На работу в этот день я опять не пошла. Позвонила своей помощнице Любе, заменявшей меня в мое отсутствие, и сообщила ей, что заболела, подхватив острую инфекцию под названием «сумасшедшая любовь», и слегла, судя по всему, надолго. Пожелав мне не спешить с выздоровлением, Люба заверила, что агентство без меня не обанкротится, и, завистливо вздохнув: «Какая же ты счастливая, Вероника!» — положила трубку. Провалявшись в постели до самого обеда, я наконец встала и начала приводить себя в порядок. Душа моя ликовала и пела, а мысли витали где-то на седьмом небе от счастья.
Уже давно я не испытывала ничего подобного и теперь наслаждалась каждым мгновением. Подумать только, а ведь еще вчера утром мне казалось, что жизнь моя не имеет никакого смысла и я вот-вот умру от тоски и одиночества. Боженька, спасибо тебе за то, что подарил мне моего Гришеньку, самого умного, красивого, нежного и страстного мужчину на свете!
Ночью, в перерывах между взрывами страсти, мы рассказывали друг другу о своей жизни. Вернее, в основном рассказывала я, а он больше слушал, стараясь вникнуть во все и не спуская с меня горящего любовью взгляда. В результате к утру Григорий знал обо мне практически все, даже то, где я храню свои деньги и запасной ключ от квартиры. Он настолько располагал к себе, что я доверилась ему полностью, без тени сомнений и страха. Я болтала без умолку, а он внимал мне, то хмурясь, то смеясь, и сердце мое переполнялось радостью от ощущения поразительной близости и полного взаимопонимания.
Одним словом, когда раздался долгожданный звонок в дверь, я разве что только не завопила от счастья и бросилась открывать. Одетый в черный кожаный плащ, Григорий стоял, преклонив одно колено, на площадке, улыбаясь блестящими от переполняющих его чувств глазами, и держал в вытянутой руке букет алых роз.
— Вероника, я люблю тебя, — сказал он.
— Ты сумасшедший! — сказала я, смеясь от счастья и принимая цветы. — Встань немедленно!
— И не подумаю! — Он упрямо мотнул головой. — Буду стоять тут хоть до скончания века, пока не скажешь, что согласна стать моей женой.
Сунув руку в карман плаща, Григорий вынул обитую малиновым бархатом коробочку, открыл и протянул мне. В ней было золотое колечко. Взяв мою трепещущую руку, он надел мне его на палец и взволнованно произнес:
— Теперь мы помолвлены, Вероника. Я твой навеки.
Глаза мои увлажнились, сердечко подпрыгнуло от радости, и я бросилась к нему, обняла и поцеловала в губы.
— Поклянись, что будешь любить меня до гроба, — потребовала я, не спуская с него глаз.
— Клянусь, — торжественно произнес он.
Затем мы вошли в квартиру.
— Хочешь кофе? — предложила я, любуясь колечком, поселившимся на моем безымянном пальце.
— Нет, спасибо, я недавно перекусил. Собирайся, Вероника, нам нужно кое-куда съездить.
— Что, очередной сюрприз? — спросила я, лукаво прищурясь.
— Нет, просто мне срочно нужно выполнить одно поручение, — он слегка замялся, — а поскольку расставаться с тобой не хочу, то предлагаю сделать это вместе. Это не займет много времени. А потом поедем ко мне домой — хочу похвастаться своей квартирой. Заодно и нашу помолвку отпразднуем. Ты не против?
— О чем ты говоришь, милый, — расцвела я. — Через секунду буду готова.
Минут через пятнадцать мы вышли из подъезда, около которого стоял серебристый «Вольво-740».
— Это тоже моя машина, — пояснил Гриша, заметив мой вопросительный взгляд. — Садись за руль, если хочешь.
— А почему бы и нет?
Я уселась за руль, он разместился рядом и сказал, обернувшись:
— Познакомься, Вероника, это мой двоюродный племянник Саша.
Посмотрев назад, я только сейчас заметила сидящего там маленького мальчика лет восьми, одетого в синюю куртку с капюшоном и джинсы с кроссовками. Насупившись, он смотрел в окно и, казалось, ничего не слышал.
— Здравствуй, Саша, — приветливо поздоровалась я. — Ты чего такой серьезный?
Саша и ухом не повел в мою сторону.
— Не обращай внимания — это он домой возвращаться не хочет, — сказал Григорий. — Погостил у меня несколько дней, избаловался, а теперь капризничает. Заводи, поехали, а то опоздаем. — Он посмотрел на свои золотые часы: — Уже полвторого. Через полчаса нам нужно быть на Курском вокзале, там его родители будут ждать, моя сестра с мужем.
— Они не из Москвы? — Я плавно тронула машину с места.
— Из Липецка. Время от времени присылают мне племянника, чтобы приобщался к культурным ценностям. Я его по музеям вожу, на выставки, в детские развлекательные центры — одним словом, воспитываю.
— Тебе это нравится, я смотрю, милый.
— Конечно, — кивнул он. — Я же говорил, что люблю детей.
Всю дорогу мы с ним мечтали и спорили о том, сколько у нас будет детей, как мы будем их воспитывать и кем они станут, когда вырастут. Саша по-прежнему молчал, я слышала лишь его недовольное громкое сопение, изредка прерываемое тяжкими вздохами. Бедный мальчуган, раздразнили его московскими прелестями, а теперь снова везут обратно, в опостылевший Липецк. Что ж, его вполне можно понять.
Ровно в два часа я вырулила на автостоянку напротив Курского вокзала и заглушила мотор. Вокруг было полно машин, всюду сновали люди с сумками, бесконечным потоком выходили из подземного перехода и из дверей вокзала, создавая шумную и бестолковую суету. Посмотрев по сторонам, Гриша сказал:
— Что-то их не видно. Может, поезд запаздывает. Ладно, вы посидите Здесь, а я схожу в справочное и выясню. В крайнем случае сестра знает номер моей машины и сама подойдет. Ее зовут Галина. Не скучай, Вероника.
Нежно поцеловав меня в щеку, он вышел из машины и смешался с толпой. Чтобы немного заглушить вокзальный шум, я решила включить приемник, протянула руку и вдруг услышала жалобный тоненький голосок сзади:
— Не отдавайте меня, тетенька.
Я повернулась к Саше. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, полными слез, губы его дрожали.
— Ну что ты, Сашенька, — начала я ласково успокаивать его, — это ведь твои родители, они тебя любят, соскучились, наверное. Каждый человек должен жить у себя дома, а не в гостях. Знаешь, как говорят, в гостях хорошо, а дома лучше.
— Я не хочу, — плаксиво пропищал бедняжка.
— Извини, малыш, но я ничем не могу тебе помочь, — вздохнула я. — Ты уж потерпи немного, скоро вырастешь и сам будешь решать, где и с кем жить. А пока за тебя думают родители.
— А, вот вы где! — услышала я незнакомый голос рядом с машиной. — А мы вас потеряли.
Повернувшись, я увидела довольно полную женщину в сером осеннем пальто и коричневом берете на крашеных волосах. В мелких чертах ее мясистого лица было что-то неприятное, даже отталкивающее, но что именно, я понять не могла. К тому же маленькие карие глазки ее суетливо бегали, стараясь не встретиться с моим взглядом, а вздернутый нос, казалось, все время к чему-то принюхивался. Около нее стоял хмурого вида худощавый мужчина в таком же сером пальто, только на голове его был не берет, а черная кепка. Он был небрит, руки держал в карманах и все время смотрел по сторонам.
Я открыла дверцу и спросила:
— Вы Галина?
— Конечно, конечно, миленькая, я — Галя, а это мой муж Олег. — Она заглянула в салон и ласково пропела: — Ну, где там наше сокровище? Ах вот оно! Ну, выходи, Сашенька, поехали домой, а то поезд уйдет.
— Постойте, а как же Григорий? — удивилась я. — Вы разве не подождете его? Он сейчас подойдет.
— Не волнуйтесь, мы с ним уже встретились, — расплылась в приторной улыбке Галина. — Он сказал, чтобы мы его не ждали, и пошел в туалет — приспичило бедняге. — Она распахнула заднюю дверцу, взяла Сашу за руку и потащила из машины. — Идем, деточка, идем, мой касатик, я тебе мороженое куплю.
То, что произошло в следующий момент, до сих пор стоит у меня перед глазами. Откуда-то, словно из воздуха, вдруг появились вооруженные люди в масках и камуфляже и с громкими криками «Всем стоять!» бросились к нам с автоматами наперевес. В руке у Олега появился пистолет, он прижался спиной к машине и начал отстреливаться, паля во все стороны без разбора. Люди на привокзальной площади закричали, началась паника, многие попадали на землю, то ли убитые, то ли от страха. Нападавшие спрятались за другими машинами, и кто-то выстрелил в ответ. Пуля пробила Олегу шею, он выронил оружие, схватился за окровавленное горло, выпучив глаза, захрипел и медленно осел на землю.
— Сволочи!!! — дико и страшно завизжала Галина и вдруг, схватив Сашу на руки, выставила его перед собой как щит. — Перестаньте стрелять, ублюдки!!! Иначе я его зарежу!
Больше выстрелов не последовало. Прижав ребенка к груди, она достала из кармана опасную бритву, раскрыла ее и приставила к горлу малыша.
— Не подходите ко мне, а то он подохнет!
— Отпустите ребенка, Гаджиева! — крикнул кто-то в камуфляже и через мгновение появился из-за стоящего в противоположном ряду «Москвича». Рядом с ним возникло еще несколько человек, один повернулся, и я увидела на спине надпись «СОБР». — Вам все равно не скрыться! Отдайте нам малыша, и я гарантирую всем вам жизнь. В противном случае у нас есть приказ стрелять на поражение. У вас нет выхода, Гаджиева.
