– Пусть пока здесь лежит, – а потом обратился к Камагину: – Вы только что застрелили человека. На территории больницы.
– Я спасал жизнь сотрудника милиции, – строго ответил Камагин. Но, похоже, его ответ не удовлетворил заместителя. Он угрожающе взвизгнул:
– Я вынужден буду обо всем сообщить Александру Ивановичу.
– Только попробуй, – тем же тоном ответил капитан. Его уверенный вид подействовал. Зябликов ушел в свой кабинет, но звонить никому не стал.
* * *Когда все формальности по поводу трупа Гаврина были исполнены и прокурорский работник вместе с экспертом заняли места в микроавтобусе, Камагин зашел в кабинет к Зябликову.
Тот опивался холодной водой: на столе графин, стакан дрожит в руке.
Увидев вошедшего капитана, Зябликов недружелюбно уставился на него:
– Еще пострелять хотите?
Камагин сдержался и не стал грубить. Хотя этот чинуша в белом халате ему и не нравился.
– У меня к вам просьба, – начал капитан.
– Не звонить Александру Ивановичу? Я прав?
– Ни в коем случае! Вообще не звоните никому!
Тут заместитель взорвался и перешел на крик:
– Да вы понимаете, что в подобном случае я обязан поставить в известность руководство…
– Мы сами это сделаем. Не беспокойтесь.
Зябликов обиженно поджал губы, но сидел с невозмутимым лицом, как человек, независимый от капитана.
Для верности Камагин взял с заместителя письменную расписку, предупреждающую о последствиях.
Но как только эскорт милицейских машин и фургон с трупом Гаврина покинули территорию клиники, Зябликов тут же забыл о предупреждении капитана и схватился за телефон. Набрал домашний номер Топольского.
– Александр Иванович! У нас ЧП, – доложил ответственный заместитель, заставив шефа заволноваться. – Только что приезжали из милиции. Гаврина застрелили. И про вас спрашивали. – Зябликову показалось, что Топольский сильно занервничал, сначала отчитал его за халатность и пообещал немедленно приехать.
Заместитель расстроился еще больше, понимая, что теперь получит от главного врача хороший нагоняй. «Ведь недаром не хотел я пускать этих ментов…»
Как всякий разумный человек, Топольский знал: ничего не бывает на свете вечного, и когда-нибудь менты наверняка выйдут на него.
И вот это произошло.
Он выслушал все, о чем ему доложил Зябликов, и сказал себе:
– Раз менты пытались арестовать Гаврина, значит, они знают про наши дела, – он не стал говорить «убийства». Это слово не нравилось Топольскому. – Только откуда они могли узнать? Ни одной безголовой шлюхе не удалось выжить. Интересно, – это несколько озадачило Топольского. – Гаврин мертв. А я – жив. Скоро надо ожидать звонка в дверь, – он посмотрел в прихожую, словно там уже стоял капитан Камагин. – Этот мент поганый. Он утомил меня. Не успокоится, пока не достанет. Ладно, капитан. Мы еще посмотрим, кто кого.
Он собрался за какие-то пять минут.
Деньги, золото – все было уложено в дипломат, который маньяк отнес в машину. Медицинскую карту, предусмотрительно изъятую из районной поликлиники, он порвал на мелкие частички и спустил в унитаз.
Перед тем как уйти, осмотрел квартиру. Бросать ее было жаль, но другого выхода нет. Так надо. Чтобы спастись, приходится чем-то жертвовать.
И решительным шагом вышел из подъезда.
В этом же доме в последнем подъезде жил человек, отдаленно похожий на Топольского. Такой же высокий, с бородкой. Местные старушки их даже неоднократно путали, хотя это ничуть не задевало самолюбия Топольского. Он решил присмотреться к этому человеку. Сперва не помышлял ни о чем таком, но потом…
Этот недоделанный двойник частенько бомжевал, скитаясь по загородным свалкам. Жил он один в отдельной квартире; когда уйдет, когда придет – никто не знает.
Топольский успел с ним познакомиться поближе. Пару раз бывал у него, посмотрел, как живет. Иногда денег давал на выпивку. А тот и не подозревал о коварном умысле доброго соседа.
Пораскинув мозгами, маньяк пришел к мысли, что сейчас этот абориген ему послан небесами.
«Его никто не кинется искать. Никто о нем не заплачет и не принесет заявления в милицию о его пропаже. Главное, все сделать чисто. Чтобы у Камагина не возникло подозрений…»
Маньяк направился к соседнему подъезду. Он даже не знал фамилии того человека, которому предстояло умереть за него.
«Только бы никуда не ушел, грязный обормот», – обеспокоенно думал Топольский и постучал в обшарпанную дверь.
«Двойник» оказался дома. Лицо хмурое. Видно, с похмелья не проспался еще.
Топольский поздоровался и, не давая пьянице опомниться, спросил:
– Ты подкалымить не хочешь?
Пьянчуга сразу оживился:
– А чего делать надо?
– На даче у меня помочь. Три «штуки» плачу. Денек поработаешь. Жрачка – моя.
Услыхав, что его еще и кормить будут, сосед обрадовался. Но наглость не знает границ:
– А похмелиться нету? Вчера перебрал маленько.
Топольский улыбнулся, похлопал его по плечу.
– Какие проблемы. Будет тебе и похмелка. – И как бы между прочим спросил: – А ты один? Еще бы кого прихватить. Вдвоем-то побыстрее управимся.
– Один, – вздохнул бомж, заверив Топольского, что со всеми делами он справится один, без помощников. А сам подумал о деньгах. Делить с кем-то эти три тысячи не хотелось. Прикинул, сколько на них можно взять водки. Даже в голове помутилось. Вот повезло ему сегодня! На свалках так не подфартит…
– Я сейчас. Только переоденусь, – засуетился пьянчужка, но Топольский поторопил его:
– Поехали. Я тебя переодену.
Машина его стояла за углом.
Когда они вышли из подъезда, Топольский повел соседа не по тротуару, а под окнами, прямо по газону, чтобы жильцы не видели его выходящим из дома.
«Меньше видят, меньше знают», – решил маньяк и для большей предосторожности пошел быстрее.
– Иваныч, ты во мне не сомневайся, – садясь в машину, заверил его пьянчужка.
Топольский рассмеялся. Скоро этому человеку предстоит умереть, а он и не догадывается.
– А я в тебе и не сомневаюсь…
* * *Едва они выехали за город, Топольский остановился.
– Ты чего, Иваныч? – озабоченно спросил пьяница и впервые взглянул на Топольского с беспокойством. Кажется, он что-то почувствовал, но было уже поздно. – Где же твоя дача? – он заерзал на сиденье, тревожно поглядывая в окна и нарочно не встречаясь взглядом с Топольским.
Маньяк улыбнулся и достал из кармана заранее приготовленный шприц.
– Это чего, а?
– Один укол. Только один, – захохотал Топольский и ударил ребром ладони пьянчужку по шее. Тот на мгновение вырубился.
Топольский, не торопясь, закатал рукав его рубашки и сделал укол. Пустой шприц он выбросил в окошко.
– Так-то лучше, – весело произнес маньяк. – Теперь ты не станешь задавать ненужных вопросов и примешь смерть без страха.
Съехав с шоссе на обочину и спрятав машину в кустах, Топольский быстро разделся и переодел пьянчужку в свою одежду. Сам оделся в заранее приготовленный в багажнике костюм, в котором раньше занимался бегом на стадионе. Этот спортивный костюм всегда нравился ему. В нем он чувствовал себя комфортно.
Одежду убитого, скомкав, бросил в багажник. Потом вывел машину на шоссе и усадил пьянчужку на водительское место. Хихикнул.
– В такой машине сидишь…
Хотя по шоссе к поселку Красная Сосна машин обычно проезжало немного, маньяк опасался быть замеченным и потому торопился. Он быстро достал из багажника дипломат и тридцатилитровую канистру с бензином. Отвинтив пробку, тщательно облил весь салон новенькой «семерки» и сидящего за рулем пьянчужку бензином.
– Сейчас, сейчас, – негромко подгонял он себя.
Повернув руль, направил машину на толстую сосну, одиноко растущую на обочине шоссе, словно кем-то нарочно посаженную для такого случая.
«Ну вот, случай и представился», – усмехнулся маньяк и, прищурив глаз, нацелил машину так, чтобы она ударилась о сосну левой стороной.
Присев на корточки возле открытой левой двери, он рукой до отказа выжал педаль сцепления, включил первую скорость и поставил ногу пьянчужки на педаль газа.
Все казалось вполне правдоподобным. Ехал человек и вдруг врезался в сосну. А почему бы и нет?
Рев мотора новенькой «семерки» походил на рев быка, обреченного сию минуту рвануться вперед и погибнуть от удара тореадора.
Минуту Топольский медлил, измеряя на глазок путь, который должна проехать машина до сосны.
Метров пятнадцать, не больше. И удар должен быть сильным.
«Только бы не вильнула в сторону», – подумал маньяк и резко убрал руку, успев отскочить в сторону.
«Семерка» стремительно рванулась вперед и громко врезалась в дерево.
