лейтенант Грибов.
— А там, где я покажу!
Кауров кивнул, соглашаясь с Масленниковым. Следователь совсем еще молодой, лет двадцать пять, не больше. Не совсем, правда, спортивного вида, брюшком уже успел обзавестись, да и задница тяжеловата, но ему полезно будет растрясти жирок. А извлечение фрагментов дерева для последующего их исследования вполне себе оправданная процедура. Тем более что Масленников не мог лезть на дерево из уважения к своему возрасту.
— Я могу слазить! — Участковый потер руки и стал расстегивать куртку.
— Вы мне лучше про покойного расскажите, — взяв Ежова под локоток, Кауров повел его к трупу. — Как он так, двадцать восемь лет — и уже заместитель директора такого огромного комбината?
— Заместитель по производству.
— Неважно.
— Как это неважно? Комбинат огромный, а Игнат Федосеев там каждый винтик знает. Новую технологическую линию в Германии закупили, специалисты должны были подъехать, подъехали, но не сразу. Подъехали, а Игнат сам все уже установил! Ну, почти все… Золотая голова!.. Была… — глянув на труп, вздохнул участковый.
— Я так понимаю, вы Игната Федосеева лично знали?
— Так в одной школе учились, я, правда, постарше…
— Живет он здесь неподалеку?
Кауров смотрел на крыши ближайших к реке домов. Городская окраина, частный сектор — в окрестностях металлургического завода.
— Недалеко. По утрам бегает… Спортивная пробежка.
— Я понял.
— Бегает… Бегал, прыгал, плавал, такое вот троеборье. Было.
— Каждый день бегал?
— Не знаю, я же не следил за ним. Знаю, что старался бегать каждый день. У жены надо спросить… У его жены.
— А где жена?
— «Скорая» увезла.
— Жена труп обнаружила?
— Нет, люди заметили, позвонили, я подъехал. И Антонина неладное почуяла, я звоню, она подходит. Я не вижу, слышу только: «Бух!». Смотрю, она уже лежит. Обморок. Пока «Скорую» вызывал, она в себя пришла, смотрю, совсем никакая. «Скорая» подъехала, послушали, а у нее сердце еле бьется… Обкололи, сказали, домой отвезут.
— Домой?
— Ну не в больницу же… А может, и в больницу, — пожал плечами мужчина. — Сколько времени прошло, до сих пор нет.
Кауров уже заканчивал осмотр места происшествия, когда появилась гражданка Федосеева, подошла к дереву на склоне обрыва, остановилась, рукой оперлась о ствол. И закрыла глаза, подготавливая себя к последнему рывку на пути к мужу. Осталось только спуститься вниз, а у нее от волнения и переживаний подкашивались ноги. Невысокая, худенькая, в лице ни кровинки. Волосы взлохмачены, футболка в спортивные брюки заправлена кое-как, на правой ноге резиновая тапочка, на левой кожаная.
Кауров направился к ней, она не замечала его до тех пор, пока он не остановился.
— Антонина… Извините, не знаю вашего отчества.
— Просто Антонина, — выдавила она.
— Может, вам лучше домой, к детям?
— У соседки ребенок…
— Ваш ребенок у соседки?
— Мой! А что? — нахохлилась Федосеева, клюнув его взглядом.
И тут же закрыла глаза, ее повело в сторону, рука соскользнула с дерева, Кауров не растерялся, подхватил женщину, не позволив ей упасть. И этим разозлил ее.
— Не троньте меня! — кошкой зашипела она, оттолкнулась от Каурова, отскочила, твердо встав на ноги. — Все, все! — Она выставил перед собой ладони, отгораживаясь от него. И это как будто привело ее в чувство. — Извините!
— Да нет, все в порядке…
— Сама не знаю, что на меня нашло.
— Вам, наверное, лучше домой.
— Да, наверное… Как будто ничего и не было.
— Если не возражаете, я вас провожу. Обещаю, трогать не буду. Даже если вы будете падать.
— Не упаду. Я сильная… — сказала Федосеева и задумалась над собственными словами. — Да, я сильная. Я должна быть сильной.
На глаза навернулись слезы, но усилием воли она не позволила себе расплакаться. И повернула к дому, на всякий случай махнув рукой, чтобы Кауров не приближался к ней.
— Сколько вам лет? — спросил он, подстраиваясь под ее шаг.
— Двадцать шесть… Только не говорите, что жизнь еще только начинается.
— Но она и не заканчивается.
— Не знаю!
— Ваш муж каждый день совершал по утрам пробежку?
— Летом каждый день… Я как чувствовала, что это добром не кончится!
— Скажите, Игнат не опасался за свою жизнь?
— Да нет, не опасался… А что? — Федосеева заметно замедлила свой и без того небыстрый шаг.
— Есть подозрение, что вашему мужу помогли упасть. Подрезали веревку.
— Да нет… — Женщина совсем остановилась, но поворачиваться к Каурову не спешила.
— Может, вы видели что-то подозрительное? Может, за вашим мужем кто-то следил? Может, возле вашего дома останавливались неизвестные машины с затемненными окнами?
— Машины?.. Да нет.
— Может, во время пробежки за вашим мужем кто-то следовал. Игнат не выражал никаких опасений?
— Да нет.
— Ему в последнее время никто не угрожал?
— В последнее время… В последнее время много чего произошло.
— Например.
— Например, его признал родной отец! — с гордостью за мужа сказала Антонина и, вскинув голову, повернулась к Каурову.
— Боюсь предположить, но мне кажется, что это известный человек.
— Очень известный. Натаров Борис Алексеевич!
Федосеева повернулась, направляясь к своему дому, но Кауров не пошел за ней. Ноги вдруг налились тяжестью, в ушах зашумело, он неподвижно, в тупом оцепенении смотрел Антонине вслед, пока она не остановилась, с удивлением глянув на него.
Знал Родион, кто такой Натаров Борис Алексеевич, очень хорошо знал. Это его вину в убийстве любовницы он пытался доказать. И даже практически смог это сделать. За что и поплатился…
— Вы идете? — спросила Антонина.
Казалось, она понимала причину его замешательства, даже наслаждалась эффектом, который произвела, несмотря на свое горе.
— Да, конечно!
Кауров заставил себя встряхнуться и, все так же чувствуя тяжесть в ногах, шагнул к женщине.
Тяжесть в ногах не давала ему ходить, когда он, не в силах держать удар судьбы, напивался в рюмочной. Тяжесть в ногах появлялась от мысли, что любимая женщина спит в чужих объятиях. С тяжестью в ногах он шел по скользкой наклонной, опускаясь все ниже и ниже. Тяжесть в ногах он чувствовал, когда узнавал, что придется защищать в суде законченного подлеца, когда приходилось отказывать негодяям в своих услугах, раз за разом понижая и без того незавидный статус адвоката. Тяжесть в ногах появлялась всякий раз, когда он слышал о Натарове. Как же хотелось набить морду этому бессовестному убийце, а порой и застрелить его как бешеную собаку, но сейчас Кауров даже боялся так думать. Карьера его вверх не идет, но и под горочку не катится, Евграфов прав, он почувствовал себя человеком. Более того, Марина увидела в нем того самого мужчину, в которого когда-то влюбилась. Жизнь налаживается, и нет никакого желания снова пускать ее под откос.
И все же Родион пошел за Федосеевой, чтобы побольше узнать о Натарове, хотя должен был бежать от нее, услышав это имя, со всех ног.
— Насколько
