А в лохах он числиться не хотел.
Формальности соблюдены, расчет произведен, хозяин, отдав ключи, оставил их с Оксаной вдвоем. «Инфинити» во дворе под навесом, капот и номера они прикроют, найдут чем.
А дом ничего себе так: полутораэтажный, из белого кирпича, отопление печное, газ баллонный, зато вода в дом проведена. Удобства частичные, сортир в доме есть, а подогрева воды нет. Труба выведена в накопитель, заполнится нечистотами до краев – нужно будет вызвать золотовозку. За свой счет. Или ходить в сортир на улице.
Оксана открыла кран, попробовала воду.
– Теплая, – не очень весело сказала она.
С одной стороны, хорошо, что вода теплая, а с другой – это ведь от солнца она такая. Жара на улице, в доме душно, и труба водопроводная нагревается. А кондиционер в доме только один, в спальне. А на первом этаже баня, хоть веник бери. Но сейчас они откроют окна, будет сквозняк. Наверное…
– На улице еще теплее, – глянув в окно, улыбнулся Альберт.
Кабинка там душевая, бочка железная на ней, к вечеру вода в ней будет горячей. Если уже не горячая. Вспомнилось почему-то, как Рита шла из дома в летний душ. Замерзла, пока мылась… Сейчас она уже так не мучается. С Ларияновым живет, ни в чем себе не отказывает. Если жива, конечно.
Три дня они добирались до побережья, потихоньку ехали, не спеша, стараясь избегать встреч с милицией. Нормально добрались, без происшествий. И дом без проблем сняли.
Мобильников у них нет, компьютера, стационарного телефона в доме отродясь не было, так просто Оксане в Москву не позвонить. Увы, Альберт не мог доверять ей целиком и полностью, поэтому старался держать ее в поле зрения.
– Мне нравится… Дикарями жить…
– Голышом ходить! – улыбнулся он.
Оксана удивленно повела бровью, повернулась к нему. И вдруг стала раздеваться. Футболку сняла, шортики, осталась без ничего. Стоит, смотрит на него, улыбается, в глазах вызов. А пусть попробует сказать, что с фигурой у нее что-то не так. А придраться действительно не к чему. Грудь красивая, высокая, соски вверх смотрят, животик, бедра… Альберт мягко взял ее за плечи, повернул к себе спиной… Попка.
– Дикари, говоришь? – спросил он, прижимаясь к ней.
– Пещерные люди! Голые и свободные!
– И голодные! – сказал Альберт.
Оксана кивнула, резко повернулась к нему, стащила с него футболку. Но шорты снимать не стала.
– Ужин потом. Сначала обустроить пещеру.
Она прошла на кухню, открыла холодильник, сунула в него руку.
– Мышь повесилась, это плохо, – улыбнулась она. – Но мышь повесилась в холоде, это хорошо… Что там у нас в машине осталось?
Альберт кивнул, вышел за порог. Крыльцо высокое, с видом почему-то на соседний двор, а не на ворота. Двор этот располагался внизу, под горой, дома на разных уровнях. Забор невысокий, вторая, нижняя часть соседнего двора просматривалась чуть ли не полностью. Мотоцикл у ворот на боку лежит, шлем валяется, людей не видно. Двор захламленный, куча щебня, совковая лопата брошена, колесо от машины валяется, сапог солдатский в одиночестве на солнце вялится, доски разбросаны, некоторые гвоздями вверх. И все равно лежащий на боку мотоцикл казался подозрительным. И каска тоже не к месту.
«Ява» лежала на бетонной площадке, покрытие белое, крови на нем не видно, во всяком случае, издалека.
Альберт спустился к машине, вынул из салона пакет с продуктами. В магазине придорожном брали: хлеб, паштет, колбаса в нарезке, йогурты, «пепси-кола». Целых две бутылки, еще прохладные после кондиционера в салоне. Альберт отхлебнул из бутылки.
Оксана стояла у мойки, вода из крана лилась, передник на ней какой-то, прямо на голое тело. Дверца верхнего шкафа открыта, она тянулась к верхней полке, кружки там, стаканы. Какие кружки, какого цвета, Альберт не замечал, все внимание на полушария, уж очень заманчивые виды.
– Водички принес? – опускаясь с цыпочек, спросила она.
– Может, лучше из горла?
Он подал ей полную бутылку, открутил пробку, она поблагодарила кивком, сделала глоток-другой.
– Положи в холодильник.
Он открыл дверцу, провел пальцем по стенке холодильной камеры: липко, но тухлятиной вроде не пахнет, и то хорошо. Разложил продукты, закрыл дверцу. В этот момент за окнами что-то громыхнуло.
– Да тише ты!
– Это не я!
Окно кухни выходило на подозрительный дом, Альберт выглянул и увидел светловолосого парня с крупной головой и вытянутым как у волка лицом. И взгляд такой же хищный. И злой. Он стоял возле мотоцикла, будто завис в трансе, и невменяемым взором смотрел на каску. И правую руку держал, как будто что-то швырнул, сверху-вниз. А ведь швырнул. Мотошлем лежал метрах в пяти от места, где Альберт видел его прежде. И козырек с него куда-то делся, видно, отвалился при ударе и куда-то отлетел.
Парень стоял будто обдолбанный, туго соображая. И вдруг резко повернулся к окну соседнего дома, будто учуял направленный на него взгляд. Альберт успел отойти от окна, но занавеска шевельнулась, и возможно, светловолосый заметил это. А может, он и вовсе не на окно смотрел.
– Что там? – спросила Оксана.
Она и хотела подойти к окну, но Альберт удержал ее, взяв за руку.
– Да парень какой-то.
– И что?
– Голой ты можешь ходить только по моей пещере.
– Вообще-то я в переднике!
– С голым задником!
Альберту вдруг стало стыдно за себя. Ну, набухался сосед или, может быть, клея нанюхался, мотоцикл опрокинул, шлем со злости разбил, а он шарахнулся от него, как от огня. Как будто испугался.
– Эй! – дернулась Оксана, взяв его за руку, которой он, сам того не заметив, сжал полушария, такие горячие от ожидания, такие упругие.
– Что – эй?
– Не сейчас…
– Посуду перемыть хочешь?
Он повернул Оксану спиной к себе, направил ее к мойке.
– Ну так я помогу!
Он поднял ее руку, чтобы она сняла с полки кружку или стакан.
– Я тебе не кукла на веревочках!
Она задрала вверх и повернула голову, щекой прижимаясь к его щеке.
– Знаешь, как юла крутится?
– Как?
– А стержень вжимаешь. Туда-суда, туда-сюда… Повторить? Или показать?
– Покажи, – закрывая глаза, прошептала она.
Стержень не подвел, входил туго, давил мягко, не гнулся. Оксана подкручивала бедрами, навстречу его движениям. Юла уже крутилась на полных оборотах, гудела от напряжения, когда за окном снова гулко треснуло. Похоже, белобрысый снова шарахнул каской о бетон. Но Альберту все равно. Мойка тряслась, посуда звенела, кружка, вибрируя, сдвигалась к самому краю столешницы. Но Альберт и на это не реагировал.
Оксана застонала, выгибая спину, Альберт захрипел, кружка дошла до края и стала падать. Но ему все равно, ловить он ее не собирался.
Упала кружка одновременно с каской. Она ударилась о пол, а мотошлем – о бетон. Кружка разбилась, а каска, судя по звуку, треснула.
– Придурок, – пробормотал Альберт, с силой, но без движения прижимаясь к Оксане.
– Кто?
– Да за окном там, нажрался. Бесится!
– Ну его знаешь куда?
Оксана оторвалась от Альберта, обессиленно опустилась на табуретку и знаком попросила сигаретку. Закурили они вместе.
Он открыл холодильник, чтобы достать «колу». Закрывая дверь, снова услышал грохот за окном. На этот раз, судя по звуку, громыхнулся мотоцикл.
Он подошел к окну. И белобрысый хищно усмехнулся, заметив его. Не мог не заметить, потому что стоял и ждал, когда Альберт выглянет на улицу. Мотоцикл лежал уже на другом боку.
Альберт невозмутимо затянулся, белобрысый скрестил руки на груди, сначала ударив кулаком по локтевому сгибу, показав неприличный жест. Но Альберт не отреагировал, хотя Оксана все видела. Она стояла за ним, выглядывая в окно из-за его плеча.
– Точно обдолбанный!
– Не хотелось бы связываться.
Белобрысый повернулся к ним спиной, обошел мотоцикл, пнул каску и побрел к дому. Поднялся на крыльцо и скрылся за дверью. Даже не глянул в их сторону на прощание, хотя мог.
– Проспится и успокоится, – сказала Оксана.
– Или просто все забудет.
– Сейчас бы в душ!
Оксана выразительно смотрела на Альберта, и он ее понял. Это его антисанитария смущала мало, а она женщина, причем привыкшая к роскоши. В общем, пришлось брать щетку, порошок. Впрочем, он хоть и не шнырь, но справился с работой быстро. И ванную отполировал, и раковину, и даже унитаз.
А после душа они отправились в магазин на машине. Вернулись – во дворе соседнего дома тишина, мотоцикл и каска на прежних местах. И в доме никаких следов вторжения.
А в доме жара, Оксана снова разделась, он не отставал. Навели в доме порядок, приготовили ужин, собирались сесть за стол, но Альберт провел рукой по ее голой спине, и его снова
