Второго января мне позвонила Элис. Я удивился, услышав ее голос. Собственно, не узнал, пока она не назвала свое имя. И сразу подумал о том, что Джанель требуется помощь.
— Мерлин, я подумала, что ты должен об этом знать. Пусть это было давно, но я подумала, что должна сказать тебе о том, что произошло.
Элис в нерешительности замолчала, но я ничего не ответил, и она продолжила:
— У меня очень плохие новости. Джанель в больнице. У нее кровоизлияние в мозг.
Я не мог осознать ее слов, а может, мой разум отказывался их понимать. До меня лишь дошло, что Джанель больна.
— Как она? Ей совсем плохо?
Вновь пауза.
— Ее жизнь поддерживается искусственно. Приборы не регистрируют мозговой деятельности.
Я сохранял ледяное спокойствие, должно быть, по-прежнему не мог сложить два и два.
— Ты говоришь мне, что она умрет? Ты говоришь мне об этом?
— Нет, я тебе этого не говорю. Может, она выздоровеет, может, им удастся поддерживать ее жизнь. Родственники приезжают сегодня, и они будут принимать решение. Ты хочешь прилететь? Остановишься у меня.
— Нет, — ответил я. — Я не могу. — Я действительно не мог. — Ты сможешь позвонить мне завтра и рассказать, что происходит? Я прилечу, если могу помочь, но только для этого.
Последовала долгая, долгая пауза.
— Мерлин, — голос Элис дрогнул, — я сидела рядом с ней, она лежит такая красивая, будто ничего с ней и не случилось. Я держала ее за руку, рука теплая. Она выглядит так, словно спит. Но врачи говорят, что от ее мозга ничего не осталось. Мерлин, они могут ошибаться? Она сможет поправиться?
На мгновение я убедил себя, что это ошибка, что Джанель, конечно же, поправится. Калли как-то сказал, что человек может внушить себе что угодно, вот это со мной и произошло.
— Элис, врачи иной раз ошибаются, может, ей станет лучше. Не теряй надежды.
— Хорошо. — Она уже плакала. — Мерлин, это ужасно. Она лежит на кровати, словно Спящая красавица из сказки, и я думаю, что кто-то произнесет нужное заклинание, и все будет хорошо. Я гоню от себя мысли о том, что придется жить без нее. Я не могу оставить ее в таком состоянии. Она бы не хотела так жить. Если они не выдернут штепсель, это сделаю я. Я не хочу, чтобы она осталась растением.
Вот мне и представился шанс стать героем. Принцесса спит волшебным сном, и только Мерлин-маг знает, как расколдовать ее. Но я не стал предлагать свою помощь в вытаскивании штепселя из розетки.
— Подожди немного. Посмотрим, что будет. Позвони мне, хорошо?
— Хорошо, — эхом отозвалась Элис. — Я подумала, что ты должен об этом знать. Я подумала, что ты захочешь приехать.
— Я уже давно не видел ее, не говорил с ней, — ответил я. И вспомнил вопрос Джанель: «Ты сможешь отказаться от меня?» — и свои слова сквозь смех: «Как нечего делать».
— Она любила тебя как никакого другого мужчину.
Но она не сказала «как никого», отметил я. Она оставила женщин за скобками.
— Может, она поправится. Позвонишь мне?
— Да. — Сейчас голос Элис звучал спокойнее. Она поняла, что приехать я отказываюсь, и мое решение вызывало у нее недоумение. — Я позвоню, если будут какие-то изменения. — И она положила трубку.
А я рассмеялся. Не знаю почему, просто рассмеялся. Я не мог поверить в случившееся, решил, что это Какой-то трюк Джанель. Некая фантазия, которую ей захотелось воплотить в жизнь. Одно я знал точно: не хотел я смотреть на ее пустое лицо, красоту, за которой не стоял разум. Потому что одного взгляда хватило бы, чтобы обратить меня в камень. Я не ощущал горя или чувства потери. Я надежно отгородился от таких неприятностей. Меня они не пронимали. Остаток дня я ходил по дому, качая головой. Изредка посмеивался, в какой-то момент увидел в зеркале отражение своего лица, искаженного ухмылкой. Ухмылкой человека, который вдруг узнал, что его тайное желание стало явью.
Элис позвонила на следующий день.
— С ней все в порядке. — На мгновение я принял ее слова за чистую монету, решил, что Джанель стало лучше, что первый диагноз оказался ошибочным. Но Элис продолжила: — Мы вытащили штепсель. Отключили машины, и она умерла.
Мы долго молчали, прежде чем она спросила:
— Ты прилетишь на похороны? Мемориальная служба пройдет в театре. Съедутся все ее друзья. Потом будет вечеринка с шампанским, и все будут говорить о том, какой она была. Ты прилетишь?
— Нет, — ответил я. — Если ты не возражаешь, я приеду через пару недель, чтобы повидаться с тобой. А сейчас — нет.
Вновь пауза, она словно пыталась взять под контроль закипевшую в ней злость.
— Джанель однажды сказала, что тебе можно доверять. Я доверяю. Приезжай когда захочешь. Я увижусь с тобой.
* * *
Отель «Ксанаду» возвышался передо мной, сияя тысячами огней. Я прошел мимо, вспоминая счастливые дни, месяцы, годы, проведенные с Джанель. После ее смерти я думал о ней каждый день. Иногда просыпался утром, думая о ней, вспоминая, как она выглядела, как могла быть одновременно нежной и яростной.
Эти первые мгновения бодрствования я буквально верил, что она жива. Представлял себе, как пройдет наша новая встреча. Мне требовалось пять или десять минут, чтобы вспомнить, что ее уже нет. С Арти и Озано такого не бывало. Собственно, теперь и вспоминал я о них крайне редко. Может, она была мне более дорога? Но, если так, отчего я так нервно смеялся после звонка Элис? И почему в тот же день, чуть позже, меня три или четыре раза вновь разбирал смех? Теперь я, возможно, знал причину: своей смертью она разозлила меня. Если бы она продолжала жить, со временем я бы тихо-мирно забыл ее. Но она схитрила, чтобы преследовать меня всю жизнь.
Встретившись с Элис через несколько недель после похорон Джанель, я узнал, что кровоизлияние в мозг стало следствием врожденного дефекта сосудов, о котором Джанель, должно быть, знала.
Я вспоминал, как злился, когда она опаздывала или забывала день нашей встречи. Я не сомневался, что это фрейдистские отговорки, свидетельство того, что подсознательно она отвергает меня. Но Элис сказала, что такое с Джанель случалось часто. И забывчивость ее перед смертью резко усилилась. Конечно же, это было связано с растущей аневризмой. Я вспомнил последнюю ночь, когда она спросила, люблю ли я ее, а я ответил, что нет. Подумал о том, что, задай она сейчас тот же вопрос, ответ был бы другим. Я бы сказал ей, что она может говорить и делать все, что пожелает. Что я ни в чем не буду чинить ей препон. Что приму ее такой, какой ей хочется быть. Что буду счастлив лишь тем, что вижу ее, слышу ее голос, ее смех. «И это будет для тебя важно?» — буквально услышал я ее вопрос, в голосе звучали довольные нотки, но и слышалась злость. Она хотела, чтобы никого важнее, чем она, у меня не было. Не только у меня, у любого ее знакомого, у всего мира. Она жаждала всеобщей любви. Я помнил, какая горечь звучала в ее голосе, когда мы лежали в постели и она упрекала меня за мужской эгоизм. «Ты хочешь, чтобы я была только с тобой? Не этого ли мужчины хотят от женщин? За собой-то вы оставляете полную свободу. Для тебя это был бы идеальный вариант». И вот тут меня осенило: в моих воспоминаниях не было место нашим любовным утехам.
Я знал, что она часто снилась мне по ночам, но никогда не мог вспомнить эти сны. Лишь просыпался в полной уверенности, что она жива.
Я дошагал до конца Стрип, уперся в невадские горы, повернулся, чтобы взглянуть на сверкающую неоновую полосу — сердце Вегаса. Подумал, что эту ночь проведу за игрой, ранним утром улечу в Нью-Йорк, а завтрашний день проведу в кругу семьи, с книгами, дожидающимися в моем кабинете. В построенной мною крепости.
Я вошел в казино «Ксанаду», изрядно продрогнув от холодного воздуха. Две чернокожие шлюхи прошли рука об руку: одна — цвета темного шоколада, вторая — светло-коричневая. Белые шлюхи в сапогах и коротеньких шортах сверкали перламутрово-белыми бедрами, но их лица цветом кожи напоминали лики призраков. За столиками для блэкджека выстроились дилеры, поджидающие клиентов.
Я направился к секции для игры в баккара. Когда подходил к воротцам, крупье, ведущий игру, заметив меня, поднял руку, останавливая Банкомета, приготовившегося сдавать карты. Улыбнулся, узнав, понял, что я не спешу занять место за столиком и, не опуская руки, скомандовал: «Карту для Игрока». Оба инспектора, бледные Иеговы, наклонились вперед.
Я огляделся. Почувствовал прилив свежего воздуха и понял, что старикан Гронвелт нажал магические кнопки на своем пульте, чтобы взбодрить уставших игроков. И не он ли нажимал другие кнопки, после чего и Калли, и другие покидали этот мир?
Стоя в центре казино, я выискивал взглядом счастливый столик, чтобы включиться в игру.
«Я страдаю, но все равно не живу. Я — икс в неопределенном уравнении. Я — будто призрак в этой жизни без начала и конца».
