана. В один сложили платки, а другой набили старыми газетами, положив надно для веса два кирпича.
Закрыв чемодан с газетами на ключ, Шлихт сломал оба замка, так что открыть его было невозможно, и положил на заднее сидение, а чемодан с платками был У Севы.
Машину поставили на улице, ведущей к центральному универмагу. Взяв самый красивый платок с золотыми розами по черному полю, Шлихт завернул его в прозрачный кулек и пошел в универмаг. Увидев двух узбеков, стоявших за чем-то в очереди, он нагло влез вперед них. Узбеки начали возмущаться, но, увидев у Шлихта платок, сразу дружелюбно заулыбались.
— Где взял? — спросил толстый бабай в халате и тюбетейке.
Шлихт отвел их в сторону и начал объяснять, что они перевозят базу «Внешпосылторга» из Риги в Москву. Машина поломалась, и им нужно реализовать несколько платков. О цене нужно разговаривать с директором базы.
— Где директор? Как его видеть? — в два голоса спросили бабай.
— Он здесь, на улице. У него пятьдесят платков,— ответил Шлихт.
Они вышли на улицу, и на тротуаре увидели Севу с чемоданом в руке. Шлихт подвел бабаев к нему и сказал:
— Глеб Поликарпович, вот люди хотят купить у нас платки.
Сева, надув щеки, важно спросил:
— Вам сколько платков нужно?
— А сколько есть?
— Есть пятьдесят. Если все заберете, отдам по сто шестьдесят.
Узбеки, отойдя в сторону, начали совещаться.
— А как посмотреть? — спросил старший.
Сева завел их в сквер и открыл ключом чемодан. Узбеки на выбор развернули несколько платков и, убедившись, что это то, что им нужно, тщательно их пересчитали. Судя по лицам, они были довольны. Сева закрыл чемодан на ключ и начал торговаться. Теперь он уже просил
за каждый платок по сто семьдесят рублей. Азиаты стояли на своем, не желая платить больше ста шестидесяти.
— Кого ты привел? — выговаривал Шлихту Сева сердито.— Они хотят, чтобы я отдал им платки почти даром! У меня есть покупатель. Он заберет их по сто семьдесят. Я уехал.
Подхватив чемодан, Сева перешел на другую сторону улицы и стал ловить такси.
Две первые машины были с пассажирами и не остановились. Шлихт стоял так, что был в поле зрения Крокодила, и подал ему знак. Машина плавно тронулась и остановилась возле Севы.
Назвав адрес, Сева поставил чемодан в машину и сам хотел сесть на заднее сиденье.
— Мы согласны, согласны! — заорали бабаи.
Сева извинился перед водителем и, выходя из машины, захватил чемодан с газетами и кирпичами. Отойдя в сквер, бабаи отсчитали положенную сумму, получив взамен чемодан и ключи от него.
А Крокодил проехав квартал, завернул за угол и стал ждать.
Впереди были Рига и Таллинн.
Зона
Зона была «красная» и встретила Шлихта неприветливо. Порядка здесь не было. Зеки относились друг к другу по принципу — клюнь ближнего, нагадь на нижнего. Не прошло и месяца, как он оказался в БУРе.
Барак усиленного режима, сокращенно БУР,— это маленькая тюрьма на зоне, куда администрация по своему усмотрению закрывает неугодных, выражаясь казенным языком, злостных нарушителей режима содержания, не ставших на путь исправления. Время содержания в БУРе определяет «кум» — заместитель начальника колонии по режимно-оперативной части. Шлихта закрыли на шесть месяцев. Придя на зону, он не поладил с местными блатными и одного отправил в санчасть с сотрясением мозга, а тот втайне дружил с «кумом».
