— Теперь оденься, шлюха! — грубо приказал Абрикос, когда все закончилось. — По нашим законам ты не должна жить! Тебя убьет муж, когда все узнает, тебя закидают камнями соседи, тебя зарежут родственники! Нет тебе прощения!
Он презрительно смотрел, как она накинула халат, как, зажимая дрожащими руками расходящиеся полы, неловко собрала валяющееся на полу белье, как смахивала рукавом льющиеся по щекам слезы… Зарема знала: все, что сказал Абрикос, — чистая правда! Ей нет прощения! Горская женщина, ступившая на кривую дорожку, обречена на всеобщее презрение и смерть. Ей не посочувствуют ни мать, ни сестры, а отец, братья или дядя своими руками смоют ее кровью пятно с чести семьи… Но и потом, после смерти, она будет вечно гореть в аду…
— Только один путь остался для тебя, шлюха! — кривлялся сидящий перед ней шайтан, то высовывая длинный раздвоенный язык, то почесывая копытом шерсть между рогами… — Один способ искупить свою вину!
Она знала, что он имеет в виду.
— Ты должна стать шахидкой, уничтожив как можно больше кафиров!
Да, это единственный выход! Только так можно избежать позора и сохранить честь семьи…
— Я согласна, — прошептала она белыми губами, распухший язык еле шевелился в пересохшем рту. — Только… Аслан еще совсем маленький…
Она знала, что такие возражения не принимаются. В таких случаях отвечают: «Мы его без тебя вырастим!»
Но сейчас все пошло по-другому. Шайтан исчез, на табуретке у стола сидел Абрикос — хотя и непутевый парень, но вошедший в ее положение, и даже, судя по взгляду, сочувствующий ее горю.
— Да, Асланчика жаль, — печально кивнул он. — И Магомеда жаль. Ему такого позора не перенести, руки на себя наложит… Придется тебе помочь! Но и ты должна нам помочь…
— Но чем я могу…
— Можешь, можешь, — успокаивающе кивал Абрикос. — Сведи меня с Вахидом…
* * *
— Что с тобой, Зарема? Я тебя просто не узнаю! Случилось что-то? С Магомедом?
Сегодня Вахид был в синем гражданском костюме, который ему очень шел, подчеркивая благородство лица и статность фигуры. Но сейчас она не могла им любоваться. Слезы застилали глаза, в ушах стоял гул. Язык снова распух и стал сухим, еле выговаривая слова.
— Ко мне приходил человек от Оловянного. Абрикоса знаешь? Хочет с тобой встретиться…
— Зачем я им понадобился? — нахмурился капитан-пограничник. — В банду свою будут приглашать? Так мне с ними не по пути.
И тут же нахмурился еще больше, заглянул женщине в наполненные слезами и страхом глаза.
— Почему он к тебе пришел? Почему?!
Она отвернулась.
— Во-первых, я убираю у Саиды Омаровны и там встречалась с самим Оловянным. А во-вторых, это он увел Магомеда… Наверное, он в лесу, в их армии…
— В какой «армии»?! Это банда, а не армия!
Вахид задумался.
— И все равно непонятно… Почему насчет меня он пришел говорить с тобой?
— Да потому, что они все знают! — Зарема зарыдала навзрыд. — И он собирается всем рассказать! У меня только два выхода — или стать шахидкой, или упросить тебя сделать то, что он скажет…
— А что он скажет?
— Я не знаю. Но если ты не сделаешь, то его собаки разнесут по всему селу, что мы с тобой…
— Не бойся! — вскипел Вахид. — Я поговорю с ним! Я так с ним поговорю! Когда он придет?
— Сегодня. Наверное, уже пришел…
— Ты рассказала ему?!
— Они сами все знают. Они следят за нами, как ты не поймешь! Им известен каждый наш шаг! Он сказал, когда ты придешь, он будет ждать возле дома…
— У тебя такой голос… Как из могилы… Подожди! — Вахид вскочил. — Он тебя… Он тебе что-нибудь сделал?
— Нет… Я для него вообще никто. Ему ты нужен. Ох, Вахид, — Зарема заплакала. — Ты не сможешь пойти им наперекор! И никто не сможет!
Воинственный порыв у пограничника пропал. Он весь обмяк. Капитан хорошо знал, что бывает с теми, кто идет наперекор бандитскому подполью.
— Да… За ними и сила оружия, и сила власти… За Оловянным стоит его дядя…
Зарема перестала всхлипывать.
— Люди его самого боятся больше, чем дядю. Говорят — у него руки по локоть в крови…
— Ладно, пойдем, поговорим с этим фруктом…
Вахид встал, достал из плечевой кобуры ПМ с патроном, досланным в патронник, выключил предохранитель и, сунув пистолет в карман брюк, вышел на крыльцо. В свете луны у забора мелькнула тень.
— Заходи, я жду! — громко сказал Вахид.
Тень двинулась навстречу и превратилась в Абрикоса с вечной кепкой на голове, в большом, не по размеру, пиджаке и с автоматом на правом боку. Ремень через шею, отпущен на всю длину, ствол направлен вниз, пятка приклада — на уровне плеча, правая рука лежит на пистолетной рукоятке, левая висит свободно. Поза на первый взгляд непринужденная, но Вахид знал — из такого положения можно мгновенно полоснуть очередью.
— Салям, Вахид! — развязно бросил Абрикос. — Как служба?
— Где твой хозяин? — не отвечая на приветствие, спросил капитан.
— Он к таким, как ты, не ходит, — ответил Абрикос и сплюнул. — И к начальнику твоего отряда он не придет. Слишком маленькие людишки. Слушай, что он сказал, и запоминай!
Бандит говорил с такой уверенностью, что Вахид понял: у него действительно нет другого выхода!
— Дело простое, тебя оно никак не задевает, — продолжил Абрикос, понизив голос. — И вообще никого не касается. Нужна информация про того, кто перешел границу. Откуда шел, что нес, с кем был… Короче, все!
Капитан перевел дух. Он думал, что у него потребуют отключить видеокамеры с сигнализацией, открыть ворота заставы, чтобы вырезать личный состав, или пронести мину в штаб погранотряда, или обеспечить «окно» на границе для перехода целого бандформирования… А информация о нарушителе… Она действительно не касается ни его, ни его близких. Другое дело, что противно подчиняться этим собакам… Но попробуй им возразить…
Абрикос будто прочел его мысли.
— Сделаешь — получишь деньги, — сказал он. — Не сделаешь, сам знаешь, что будет. И с этой… С Заремой. И с твоей семьей. И с тобой.
Вахид молчал.
— Ну и правильно. — Зубы Абрикоса блеснули на темном лице. — Деньги лучше смертей. Сроку тебе два дня…
Не оборачиваясь, он попятился и растворился в темноте.
* * *
Москва. Дивизион «Меч Немезиды»
По тревоге поднимать личный состав дивизиона Анисимов не стал, он, как и Карпенко, не любил внешних эффектов, — просто собрал к семи утра тех, кому предстояло вылетать на задание. Первое и второе отделения привычно надели ботинки, способные защитить от рассчитанных на раздробление ступни мин, натянули надежные комбезы «Хамелеон», надели тяжелые броники и шлемы. Затем каждый получил оружие: автомат — по своему выбору, пистолеты — «Глок» или «Беретту», в качестве второго пистолета — ПСС, боезапас и гранаты. На всю группу взяли две снайперки, три реактивных огнемета «Шмель» и два пулемета «Печенег»[57]. Захватили прибор постановки помех «Туман» и штатскую одежду со средствами изменения внешности, подходящие к условиям Северо-Кавказского региона.
Экипированная группа выстроилась на вертолетной площадке, в тридцати метрах от зеленого «Ми-8». В полном боевом снаряжении двадцать бойцов с поднятыми забралами шлемов напоминали рыцарей из «Звездных войн» и выглядели очень грозно. Поперек груди у каждого висел «Винторез»[58] или «Вал»[59], иногда «МР-5» с глушителем, на боку, в кобуре — «Глок» или «Беретта», на другом боку — ножны с НРС, в левом нагрудном кармане ждал своей очереди ПСС, правый карман «разгрузки» топорщился от гранат. У снайперов возле правой ноги стояли пластиковые и алюминиевые кейсы, как у обычных командировочных. Только вместо белья и бритвенных приборов в их мягких чревах покоились винтовки.
Инородным телом на фоне рыцарского строя казался стоящий чуть в стороне человек лет тридцати пяти в коричневом, с блесткой, костюме, кремовой сорочке и бордовом галстуке. Под мышкой он держал черную кожаную папку, как будто забежал в театр прямо после работы или пришел на торжественное собрание.
— Это следователь Следственного комитета товарищ Иванов, — представил его Анисимов. — Следователь является главным лицом предстоящей операции, потому что именно он должен процессуально арестовать Гаруна Джебраилова. Ваша задача оказать силовую поддержку и осуществить физический захват фигуранта. Командиром группы назначается командир второго отделения…
Мальцев кивнул.
— Его заместитель — командир первого отделения.
Теперь кивнул Шаура.
Все понимали, что «Иванов» никакой не Иванов, и все понимали, почему командир дивизиона не называет их фамилий. Люди, участвующие в подобных операциях, должны оставаться анонимными. И хотя, конечно, в пути бойцы снимут бронешлемы, но вряд ли следователь сумеет запомнить их лица.
