Времени было мало: с часу на час могли прибыть антитеррористы из Москвы или начался бы очередной штурм.
Пока тянулись минуты бесполезных пустых переговоров и ожидания чего-то сверхъестественного, Топорков приступил к операции.
Дизельная, цех приёма породы, транспортёр, гидроузел, шламовое отделение, насосная, вибросито, комната отдыха, цех переработки. Ещё какие-то помещения. Кругом железо. Перила, лестницы, тросы, цепи.
Сырость, запах солярки и масла. Шум электрооборудования, скрип в насосной, звон в камере плавбазы.
Редкий топот по стальным настилам, крики, ругань, смех, стук.
Условия, поставленные Органам Вдовой, должны быть выполнены до наступления темноты.
Время шло. Миновал полдень. Вот-вот ожидалась группа из первопрестольной.
Никита заёрзал на холодном полу дизельной, выворачивая руки и просовывая их через согнутые в коленях ноги.
– Ты чего, парень?! – шепнул бригадир, повернув голову к Топоркову.
– Помоги, батя!
– Чего это ты? Всех подставить хочешь? Чтоб нас тут…
– Помолчи, мужик, немного! – тихо сказал парень. – Здесь все свои?
– Да.
– Всех знаешь?
– Да. Не считая тебя!
– Ого как! Ладно. Помоги мне, батя, и не дрейфь!
Никита подставил бригадиру артели свой зад и уверенно попросил:
– Помоги!
– Ты чего?! – опять пробурчал мужик в телогрейке. – Совсем очумел!
– Это не то, что ты думаешь, папаша! Сними мне штаны, нащупай у меня между ягодиц липкую ленту и оторви её. Только быстро и незаметно.
Рядом хохотнул один из рабочих.
– Тихо!
Бригадир подполз к парню и нащупал сцепленными руками ремень потёртых джинсов.
Через две минуты в его пальцах висела лента – два на три сантиметра с приклеенной к ней острой заточкой в полдециметра.
Дальше в работу вступил язык. Отцепил от нёба тонкий клейкий пакетик с бритвенным лезвием, вытолкнул изо рта и довольно причмокнул.
Пальцы, как жирные черви, переплетались, зашевелились, освобождая острую пластинку.
– Бери и режь! – приказал Никита бригадиру.
Истекло минут семь-восемь пыхтений и кряхтений.
Наконец парень растянул путы, спрятал куски верёвки, перерезал скотч на ногах и принялся за остальных.
Ещё пять минут.
– Ты из СПЕЦНАЗа? – спросил кто-то из кучи сгрудившихся тел.
– Почти, – мимолётом ответил парень, но заметил, как у некоторых пооткрывались рты и отвисли челюсти.
– Они нас убьют! – запричитала кассирша. – Как же так? Зачем ты нас освободил?
– Тссс, – зашипел Топорков, – руки держите за спинами и лежите, как лежали! Никаких разговоров и вяканий! Яснооо???
– Да понятно, парень! – поддержал бригадир. – А ты?
Никита пропустил вопрос мимо ушей и стал собирать «оружие». Тонкую иглу, заточенный до состояния шила надфиль, лезвие, верёвку. Из шнурков ботинок вытянул крепкую леску с мягкими эластичными колпачками на концах. Из каблука, измазанного грязью, выудил латунную трубку толщиной со стержень авторучки и в пятьдесят миллиметров длиной.
Иглу аккуратно извлёк из прозрачного пакетика, вставил в трубку и зажал в левой руке. В правой очутился моток лески. Надфиль, утяжелённый полупластилином-полугерметиком, засунул в рукав.
– Целый арсенал! – восхитился шофёр «УАЗика», качая головой.
Все неотрывно следили за манипуляциями парня, гадая про себя, к каким спецслужбам он относится: ФСОТ, ФСБ, ОМОН или армейский СПЕЦНАЗ.
– Сержант? – поинтересовался тот же водитель.
– Офицер, – сообщил Никита и метнул на любопытного суровый взгляд, – много вопросов! Я попросил соблюдать тишину!
– О’кей, братишка! Думаешь, получится? – сказал неугомонный мужичок, но, встретившись с грозным и недовольным взглядом парня, осекся и замолчал.
– Так. Где здесь более-менее можно укрыться от бандитов и пуль? – обратился Никита к рабочим.
– Вот там, – бригадир показал жестом на серую дверь возле двух бочек, – у нас лебёдка. Дверь крепкая и легко закрывается, но как от пуль… Не знаю! За лебёдкой – площадка приёма породы. Она тоже с дверью!
– Хорошо! А площадка закрыта со всех сторон? Доступа снаружи к ней нет?
– Есть окошко транспортёра, открытая крыша и вторая дверь.
– Это плохо! А за лебёдочным цехом или под ним?
– Есть ещё шламовый, где насос, сток и шламовый амбар! Он имеет только вход из цеха лебёдки, а выход – не в счёт!
– Почему?
– Узкий крутой сток из жестянки прямо в карьер. Забраться по нему невозможно! – пояснил один старатель.
– А выбраться наружу? – Никита прищурился.
– Ну… наверное… если ободрать всю кожу, да нырнуть в грязную воду!
– Отлично! Значит так, – шепнул Топорков, – охранники на мне, а дальше не вашего ума дело! Что бы ни случилось, сидите в шламовом, закройте или застопорите обе двери, забаррикадируйтесь и ложитесь на пол, желательно за укрытиями. Приготовьте всё, что можно кидать в противника – инструмент, камни, ботинки, пар и воду. При попытке взломать дверь, бросайте из-за укрытия всё это в террористов! Я понятно излагаю?
– Ясно!
– Да-да!
– Чего же не понять!
– А ты, парень? – спросил вдруг бригадир.
– За меня не волнуйтесь! Но на всяк случай – пароль «Самородок»! Ясно?
– Ясно, командир! – совсем без иронии ответил один из артельщиков.
Приятная тёплая волна пробежала по телу парня от этих слов. Он улыбнулся и вздохнул.
– По моему сигналу действуйте! – напомнил Топорков, разминая затёкшие суставы ног и рук. – Ничего не бойтесь и не позорьтесь перед женщиной! Ну, до встречи, мужики!
Опешившие и встревоженные рабочие похлопали его по плечам, спине, мило заулыбались, шепча пожелания удачи и счастья.
Кассирша нежно взглянула и тоже пожала Никите руку.
Парень сел на корточки, передвинулся по влажному холодному чугунному полу к одному из двигателей цеха и посмотрел на ту сторону.
Зек с «Калашниковым» восседал на бочке солярки и заново бинтовал себе руку. Другой с «АКСУ» на плече прогуливался по мосткам, часто поглядывая в щель на окрестности вокруг драги.
Никита ощупал слепок рукоятки шила-заточки. Застыла. Хорошо!
Дал знак бригадиру, чтобы он слегка пошумел.
Тот кивнул и, глубоко вздохнув, принялся карябать и скрежетать по полу каблуками.
Раненый бандит посмотрел на товарища:
– Грызь, глянь, чё они там царапаются!
Зек по кличке «Грызь» недовольно сморщился и спустился в дизельную по лестнице.
– Я позырю природу за тебя! Вона, мля, клюшку себе не могу замотать! – сказал первый.
– Помочь?
– Сам справлюсь, чё пацан, чё ли?!
Грызь затопал по масляному полу дизельного цеха, а раненый зек уткнулся в щель стены.
Бандит, не ожидавший подвоха со стороны запуганных связанных заложников, поравнялся с Топорковым. Расслабленный и спокойный.
Никита резко вскочил, сразу нанося удары. Ботинком в колено, ребром руки в шею и сразу в ход лезвие.
Рывок к другому, но сильный удар ногой в спину первого. Бедняга с перерезанным горлом и заточкой в виске кулём полетел в толпу артельщиков.
Три шага. Нет, оказалось четыре!
Зек у стены повернул голову и обомлел, выпучив глаза.
Две секунды ему на понимание происходящего, ещё две – на изготовку к стрельбе – и то при условии, что он профессионал. Хоть мало-мальский. Но он не был профессионалом.
А четыре секунды для Истребителя – куча времени.
От испуга и неожиданности зек потерял способность кричать. Но Никита подстраховался: трубка во рту издала хлопок. Парень дунул в неё и отравленная игла «Чёрных Вдов» полетела прямо в глаз бандиту.
Тот дёрнулся и загнулся, подняв руки к лицу. Адская боль!
– Еба… – завопил было зек, но удар локтем в ухо заглушил крик.
– Молчи, ублюдок! – шепнул Никита и рывком стянул леску на шее часового.
Отчего тот умер, непонятно. То ли от отравленной иглы, застрявшей в веке глаза, то ли от удавки, прорезавшей горло.
Он тихо улёгся на бочке и замер.
«АКСУ» перекочевал к Никите, только с одной обоймой. Жаль! Но, может, и хватит.
Парень подскочил к рабочим, проверил состояние другого бандита. Мёртв.
– Автомат возьмите себе и тихо-тихо дуйте в шламовый! – шепнул Топорков, а сам развернулся и побежал на цыпочках к лестнице.
Сын Инны Иосифовны Фальк держал СПП «Скорпион» на плече, в бинокль изучал карьер и подступы к драге со стороны воды. Он насчитал трёх снайперов – но это только на одной стороне агрегата.
«Сколько же их всего?!»
Никита повязал на голове платок из рваной тряпки, прикрывающий лицо, проверил автомат и снял с предохранителя.
Осмотрелся. Вдова, встревоженная скорыми сумерками и бесполезными диалогами с ФСБ, держалась недалеко от сына.
Остальные – человек пять-семь – рассредоточились по всей драге.
Отсчёт.
Никита, мысленно сгибая пальцы левого кулака, ощутил небывалую эйфорию и наступающий экстаз от начавшейся операции.
«Пять!»
Рывок.
Тюфяка в фуфайке и вельветовых штанах снять удалось легче лёгкого.
