заканчивался этот импровизированный некролог. Под коротким текстом помещалась фотография Каретной. Улыбающаяся, она обнимала светлого окраса собаку. «Последнее фото Светланы», — гласила надпись под снимком миловидной женщины лет не больше тридцати пяти.
Раздался телефонный звонок. Жена… Она имела обыкновение спрашивать супруга среди рабочего дня о чем-то пустячном. Увидев, как навострила уши лаборантка, до того самозабвенно стучавшая по клавишам, Хабаров вышел в коридор. Шли занятия, поэтому было тихо и пустынно. Да… Хорошо… Еще не обедал, односложно отвечал он. Обязательно зайду, какого взять, белого или черного, переспросил он о хлебе, который ему заказали. «Бородинский», с семечками, отрубями, бездрожжевой, он настойчиво уточнял просьбу супруги, измотав ее своими вопросами. «Любой!» — крикнула она в трубку и отключилась. Прерванный на такой ноте разговор служил гарантией, что звонков сегодня больше не поступит.
Кирилл Борисович двинулся обратно на кафедру, но заметил махнувшего ему рукой из другого конца затемненного коридора мужчину. Он приостановился, вгляделся, но сколько ни силился, не мог узнать подававшего ему знаки человека. Незнакомец тем временем приблизился. Им оказался его бывший студент Дымов.
— Здравствуйте, профессор! — в стиле Эфировой поздоровался он. — Вы совсем не изменились с нашей последней встречи. Помните, вы выступали на курсах повышения квалификации следственных работников. Давненько, правда, лет пять назад, — продолжал уточнять Дымов, тряся своими ручищами узкую ладонь Хабарова.
Господи, не оторвал бы руку. Как же его зовут? Не Сергей ли? Нет, Вячеслав. Точно, Слава, вспомнил профессор. Он улыбнулся одной из своих фирменных улыбок — радушно и весело, — хотел, чтобы Дымов немного ослабил хватку.
— Зато вас я узнал с трудом. Вы так возмужали.
Дымов действительно раздался вширь — черное, с воротником-стойкой пальто, хотя и расстегнутое, туго обхватывало его мощные плечи.
— Пройдемте на кафедру, — пригласил он нежданного визитера, — расскажете о себе.
Кирилл Борисович миновал общий зал, где проходили кафедральные заседания, и провел гостя в кабинет заведующего. В отличие от других коллег у него была такая преференция.
— Располагайтесь.
Дымов одним движением скинул пальто, под которым оказался форменный китель сотрудника следственного комитета.
— Ба, да вы уже майор, поздравляю! Мне сразу захотелось обратиться к вам по имениотчеству, — ловко нашелся Кирилл Борисович. — Вячеслав… — начал он.
— Владимирович, — подхватил Дымов. — Для вас просто Слава.
— Ну что вы, — учтиво произнес профессор, — а по должности, должно быть, старший следователь?
— Угадали.
— Ну, почему угадал, совсем нет. Учились вы хорошо, возраста соответствующего… Наверное, около тридцати пяти, — вопрошающе вскинул он брови.
Майор юстиции кивнул в знак согласия, мол, так и есть.
— Энергии и расторопности вам не занимать, это я помню, — продолжил излагать свои умозаключения профессор, — значит, в должностях и званиях растете. Так что, дорогой Вячеслав Владимирович, это не догадки, а логика…
— Сдаюсь, — Дымов вскинул обе руки, — все правильно. Логика безупречная.
— А что вас привело в университет? Боюсь спросить, не служебные ли дела?
— Скажу как на духу: у следствия претензий к alma-mater нет. Просто начальство просило принять участие в совещании по поводу студенческой практики у нас в отделе.
Разговор перешел в плоскость взаимных расспросов. Как нынешние студенты? Что пишете? Когда в отпуск? Оба посетовали на занятость. Дымов пожаловался, что редко видит сына, которому скоро шесть лет, а он и не заметил, как тот вырос.
— С вашей работой вы не заметите, как парню стукнет восемнадцать. А криминала, к сожалению, меньше не становится, — хмуро обронил Кирилл Борисович. И тут он, похлопав себя по карману, мимоходом упомянул о прочитанной газетной заметке.
— Это вы о Каретной? Нет здесь никакого криминала. Знаю точно, поскольку ее дело веду я! — Дымов машинально понизил голос: — Признаков насильственной смерти не обнаружено — ни ушибов, ни ран, ни переломов, вообще ничего подозрительного — есть официальное заключение судебной экспертизы. Это раз. Правда, труп «лежалый», с момента смерти Каретной прошло не менее пяти дней. А в таких случаях ошибки исключать нельзя. Но это так, к слову. Что важнее, на месте происшествия все чисто, осмотр квартиры ничего не дал. Это два. Квартира была закрыта изнутри — это три! — Старший следователь улыбнулся неожиданно вырвавшейся у него рифме. — Что еще сказать? Суицид мы исключили. Предсмертной записки не было, да и какой мотив? Успешная, обеспеченная женщина… Это четыре.
«Э, да он, кажется, подражает Фандорину», — пришло в голову Кириллу Борисовичу. Этот, все еще популярный у читателей герой акунинских книг, имел обыкновение считать, методично перечисляя установленные факты и собранные доказательства. Может быть, Дымов, пытаясь сконцентрироваться, еще и иероглифы пишет, вспомнил профессор о другой фандоринской причуде. Нет, это было бы слишком!
Кирилл Борисович деликатно промолчал о своей догадке, вслух же осторожно обронил:
— Такая молодая. Вот и журналисты сомневаются. Шершень, к примеру, говорит о недоброжелателях, которых у покойной было через край.
— Так это он в погоне за сенсацией. Специально накручивает, злодей, чтобы поднять рейтинг своей программы. Поменьше его слушайте, Кирилл Борисович.
Профессор хотел возразить, дескать, он случайно видел сюжет (в интеллигентских кругах Камска смотреть развязные репортажи Шершня считалось моветоном), но не стал этого делать.
— А потом, — гнул свое Дымов, — инфаркты, инсульты, знаете, как сейчас омолодились? Постоянно об этом говорят. Стрессы, нервы и все такое…
— А кто ее обнаружил? Родственники?
— Нет, она живет одна. Жила, — поправился старший следователь. — Ни мужа, ни детей, родни в Камске вообще нет. Есть «седьмая вода на киселе», но где-то далеко.
— Угу, вспомнил. В передаче упоминались бдительные соседи. Это они вызвали полицию?
— Так и было, тут Шершень не врет. На площадке всего две двери. В квартире напротив никто не живет. На запахи обратили внимание соседи этажом ниже. Они-то и просигнализировали.
— А на работе ее не теряли? Или у нее свободный график?
— У них в агентстве вообще вольница. Когда захотел, тогда и пришел. Материал только сдай вовремя. Творческие люди, свободные художники, так сказать.
— А дальше, — мягко, но настойчиво продолжил расспросы Кирилл Борисович.
— Дальше было так. В среду, 17 декабря, ближе к обеду, приехала полиция. В присутствии соседей и нескольких сотрудников агентства слесарь управляющей компании вскрыл дверь, а там…
— Вы говорите, труп пролежал дней пять? Многовато…
— Ну да. В пятницу 12-го числа Каретная была в офисе, чему много свидетелей. Нашли ее в среду, вот и выходит, что пять дней. Труп начал разлагаться — регулируемые радиаторы работали на всю мощь. Мы подумали, как она выносила такую жару? Духота, кстати, могла спровоцировать внезапный приступ удушья…
— А время смерти установлено?
— Приблизительно. В промежутке между пятничным вечером и утром субботы.
— И ничего подозрительного?
Дымов пожал плечами:
— Скорее странное… Понимаете, никогда не
