— Я хочу попросить ещё кое о чём. Пообещай, что после того, как я выполню то, ради чего ты меня вытащил, ты снова дашь мне умереть. На этот раз — окончательно.
Джоунс подался вперёд, протянув правую ладонь.
— По рукам.
— Мы будем в расчёте?
— Абсолютно. Сделаешь дело — и свободен. В конце концов, ты становишься слишком стар для всего этого.
Сторм улыбнулся.
— Итак, что заставило тебя вспомнить Танжер?
— Похищение. Здесь, в Вашингтоне.
— Что? — не поверил Деррик. — Всё дело в каком-то похищении?
— Это не просто «какое-то похищение».
С Джоунсом всегда так. Пара слов — и мысль уже лихорадочно работает. Понятно, что Джоунс не стал бы прерывать устроенный им же самим бессрочный отпуск из-за похищения. Это не имело смысла. У ЦРУ нет прав проводить операции внутри США. Расследованием похищений занимается Федеральное бюро расследований. И хотя на публике ЦРУ и ФБР всегда выступают единым фронтом, на деле между ведомствами идёт жестокое соперничество. Это если говорить мягко. Джедидайя использовал любую возможность уязвить нынешнего директора Бюро Рузвельта Джексона.
— Кто похищен? — спросил Деррик.
— Пасынок сенатора Соединённых Штатов. Мэттью Дулл. Его отчим — сенатор Тёрстон Уиндслоу из Техаса.
Тёрстон Уиндслоу. На сцене появился первый персонаж пьесы театра кабуки. Уиндслоу являлся одним из самых могущественных обитателей Капитолийского холма. Он возглавлял комиссию сената по разведке — органа, контролирующего работу ЦРУ и непосредственно Джедидайи Джоунса. Это объясняло интерес Джоунса к делу. Но по его словам это больше, чем просто похищение. Возможно, дело в личности похитителей?
— И кто стоит за похищением?
Джоунс одним движением ладони с зажатой между пальцами сигарой и разогнал дым, и дал понять, что ответа на вопрос не будет.
— Мы направляемся в офис к Уиндслоу. Он и введет тебя в курс дела. Не хочу, чтобы ты приступал к расследованию, будучи предвзят.
Вот он — классический Джедидайя Джоунс. Сторму был знаком его подход. Джоунс предпочитал, чтобы подчиненные сами оценивали ситуацию и сами же делали выводы. Возможно, им удастся разглядеть то, на что он сам не обратил внимания. Отправляя своих людей на задания, Джоунс давал лишь скупые вводные, и подкидывал дополнительную информацию тогда и только тогда, когда в ней действительно возникала необходимость. Он никогда не раскрывал все карты, и даже выполнив работу, ты никогда не знал, как именно она связана с другими частями грандиозного плана. Полную картину видел только Джоунс. Он действовал в мире лжи и дымовых завес, где всё является не тем, чем кажется, и достаётся не той ценой, что пишут в прейскуранте. Даже ближайшее окружение никогда не знало, что он затевает.
— А что ФБР?
— А что с ними? — Джедидайя пожал плечами. — Они ведут дело. Расследование поручено агенту Эйприл Шауэрс.
Вот и ещё один персонаж пьесы.
— Эйприл Шауэрс? — переспросил Сторм. — Апрельский Ливень? Это её настоящее имя?
— Так и есть. Должно быть, её предки отличались оригинальным чувством юмора. А может, просто были хиппи. Как бы то ни было, она ждёт нас в офисе сенатора.
— А какая роль у меня?
— Ты — консультант по особым вопросам. Зовут тебя Стив Мэйсон — Деррик Сторм пусть остаётся в могиле.
— А если что-то пойдёт не так, окажется, что никакого Мэйсона никогда не существовало?
— Именно.
— Вытаскивать меня, придумывать фальшивую личность — как-то это всё чересчур сложно для расследования похищения.
Джоунс пустил серию безупречных дымных колец.
— Печально, — вздохнул он. — Я о дымных кольцах. В эпоху повсеместных запретов на курение это искусство умирает.
Глава 3.
Сквозь пуленепробиваемые стекла лимузина, двигавшегося на восток по Конститьюшн-авеню, Сторм глядел на возвышавшийся на фоне вечернего неба купол Капитолия, залитый светом прожекторов. Вид был впечатляющий.
Автомобиль миновал Сенатское здание имени Рассела, первое из трёх роскошных строений, используемых сотней народных избранников. Сторм всегда считал, что в городе, помешанном на аббревиатурах, сокращение SOB как нельзя лучше подходит для мест скопления сенаторов[2].
Следующим сенатским зданием на пути лимузина было открытое в 1958 году строение, поначалу называвшееся просто SOB № 2. В 1972 Конгресс присвоил ему имя сенатора от штата Иллинойс, республиканца Эверетта М. Дирксена, замечательного оратора, прославившегося тем, что пластинка с его речами получила премию Грэмми.
Сенаторы обожают, когда здания называют в их честь.
Лимузин подъехал к западному входу здания им. Дирксена, и офицер СБО, сидевший на переднем сиденье, выскочил из машины, чтобы предупредить дежурных из полиции Капитолия[3] о прибытии двух VIP-персон. Джоунсу и Сторму не пришлось тратить время на прохождение досмотра. Не было ни рамки металлодетектора, ни выворачивания карманов, ни предъявления содержимого кейсов. Вместо этого гостей быстро проводили в офис Уиндслоу, где секретарь немедленно пригласил их в рабочий кабинет сенатора.
Как почти всё на Капитолийском холме, здешние офисы распределялись по старшинству и степени значимости. Чем важнее птица, тем больше отведённая ей площадь. Уиндслоу получил самый огромный офис в здании. Потолки в его владении имели высоту пятнадцать футов, книжные полки вдоль стены украшала изысканная резьба, пол устилал ворсистый ковер. Роскошный диван, обитый натуральной кожей, мягкие кресла, рабочий стол красного дерева — всё это явно было доставлено сюда не со склада административно-хозяйственной службы. Фотографии в рамках на одной из стен, изображавшие сенатора, позирующего с главами иностранных государств и разными знаменитостями, свидетельствовали, что Уиндслоу не чужд тщеславия, и не считает зазорным кататься по экзотическим местам на деньги налогоплательщиков. Другую стену украшали Печать штата Техас и рога техасского длиннорогого быка.
Сенатор поднялся, но не сделал и попытки выйти из-за стола, чтобы поприветствовать гостей, вынудив их пересечь весь кабинет с протянутыми руками.
— Ну, наконец-то, Джедидайя, — проворчал Уиндслоу, пожимая ладонь асу шпионажа. — Мне пришлось ждать тебя лишних десять минут.
Сенатор посмотрел на Сторма. Они бросили друг на друга оценивающие взгляды, как школьники, готовящиеся устроить потасовку на перемене.
Сенатор разменял уже восьмой десяток. Сухой и долговязый, он обладал запоминающейся внешностью. Конечно, трудно не запомнить человека, чьё лицо не сходит с телеэкрана (Уиндслоу был регулярным гостем утренних ток-шоу по воскресньям, да и в новостях мелькал довольно часто). И всё же узнаваемым его делали удивительная причёска и характерная манера речи. Седые волосы сенатора были зачёсаны назад и тщательно уложены в старомодный помпадур[4], блестящий от обилия фиксирующего лака. Говорил Уиндслоу медленно, растягивая слова на южный манер, и не забывал при этом сдабривать речь простонародными выражениями, демонстрируя, что он плоть от плоти своих избирателей, упёртый «демократ жёлтого пса»[5]. В Техасе, представителем которого в Сенате Уиндслоу являлся уже более трёх десятилетий, соперничать с ним не мог никто.
— Так это и есть твой парень? — спросил хозяин кабинета.
— Сенатор, это Стив Мэйсон, — ответил Джоунс. — Он не мой сотрудник, но иногда делает для меня кое-какую работу. Он частный сыщик.
— Ты наладчик? — повернувшись к Сторму, без обиняков уточнил сенатор. — Человек, который улаживает разные проблемы, верно?
Деррику не нравилось, что при разговоре присутствуют ещё трое. Специального агента ФБР Эйприл Шауэрс он идентифицировал сразу, её выдало характерное вздутие под пиджаком. Супругу сенатора Сторм узнал, так как её лицо появлялось на страницах журналов и газет. Но что здесь делала девица двадцати с чем-то лет? Какова её роль?
— Я пришёл протянуть руку помощи, — Деррик ушёл от прямого ответа.
— Рук у нас предостаточно, — рявкнул Уиндслоу. — Всё ФБР мне ладошки тянет, а толку-то? Тут не ладошки нужны, а нормальный кулак!
В тишине, воцарившейся после слов сенатора, его супруга тихо произнесла:
— Мой муж, кажется, забыл о хороших манерах. Меня зовут Глория Уиндслоу, — она грациозно поднялась со своего места, показав высочайший класс умения контролировать эмоции, столь важного для жены политика. Даже глубочайший стресс не смог заставить её забыть о необходимости держать себя в руках.
Супруга сенатора была лет на тридцать моложе мужа. Она мягко пожала руку Сторма, продемонстрировав великолепный маникюр. Платье от дорогого нью-йоркского дизайнера подчеркивало достоинства её фигуры.
