за разбойное нападение половину срока, освобожденный условно-досрочно за примерное поведение, практически сразу пошел на другое не менее дерзкое преступление?
— Так ведь не к кому-нибудь, а в дом прокурора района, который ему срок назначил.
— Как фамилия прокурора, не помните?
— Ледогоров.
— Потерпевший Леонид Ледогоров кем ему приходится?
— Сыном.
— Насколько я понял, он был единственным свидетелем разбойного нападения, на показаниях которого и основано обвинение в отношении Федорова. Мог прокурорский сыночек его оговорить?
— Не исключено. Тем более властью Ледогоров, по воспоминаниям ветеранов сыска, обладал немереной.
— Где он сейчас?
— Не имею понятия, должно быть на пенсии.
— Адресок не дадите? Хотелось бы потолковать.
— Конечно, сейчас найдем.
На конечную станцию скорый состав Челябинск — Минск прибыл рано утром. Не имея малейшего понятия, куда податься в этот утренний час, Соловьев стремительно зашагал наугад через привокзальную площадь, между вычурными воротами-башнями в стиле сталинского ампира, свернул на левый бок привокзальной улицы к величественному почтамту. И вдруг неведомая сила остановила его перед точеной фигурой в шикарном красном пальто, стоящей в таксофоне. Девушка с длинными распущенными волосами, чуть прищуриваясь на ярком весеннем солнце, улыбалась ему яркой красной помадой и приветливо махала рукой. Соловьев ускорил шаг, однако, поравнявшись с телефонной будкой, неожиданно столкнулся с чрезвычайно модным человеком, одетым в белую фуражку и белый плащ с большим воротником, из-под которого выглядывали узенькие брюки-дудочки, красные носки и туфли с узкими носами.
Прекрасная девица выскользнула из будки, парочка обнялась, одарила друг друга поцелуем и пошла прочь, не удостоив провинциального гостя столицы в сером, похожем на телогрейку, мешковатом пальто даже презрительным взглядом. «Размечтался», — подумал Соловьев, глядя на свои тяжелые ботинки, которыми впору забивать гвозди, а не форсить в большом городе. И все же отчаиваться от нелепого вида Саша не стал, убедив самого себя, что и он вскоре станет таким же модным горожанином, только дайте срок. Побродив несколько часов по весенней белорусской столице, парень вдруг отчетливо понял, что встреча с академиком не была случайной, достал из кармана две копейки, в ближайшей телефонной будке по справке выяснил адрес Института физики и отправился на поиски бородатого ученого.
Сложность заключалась в том, что ни имени, ни фамилии академика Соловьев не знал, кроме того, оказалось, что в белорусской Академии наук два института физики, и располагались они в разных местах, в нескольких кварталах друг от друга. Несолоно хлебавши, Саша подался туда, где, по его мнению, мог пригодиться на первоначальном этапе. На кладбище уточнил, как разыскать местного кузнеца, показал тому, на что способен, и вскоре принялся ковать оградки за кров и еду. И все же через несколько дней оседлого образа жизни в неотапливаемой каморке на дряхлом топчане настойчивому парню удалось-таки узнать, что бородатый чудной академик, по всей вероятности, носит фамилию Войнич и служит в физико-техническом институте Академии наук БССР.
В конце нежаркой весны веселого академика он отыскал прямо у входа в лабораторию с замысловатым названием «Физика контактных явлений». Бородач нисколько не смутился неожиданному гостю и пригласил к месту проводимых им опытов, где обитали различные металлические предметы замысловатой формы. Саша с любопытством потрогал маятник, крутанул небольшой диск и остановился перед небольшим шаром.
— Не уж-то ты, парень, решил физическую науку постигать, раз так круто поменял место жительства? — поинтересовался академик Войнич.
— Думаете, не получится? — застеснялся собственного нахальства Соловьев. — По правде говоря, давно интересуюсь космическими пространствами.
— В космонавты, я так понимаю, уже опоздал… У меня в лаборатории место лаборанта освободилось, пойдешь?
— Возьмут? — с замиранием спросил Саша, которому недели на кладбищенском холодном топчане вполне хватило для полной остроты ощущений.
— Могут. Если намерен учиться. Где живешь, в городе родственники есть?
— Нет. Перекантовался у знакомых.
— На первое время остановишься у меня, а там посмотрим.
Это была первая большая удача. В просторной пятикомнатной квартире, устланной лакированным паркетом в елочку, академик Войнич днями и ночами писал замысловатые научные труды чернильной перьевой ручкой за большим инкрустированным столом.
— Альберт Николаевич, почему вы рукой пишите, если рядом пишущая машинка?
— Все книги сначала ручкой, а уж после на машинке. Она ведь исправлений не терпит.
Познакомившись поближе с бородатым талантливым ученым, Саша был несказанно удивлен, насколько тот неприхотлив в быту. Оказалось, для своих преклонных лет академик был необычайно красиво сложен, исповедовал йогу, сосредоточенно занимаясь медитациям по утрам. Жены не наблюдалось, из родственников одна лишь родная сестра, отправившаяся в долгую геологическую экспедицию на Камчатку. И все же что-то чудаковатое и экзотичное было в ученом физике. Вместо привычных дивана или кровати спал он, по обыкновению, на простой раскладушке, покрытой деревянным щитом и скудным матрацем.
— Альберт Николаевич, так же спать неудобно, тяжело. Спина не болит? — удивлялся Саша.
— И впрямь, неудобно, душно, — смеялся бородатый академик, ломая в балконной двери нижнюю панель. — Вот так удобнее, пожалуй. И спал отныне еще более аскетично, на раскладушке, высунув голову наружу.
В лаборатории Соловьев освоился быстро, помогая ученому академику проводить многочисленные опыты, в результате которых заметно начинало изменяться время. К примеру, в центр цилиндра между концами пластин на тонкой-тонкой проволочке Саше надо было опускать пластиночку в виде маленького столика, на который клались часы, механические или электронные, и изменяющееся время в результате опыта на часах скрупулезно записывать в специальный журнал.
— Альберт Николаевич! Часы замедлили ход примерно на 20 процентов, — с радостью делился наблюдениями новоявленный лаборант.
— А теперь попробуй измерить при других углах установки пластин, и ты увидишь, что время ускорится, — подсказывал физик.
— Гениально! Впервые вижу машину времени. А где эти приборы можно использовать?
— В металлургии. В результате не только ускоряется время застывания металла, но и значительно изменяется его структура. И все же главное свойство хрононов не в этом.
— В чем же? — пытался вникнуть Соловьев.
— В способности переносить информацию. Мгновенно, без потерь и на любые расстояния. В том числе из прошлого в будущее. И обратно. Подобным свойством обладает человеческий мозг, его извилины и есть те самые границы раздела, которые активизируют процессы обмена.
— Непостижимо. Я в этом ничего не понимаю.
— Пойдешь учиться, разберешься.
Через пару месяцев службы в лаборатории из провинциального южно-уральского паренька вскоре вырос настоящий столичный хлюст, одетый по моде. В ателье индивидуального пошива не без удовольствия он заказал чрезвычайно узкие брюки, которые приходилось натягивать лежа. Из ткани с крупным ярким цветочным рисунком соорудил рубашку с разрезами по бокам, чтобы носить ее не заправляя, на выпуск. Словом, очень скоро из Соловьева получился этакий городской пижон в туфлях с узкими носами, которого,
