пустышкой-финтифлюшкой и всё норовит выгнать. Но заступается Наталья, и он терпит.
— А почему Наталья заступается и Грибанов терпит? — удивился Аркадий Михайлович.
— Наталья считает, что в приемной должна сидеть молодая красотка, и не считает Ксению пустышкой-финтифлюшкой. А Грибанов считает, что раз Наталья хочет, значит, так тому и быть. Для него Наталья старый друг и очень доверенный человек. Поэтому и терпит. Пока терпит! Но Ксения не дура, это точно. И вполне могла прикинуть: пока этого терпежу хватает и пока она рядом вертится, неплохо бы что-нибудь придумать себе на дальнейший прокорм. Такие операции, как похищение ребенка, за два дня не соображают. К этому заранее готовятся. Вот они и приготовились. Парень вроде бы улетел, но на самом деле — на запасной аэродром сел. И Карину потом туда же посадил. Ксения, конечно, с мозгами, но вряд ли ей пришло в голову, что мы о каком-то бывшем хахале вспомним.
— Допустим, она могла порыться в папках Грибанова и найти план помещений Феклистова, — согласился Аркадий Михайлович. — А как она могла узнать, что Лидия Сергеевна в салон собирается? И как её подельники могли отследить, когда именно девочку похищать?
— Вопросы на засыпку, — согласился, в свою очередь, Вадим. — Хотя версии могут быть разные. Что касается похищения, то тут вообще всякие варианты были возможны, вплоть до того, чтобы ворваться в примерочную, и всё. С туалетом им просто повезло. А вот насчет времени посещения салона… Лидия говорит, дескать, никому особо не рассказывала, но что значит — никому? Она это точно помнит? Вовсе нет. Лидия в главном офисе регулярно появляется, могла с кем-то посоветоваться насчет Феклистова, что-то конкретное сказать, а Ксения случайно или неслучайно услышала, и тут же поняла: есть хороший шанс.
— А уборщица со своим племянником? — напомнил Казик.
— Уборщица вообще-то лет десять в компании работает. Она, правда, с техникумовским образованием, но тётка простая, и уж ей-то точно подобная операция не по мозгам.
— Мог кто-то другой придумать.
— Мог. Но я же говорю: она в компании лет десять. Совершенно свой человек. И компания для неё почти своя. Муж водителем у нас на стройке работает. Дочка — продавщица в ювелирном магазине Лидии. А племянник, тот самый, — один из охранников в доме Грибанова. Сегодня у него как раз выходной, дома сидит, а мои ребята за ним приглядывают. Как и за бывшим… кавалером, — хмыкнул Борисевич, — который почему-то в разгар рабочего дня в квартире залег.
— Кстати, — вдруг заинтересовался Казик. — На той фотографии в журнале я рассмотрел Александра Дмитриевича, вас, Лидию Сергеевну с Кариной, а Екатерину Иннокентьевну там почти не видно. У вас случайно нет её фотографии?
— Зачем вам её фотография? — искренне удивился Борисевич.
— Исключительно для любопытства, — тоже искренне ответил Аркадий Михайлович.
— Есть, — пожал плечами Вадим и вышел из кухни. Появился через минуту и положил на стол фотографию в тонкой рамочке, явно хранившуюся в каком-нибудь ящике стола, потому что к ней прилепился клочок бумаги. — Вот, семейство мне на сорокалетие вручило с дарственной надписью. — Он ткнул пальцем в угол, где красивым почерком было начертано "Дорогому Вадиму от семьи Грибановых". — Надо бы на стенку повесить, да не люблю я фотографии на стенках.
Аркадий Михайлович скользнул глазами по надписи и уставился на очень немолодое, но весьма привлекательное лицо Екатерины Иннокентьевны.
— Значит, это и есть мама Александра Дмитриевича?
— А что вас так заинтересовало? — слегка насторожился Борисевич.
— Не поймите меня превратно и, бога ради, не задавайте пока лишних вопросов, у меня, поверьте, нет никаких пока ответов, но сделайте милость, расскажите мне поподробнее об этой семье. У меня возникли кое-какие, правда, совершенно туманные соображения, кто бы мог столь сильно хотеть семейству Грибановых навредить.
В первый момент Вадим даже растерялся. Сто лет с ним такого не случалось, и вдруг нате.
— То есть вы вот сейчас встанете и уйдете? Молчком? — переспросил он.
— Да-да, пока молчком, мне надо подумать…
Казик не только встал, но уже успел выкатиться в прихожу. Вадим чуть не прыжками ринулся за ним, перегородив дверь.
— Стоп! Так дело не пойдет! — Твердая ладонь уперлась в мягкий сытый живот.
— Увы-увы… — Живот попытался втянуться, но доеденная третья отбивная не позволила вывернуться из-под ладони-"заграждения". — Я, правда, должен пойти и подумать. У меня особенность такая.
— А у меня особенность всё выяснять на месте. — Вадим сделал полшага назад и спиной забаррикадировал дверь.
Казик отнюдь не испугался и даже не встрепенулся — посмотрел укоризненно, словно на непослушное дитя.
— Вадим Юрьевич, голубчик, — произнес он задушевно, совершенно "не в тон" ситуации, — я действительно пока ничего не могу чётко сформулировать. Ну ничегошеньки! Что-то вот тут вертится, кружится… — Он закатил к потолку круглые глаза, растопырил короткие толстые пальцы и пошевелил ими около своих вихров. — Мысли летают, как воронья стая, а на ветки не садятся. Н-да… Воронья стая? — вдруг спросил он то ли у себя, то ли у свисающего с потолка светильника и перевел взгляд на Борисевича. — Около дома Грибанова стали вороны летать? И отвратительно каркать?
— При чем здесь вороны?! — Вадим схватил Казика за плечи и тряхнул.
Казик послушно встряхнулся и пробормотал:
— Может, и ни при чём. А может, совсем наоборот… В общем, не сердитесь, я вам часа через два-три перезвоню. Да-да, мне хватит времени, чтобы всё осмыслить.
После чего аккуратно потеснил боком Вадима и открыл дверь.
Борисевич посмотрел обалдело, но кидаться шлагбаумом не стал.
Пару минут он постоял на пороге, соображая, как понимать подобный выверт. И оценивая, насколько правильно он сделал, отпустив толстяка, который, в свою очередь, напустил тумана. Конкретный человек Вадим Борисевич действительно растерялся. Он рассказал Казику о семье, об окружении, обо всех деталях последних дней, которые Аркадий Михайлович не знал, ответил на все вопросы и что получил в ответ? Да ничего! Если не считать невнятного бормотания про "осмыслить" и поспешного бегства непонятно куда.
Или очень даже понятно — куда?
Вадим схватил телефон, намереваясь набрать Попова и отдать команду срочно отправить человека к офису Лагутина, перехватить Казика и доставить назад. Но телефон зазвонил сам, и это был номер как раз Казика.
— Вадим Юрьевич! Я вот сейчас по дороге сообразил, что вы можете подумать, будто я прямиком к Виктору Эдуардовичу направлюсь. Так вы даже не сомневайтесь — я не предатель какой-нибудь, я иду к себе домой.
— Я ничего такого и не думал, — буркнул Борисевич, испытав нечто похожее на смущение.
Растерянность и смущение… Вот уж действительно, сто лет ничего такого
