поставила перед ним чайную пару.
Села. Повисла странная ненапряжная тишина. От заварочного чайника из великолепного китайского фарфора исходило домашнее тепло. Напиток пах терпко и притягательно. И был еще запах — аромат хвойного леса, дерева и свободы. Грин. Женщина невольно прикрыла глаза, будто так было проще различить эти нотки. По телу пробежала волна мурашек, и Тео закусила губу. Щеки предательски окрасились в алый цвет, и она потянулась за чаем, чтобы скрыть смущение. Грин молчал и, кажется, внимательно за ней наблюдал. И под этим взглядом Рихтер вдруг почувствовала себя обнаженной. Лишь натренированная воля и привычка держать лицо позволили ей открыть глаза и встретиться с ним взглядом.
— Спрашивайте.
— Как вы себя чувствуете?
Она посмотрела на него слегка удивленно.
— Раз меня отпустили, значит, хорошо.
Он сдержанно кивнул, как будто говоря: «Понял, что откровенности я от вас не дождусь, что ж, тогда вернемся к деловому общению». И ей почему-то стало обидно. Да что там обидно — Теодора разозлилась сама на себя: на свою выдержку и холодность, на привычку держать дистанцию. А потом разозлилась еще раз — за то, что дала слабину.
— Мы получили план мероприятия, списки сотрудников и составили максимально полную картину перемещений мистера Мейсона.
— Стоп, — прервала Теодора. — А какое это имеет отношение к… субботе?
В синих глазах Грина проскользнуло странное выражение. Что это? Сочувствие? К черту сочувствие!
— Никакого, — произнес он, обрывая поток мыслей. — Но мне нужна ваша помощь. Мейсон твердит, что весь день был либо на объекте, либо с вами. Мы уже поймали его на лжи в мелочах. И только вы можете расставить все по местам.
Она похолодела.
— Вы подозреваете его?..
— Мисс Рихтер…
— Тео, — поправила она, даже не успев подумать о том, насколько это неуместно.
Грин смягчился.
— Позвольте мне сделать свою работу. Он в любом случае сядет. Вопрос лишь в том, будет это попытка похищения и причинение вреда здоровью или убийство.
— Ваша зацепка с лентой — полная туфта.
— Допустим. — Он неожиданно легко согласился с ее выпадом, приведя женщину в еще большее недоумение. — Но мы должны отрабатывать все версии. Меня интересуют два дня. В большей степени день памяти Перо.
— Я не могу подтвердить, что он весь день был со мной, потому что сама провела его не на площадке. Мы же виделись там, детектив.
— Мы виделись во время мероприятия. А до?
— У меня было несколько встреч. Без Мейсона. Я увидела его примерно в восемь утра, он муштровал сотрудников. А в следующий раз — уже ближе к открытию.
— То есть примерно в два часа дня?
Она нахмурилась, пытаясь добраться до потаенных уголков памяти. Она вообще плохо помнила тот день. И Кевина тоже. Он тенью растворялся меж гостей и сотрудников, появлялся в нужный момент, направлял. Она уже давно его не контролировала. Отслеживала происходящее на самом мероприятии, оценивала, но не влезала в подготовительный этап. А он не отчитывался ей поминутно. А жаль. Она бы смогла помочь Грину.
— Примерно. Может, полтретьего. Детектив, вы меня пугаете.
— Простите. Я понимаю, что вам не до наших вопросов, но…
Она подняла руку, и он замолчал. Их взгляды снова встретились, в помещении повисла звенящая тишина, а на глаза почему-то навернулись слезы. Теодора резко опустила взгляд, уткнулась в чашку, отпила терпкий напиток.
— Я все понимаю. Спрашивайте.
— Хорошо.
Низкий, неожиданно мягкий голос детектива буквально заставил ее вновь поднять глаза. Грин смотрел на нее в упор, но сейчас в его обычно холодном и тяжелом взгляде не было ни холода, ни тяжести. Только печаль. Усталость. И что-то, что ей захотелось трактовать как заботу.
— Я подумала над вашими вопросами, — солгала она. Не думала. Но ответы на них пришли из глубины. — Кевин в последнее время действительно вел себя странно. Он становился навязчивым. Я не придала этому значения, но в контексте произошедшего понимаю, что он вполне мог выяснить правду про Авирону.
— У него дома обнаружили массу записей по вашим передвижениям. Он отслеживал каждый шаг. И вычислил вас.
Грин сказал это мягко, учтиво. Но руки задрожали. Тео убрала чашку, откинулась на спинку кресла. Ее бросило в жар, на лбу выступила испарина. Она не знала, кто такие сталкеры. Никогда не сталкивалась с преследователями. Да, ей не давали проходу и во время обучения, и позже. Но она научилась говорить нет и ставить стены. От мысли, что кто-то следил за ней, методично фиксируя каждый шаг, стало страшно. Нечем дышать. Резким движением она прижала руку к груди, запрокинула голову. Грин среагировал мгновенно. Он открыл окно, впуская в помещение прохладный, наполненный дождем воздух, а потом подошел к ней и неожиданно уверенным жестом взял ее за кисть. Сосчитал пульс.
— Пойдемте.
Он помог ей встать, и Тео тут же покачнулась, в глазах потемнело. Детектив удержал ее за плечи, но она на него не смотрела, кажется, окончательно сломленная.
— Вы в безопасности.
Она не отреагировала.
— Тео?
Грин довел ее до мягкого дивана, усадил, принес стакан с водой. Она пригубила прохладную жидкость и зажмурилась, отказываясь пить еще. А потом замерла, почувствовав, что он садится рядом. Привалилась к его боку, сражаясь со слезами. Она слишком много плакала в последнее время.
— Простите, — пробормотала Тео с трудом. — Я просто… не могу поверить.
— Мы не считаем, что вы были в списке жертв, — с некоторым отчуждением произнес Грин, однако не отстранился. — Но и не беремся судить, что он собирался делать. Он молчит.
— Пожалуйста, — взмолилась она, — я не хочу о нем больше слышать. Вам нужен доступ к документам? Я дам все. Только, пожалуйста, — внезапно развернувшись, она схватила его за грудки и посмотрела в лицо, — ничего мне о нем не говорите!
Грин мягко положил ладони поверх ее
