Шуйскую клады совсем не волновали. Её основной заботой стала духота, покрывалом окутавшее тело. Она с завистью покосилась на влажные кудряшки подруги. Вредный Графин, должно быть, специально не позволил искупаться: хотел, чтобы страдала от жары больше остальных. Футболка прилипла к спине, бриджи — к ногам, перед глазами прыгали солнечные зайчики.
— …слышала, клад достанется тому, кто станцует голым в Купальскую ночь, — донеслась реплика Кристины.
Похоже, девицу тоже мучилась от жары: одной рукой скручивала волосы в жгут и старалась закрепить тяжёлый узел на макушке.
— Тогда Дашке перепадёт, — гоготнул Филимон. — Купальник у неё — одно название.
— Угу, — поддержал Эдик. — Считай, голая.
Громова взбрыкнула от удовольствия и хромающим галопом оббежала образчик примитивизма, получив в качестве бонуса одобрительное подмигивание:
— Э-эй, завязывайте меня обсуждать!
И споткнулась, едва не рухнув под ноги Шуйской.
— Шнурок, — пробормотала та, отдуваясь. — Фу! Жарко.
— Что шнурок? Вот фигня, развязался!
Даша присела на тропинке и занялась шнурком на кроссовке. Алиса замерла рядом, стащила с головы кепку и помотала перед лицом, используя в качестве веера. Веер получился так себе, абсолютно не справляясь с возложенными на него обязанностями. Она горестно вздохнула, постепенно впадая в уныние: невыносимая духота, гудящая от зноя голова, и Графин бежит, словно его взнуздали. Эдик догнал девушек и на секунду задержался рядом с ними.
— Давай быстрее, — скомандовал он сестре и припустил вдогонку за авангардной группой. — Про папоротник, что зацветает на Ивана Купалу, тоже никто ничего не слышал?
— Этот бред про цветок в полночь слышали все, — пропыхтел Филимон и споткнулся о корягу в хвое. — Ба-алин!
— Ничего не бред, — упрямо возразила племянница.
Алиса устало смотрела им вслед, невольно вслушиваясь в разговор.
— … клады являются в виде кота, петуха или козла.
— Смешно, — через силу хохотнул Эдик. — Посредине леса — козёл!
— Козла надо сильно ударить и сказать «Рассыпься!»
Дружный смех огласил лес, пометался между соснами и запутался в зарослях шиповника. Алиса тоже улыбнулась. Группа из четырёх человек обогнула кустарник, собираясь скрыться за живой изгородью.
— Дашунь? — бросил через плечо Эдик.
Светлый сосняк тонул в солнечном мареве, заставляя прищуривать глаза.
— Идём уже! — разгибаясь, выкрикнула сестра.
— Второй тоже развязался, — остановила ее Шуйская.
— Что за… — выругалась подружка, склоняясь над кроссовкой.
Алиса меланхолично глядела, как в просветах листвы мелькает синяя кепка Филимона. Потом её заслонила рыжая куртка Эдика, звучали на разные лады голоса, шуршала хвоя под ногами. Жара, неяркие краски, монотонные звуки действовали усыпляюще. Она очнулась от рывка: поднимающаяся с корточек подружка схватила её за руку.
— Летят как на пожар.
Тропинка сузилась, под ноги попадались большие камни, которые надо было обходить или перепрыгивать. Последнее не вызывало энтузиазма. Распаренные и усталые, они никак не могли приблизиться к группе, мелькающей кепками метрах в тридцати. Громова морщилась и очень заметно прихрамывала.
— Нога? — посочувствовала Алиса.
— Болит, проклятая. Когда уже привал?!
Даша раздражённо повертела головой и совсем близко, с правой стороны, обнаружила кусты дикой малины, сплошь облепленные бордовыми плодами.
— Малина! — обрадовалась она.
Недолго раздумывая, свернула к кустам и потянулась обеими руками к ягодам. А те и впрямь выглядели завлекательно: налитые соком, зрелые, крупные…
— …сладкие! — возопила Громова. — Попробуй, Шуйская. Ты таких никогда не ела!
Алиса перевела взгляд с мелькающей синей кепки на подругу, которая с медвежьим напором атаковала куст. Тонкие стебли малины легко раздвигались, пропуская измазанную сладкоежку.
— Дашунь, вылезь оттуда! Отстанем.
Громова глухо протестовала, не желая упускать настоящее богатство. Она объявилась из малинника счастливая, держа на ладони пару десятков гигантских ягод.
— Ты пробуй. Настоящая жесть!
Алиса не смогла побороть соблазна. Она вдохнула запах, исходящий от ягоды и прикрыла в истоме глаза. Казалось, что малина вобрала в себя все ароматы леса.
— Как пахнет!
Положила ягоду в рот и восхитилась:
— Сладкая-сладкая! — и невольно потянулась за следующей. Пока ела, пыталась отыскать глазами спины и кепки шустрых сотоварищей.
— Где они?
— Впереди, — мотнула головой подружка. Одарив подругу последней ягодой, потрясла липкими руками. — Красиво вымазалась. Салфетка есть?
— Нет.
— Ну, и ладно.
Даша оторвала лист малины, пользуя его в качестве салфетки.
— Куда сворачивать?!
Алиса заправила за ухо выбившуюся прядь.
— Хоть бы подождали, — пробормотала она. Не выдержав, робко прокричала: — Эдик, вы где?! Мы здесь.
Неуверенный голос подруги встревожила Громову. Потоптавшись на месте, растерянные девицы припустили по едва заметной тропинке, которая к их радости направлялась вниз. Спонтанный бег забрал последние силы. Задыхающиеся и взмокшие, они остановились в глубокой низине, поросшей травой светло-салатового цвета. Чуть выше стеной вставали стволы сосен, отмечая крутой подъём.
— Теперь куда? — спросила Громова, хромая сильнее, чем прежде. — Тропинку видишь?
Алиса уткнулась взглядом в траву.
— Целых две вижу. Евграф Силантьич! — воззвала она к лесу.
— Эдик! — заверещала Даша. — Чёрт вас побрал! Филимонов!
Девушки замерли, прислушиваясь к отголоскам. Позади оглушительно треснула ветка, заставив их резко обернуться на звук. Невидимая птица сварливо прокричала в ответ и, захлопав крыльями, скрылась в глубине леса.
— Филимон! Ау-ууу?! — неуверенно выкрикнула Даша и пошла в сторону сбежавшего пернатого.
— Ау-у! — подхватила Алиса. — Э-эдик!
Налетел ветерок, заколыхались верхушки сосен, с лёгким шуршаньем посыпалась сухая хвоя, и всё затихло. Алиса устала прислушиваться. Она сбросила рюкзак, уронила в траву куртку и уселась рядом с вещевым развалом.
— Почему они не подождали? — недоумевала Громова, опускаясь на куртку.
— Не знаю. Пить будешь?
Даша кивнула и потянулась к рюкзаку. Вода вернула способность соображать.
— Жестко заблудились. — Голос Громовой обрел былую звонкость. — Шуйская, пораскинь мозгами и найди нас, пожалуйста!
Алиса подумала, что задание слишком сложное. Так уж вышло, что за свою жизнь она ни разу не терялась: ни дома, ни за границей. А теперь вынуждена искать дорогу в незнакомом лесу. К тому же, в таком холмистом. Карабкаешься вверх, потом сбегаешь вниз, снова вверх, а впереди маячит следующий гребень, за которым ничего не видно. Сидишь в распадке, как в ловушке, и затылок чешешь. Она перед поездкой что-то читала про копьё и палицу, но это другие сложности. Вот ведь ни малейшего опыта, как вести себя, когда заблудился. Покричать — они покричали. Что дальше? Дуэтом спеть?
— …посидеть здесь. Я совсем не могу идти.
— Давай посидим, — обрадовалась Шуйская. — Увидят, что потеряли нас, и вернутся.
Подруга невразумительно промычала в ответ, всецело занятая больной ногой. Она стянула кроссовку и носок, после чего занялась массажем стопы.
— Разве не щиколотка? — озадачилась Алиса.
— Я уже не знаю, что у меня болит! — разозлилась Громова. — Давай, подключайся к процессу оздоровления.
Шуйская подключилась. Она достала из рюкзака обезболивающую мазь, которая вчера прошла контрольное опробование.
— Я тебя обожаю! — призналась в любви Громова.
Погода пугала непостоянством.
