— Ну и что? — спросил Саша с некоторым раздражением. Он уже слышал все это раньше и не совсем понимал, к чему клонит отец. — Почему ты все-таки подал в суд? Мама никогда бы так не поступила.
— Ерунда, — хрипло произнес отец. — Твоя мать занималась антиквариатом и старалась передать свои знания тебе, потому что считала это важным. Я хочу возвратить статуэтку, чтобы потом передать ее тебе. Когда Марина сказала мне, что ты собираешься продать Снегурочку, я понял, что этот проклятый «Лейтон» тебя здорово испортил. Надеюсь, ты понимаешь, зачем мы это делаем. Чтобы защитить честь семьи Озеровских. Эта фигурка олицетворяет наше прошлое и настоящее. Марина мне все четко разъяснила.
Так вот в чем дело — за всем этим стоит Марина. Саша взглянул на Диану. Та смотрела на его отца с нескрываемым восхищением. Не так уж она плоха, подумал Саша, раз так любит отца.
— Отец, — начал Саша, — я все понимаю, но сомневаюсь, что мама…
— Кирилл, ты не сказал Александру о наших планах?
— Господи, что еще вы собираетесь сотворить? — простонал Саша.
— Марина организовала семейный союз. У нас есть документ, подписанный двадцатью двумя представителями семей Озеровских, Шутиных и Шермановых. Ты единственный, кто его не подписал. Я считаю, что ты обязательно должен это сделать. Возможно, после этого ты не сможешь работать в «Лейтоне», но это не единственный антикварный дом на свете. Если мы выиграем дело, наш союз передаст статуэтку Метрополитен-музею. Она должна принадлежать государству, если только…
— Если что? — спросил Саша.
— Марина сказала, что ее можно продать частному коллекционеру, и предложила свои услуги, — пояснила Диана.
— Вы это серьезно? — изумился Саша. — Или я ослышался? Так все дело в элементарной алчности?
Теперь ему стало ясно, что, увидев Снегурочку, Марина сразу сообразила, что, если ее продаст их семья, ей тоже кое-что перепадет, а если это сделают Саша с Дмитрием, ей придется довольствоваться лишь поездкой в Нью-Йорк и публичным унижением.
— Отец, Диана, мне очень жаль, но мы говорим на разных языках. Не знаю, каким образом ты попал под влияние Марины, но постарайся встать над ее доводами, какими бы убедительными они ни казались на первый взгляд. Факты таковы: мы лишились этой статуэтки во время революции и никогда не пытались ее вернуть. Сейчас она принадлежит другому человеку, который честно купил ее и столь же честно пытается продать. Если вы выиграете дело, Марина получит деньги за вещь, которая никогда не принадлежала ее семье. Ты считаешь это справедливым?
Немного поколебавшись, отец произнес:
— Но я поступаю так в интересах семьи.
— Но, отец, твоя семья — это прежде всего я, а я против вашей возни! — возвысив голос, сказал Саша. Люди за соседними столиками повернулись в их сторону.
— Саша, если ты не можешь держать себя в руках, тебе лучше уйти.
— Я так и сделаю, — произнес Саша, поднимаясь из-за стола. — Несмотря на всю мою любовь и уважение к тебе, такого я понять не могу. Диана, простите, что вам пришлось быть свидетельницей столь неприятного разговора. Отец, я тебе позвоню, когда вернусь из России. Возможно, тогда ситуация изменится.
Саша вышел из ресторана. Марина. Черт бы ее побрал. Вот ведь некстати свалилась на голову. Какие цели она преследует и как ей удалось так быстро вбить клин между ним и отцом? Ничего удивительного, что Сашина мать не разговаривала со своей сестрицей. Если так пойдет и дальше, он вычеркнет Марину из своей жизни стой же решительностью, с какой его мать вычеркнула Татьяну из своей. Вот только как бы при этом не потерять отца.
Старый Новый год, вечерний чай,
Париж, 14 января 1962 года
Княгиня Марина Шерманова оглядела круглый стол, на котором было расставлено все сохранившееся семейное серебро. Новый год по старому стилю и сразу две помолвки. Девочки сделали хорошие партии. Правда, будущий муж Татьяны очень беден, но он из семьи Шутиных и получил прекрасное образование. А вот Нине действительно повезло. Мало того, что ее будущий муж — князь Озеровский, так он к тому же богат и должен унаследовать миллионное состояние своей американской матушки. Нина всегда была такой хорошей девочкой.
Княгиня еще раз осмотрела стол. Неплохо было бы нанять официанта, но это слишком дорогое удовольствие. По правде говоря, денег не хватило даже на нормальный ужин и поэтому его решили заменить традиционным русским чаем. Стол выглядел великолепно. Его украшал романовский чайный сервиз, который она получила в наследство от родителей, и лучшие закуски, которые можно было купить на такие скромные деньги. Серебряные супницы восемнадцатого века с гербом Шермановых скоро заполнятся горячими и холодными супами. На стол уже были выставлены бутылки с водкой и шампанским. Повсюду расставили цветы, и комнату заполнил аромат роз. В углу таинственно мерцали лампады.
Вошел князь.
— Итак, все готово, дорогая? — спросил он, улыбаясь.
— Да. Все в лучшем виде, — ответила княгиня.
Взяв ее руку, он поцеловал раскрытую ладонь.
— Итак, наши девочки выходят замуж.
— Слава Богу, что одновременно. Две свадьбы разорили бы нас вконец.
— И все же это радостное событие.
Устало улыбнувшись, князь отошел к окну и стал смотреть на собор Александра Невского, который расположился на повороте рю Дарю, подобно экзотической птице, присевшей на ветку во время дальнего перелета. Здание с луковичными куполами казалось чужеродным элементом среди парижских жилых домов, построенных из известняка, но после революции именно этот quartier[15] стал центром русской эмиграции.
— Как ты думаешь, дорогая, девочки уедут из Парижа? — спросил князь.
— Нина обязательно уедет, а Татьяна скорей всего нет.
— Ну хоть одна останется с нами, — улыбнулся князь.
— Ты уже решил, что мы им подарим? — спросила Марина Ивановна мужа.
— Татьяне — последнюю из шермановских драгоценностей, серьги из черного жемчуга.
— А Нине?
— Шкатулку Фаберже с нашим дворцом на крышке.
— Она всегда ей нравилась. Я рада, что ты так решил.
Александр с улыбкой посмотрел на улицу. На рю Дарю появилась молодая пара. Это были Татьяна и ее жених, граф Шутин.
— Они уже идут, дорогая, — сообщил князь Александр.
Вскоре раздался звонок, и скрипучие деревянные ступеньки возвестили о приходе молодых. Княгиня Шерманова пошла открывать дверь.
Первой, сияя улыбкой, вошла Татьяна. За ней появился стройный и элегантный граф Григорий Шутин. На нем было поношенное пальто, под которым скрывался еще более потертый костюм.
— С Новым годом, маман, — проворковала Татьяна, целуя мать в обе щеки. — Все так красиво. Спасибо вам за хлопоты.
— Ну, не так уж часто у нас устраиваются помолвки на старый Новый год.
Граф Шутин смущенно улыбнулся Татьяниному отцу.
— Я бы предпочел подождать и скопить немного денег, но мне не оставили выбора.
Александр понимающе улыбнулся. Его подозрения подтвердились: дочь настояла на ранней помолвке, чтобы ни в чем не уступить сестре. Твердости Татьяниного характера можно только позавидовать.
Александр посмотрел на младшую дочь. Она сидела в кресле Людовика XV, выпрямив спину и изящно скрестив ноги. Какая красавица выросла, подумал он. Узкое платье и короткий жакет из светло-голубого атласа очень шли к ее черным волосам и белоснежной коже. Из-под темных бровей сияли чуть раскосые зеленые глаза. Как жаль, что все так сложилось. Если бы не революция и война, его дочь могла бы жить совсем по-другому.
Снова зазвенел звонок, и князь Шерманов, с трудом оторвав взгляд от своей красавицы дочери, пошел встречать вторую пару.
Идя к двери, он гадал, каким окажется Озеровский-младший. Отца его он хорошо знал: они вместе эмигрировали из России в 1918 году. Однако его американская матушка — величина неизвестная, и остается лишь надеяться, что его будущий зять не слишком пропитался американским духом.
Оторвавшись от дочери, княгиня Марина подошла к мужу. Они вместе смотрели, как Нина с женихом поднимаются по лестнице. Она уступала красотой сестре — черты лица и его краски были немного резковаты, — но намного превосходила ее в элегантности.
Сегодня Нина выглядела особенно неотразимой. На ней было длинное вечернее платье в широкую черно-белую полосу, а сверху нарядное пальто тех же тонов. Голову венчал высокий шиньон.
«О Господи! Надеюсь, он не покупает ей наряды до свадьбы, — подумала Марина Ивановна. — Это неприлично».
«У него слишком много зубов, — подумал князь Александр. — Почему американцы такие зубастые?» Он с любопытством оглядел молодого человека. Мать у него, должно быть, великанша. Он помнил, что отец Кирилла в юности был изящным и стройным, а сын вымахал выше шести футов, у него широченные плечи и квадратная челюсть. Несмотря на аристократическое лицо, молодой человек напоминал голливудского актера.
