– Да, лейтенант, чувства такта тебе не занимать. Она ведь законная жена его сына, неужели ты не понимаешь?!
– Прекрасно понимаю, поэтому-то тем самым и оказываю ему большую услугу. Теперь их там трое: Локтер, Довер и эта рыжая Флетчер. Они вместе работают, вместе живут. Значит, рано или поздно наверняка споются и начнут думать, как бы половчее обстряпать какое-нибудь выгодное дельце. И дай-то бог, чтобы попытались это сделать не в доме Вараков, а где-нибудь еще. Это быстро вылечило бы нашего старину Гаса от желания играть в благородство... Так вот, официально тебе заявляю, что эта компашка мне совсем не по душе, что я не буду спускать с них глаз и, как только хоть кто-нибудь из них поскользнется, буду на месте, не сомневайся!
– Если только кто-нибудь поскользнется. Если только ты сам не толкнешь их на это!
– Не заводись, Поль. Рано или поздно они все поскользнутся. Я делаю все, чтобы держать мой район в чистоте, но здесь все равно становится все хуже и хуже! Шеф и так с меня уже практически не слезает. Так что лишняя головная боль мне сейчас совсем ни к чему. Тут своей шантрапы по горло, а ты к тому же их все добавляешь и добавляешь со стороны...
– Слушай, Энди, будь другом, окажи мне услугу. Не дави на Джимми хотя бы какое-то время, дай ему шанс окончательно исправиться и достаточно крепко встать на ноги, ладно?
– Хорошо, хорошо, считай, что уговорил. Дам ему целую неделю. Только ради тебя, Поль, учти.
– Щедро, Энди, ой как щедро, ничего не скажешь!
– Во всяком случае, не жадно. Я ведь всех твоих прекрасно помню: и Леретти, и Мендеса, и Конлона...
– Трое, Энди, всего трое из скольких за последние четыре года? Восьмидесяти? Девяноста?
– Пока всего трое. Ты это имеешь в виду?
– Когда-нибудь ты поймешь, что я имею в виду, Энди.
– Не уверен, Поль, совсем не уверен, что пойму. Я слишком глуп. И у меня, представь себе, нет никакого образования. Я ведь всего лишь коп, мелкий районный участковый.
Поняв, что разговор практически закончен и говорить им больше, собственно, не о чем, Поль вышел из машины.
– Ладно, Энди, спокойной ночи. Спасибо, что подвез за сигаретами.
– Три плюс два будет уже пять, Поль. Ордер на арест твоего Джимми Довера будет у меня не позже чем через шесть месяцев. Не сомневайся. И судить его будут не как несовершеннолетнего, а уже как взрослого, матерого преступника, опасного рецидивиста. – Молча кивнув на прощание, Ровель завел мотор и уехал.
Поль следил за медленно удалявшимися красными хвостовыми огнями, пока они не скрылись за углом здания. Он знал, что лейтенант Энди Ровель будет неторопливо кружить по своему району, пока вокруг все не стихнет, то есть где-то часов до двух-трех ночи. Затем немного поспит и рано утром уже снова будет в участке. Другой жизни у него просто-напросто нет. Причем своих подчиненных он не жалеет точно так же, как и самого себя. Несколько раз у него были неприятности из-за слишком большого ущерба, причиненного им задержанным по причинам, как обычно излагалось в его официальном отчете, «преднамеренного сопротивления законному аресту», но со временем все это, как правило, безболезненно проходило. Просто его полицейское начальство понимало, что, работая в самом тяжелом (в криминогенном смысле) районе крупного промышленного города, Ровель делает все возможное, а трудиться ему приходится с коллегами, многие из которых либо блатные, либо политические назначенцы, либо кузены чьих-то кузенов... В ночные часы он постоянно медленно кружит по своему непростому и даже опасному району. Совсем как настырный бездомный бультерьер. Показывает свое клоунское лицо во всех самых «крутых» притонах и искренне удивляется тяжелому молчанию, которое не прекращается до тех пор, пока оно не скрывается за входной дверью. Однажды трое далеко не образцовых граждан решили показать Ровелю, что кружить по их району ночью одному совсем не стоит, что ночная жизнь – это совершенно не его дело и не надо им мешать проводить ее так, как они считают нужным! Криками о помощи они заманили лейтенанта в темную аллею и там хорошенько, как говорят, на совесть его обработали. Он делал вид, будто потерял сознание, до тех пор, пока не представился случай освободить правую руку. Его служебный кольт они с самого начала вытащили из кобуры и забросили в ближайшие кусты, но висевшую на правом бедре тяжелую дубинку почему-то оставили. Кровь заливала Ровелю глаза, в голове от полученных ударов шумело, но он, не глядя, инстинктивно изо всех сил сначала ударил дубинкой того, кто, ничего не подозревая, стоял справа, а затем разъяренно взялся и за остальных. В результате один остался лежать в темной аллее, другого отвезли на «скорой помощи», а третьего он лично в наручниках доставил в участок и поместил в камеру. Без особых повреждений. И только потом сам отправился в больницу, где ему заштопали его клоунское лицо и вправили сломанную кисть левой руки... Уже на следующий вечер лейтенант Энди Ровель снова до утра кружил по своему району, методично заходя в те же самые притоны и бары, как ни в чем не бывало показывая там хотя и перебинтованное, но все то же самое клоунское лицо. И хотя теперь его подчиненные патрулировали улицы только парами, сам Ровель, невзирая на случившееся, по-прежнему продолжал делать это в гордом одиночестве.
Закурив сигарету, Поль еще долго стоял у крылечка своего дома. Даже после того, как хвостовые огни патрульной машины лейтенанта окончательно исчезли за ближайшим углом... Мимо него, держась за руки, весело хихикая и тихими голосами что-то рассказывая друг другу, неторопливо прошли две молоденькие девушки. В соседнем квартале замигал красный неоновый свет рекламных щитов. На углу остановились два солдата в полевой военной форме – они заметно пошатывались и громко хохотали. Очевидно, вспоминали прекрасно проведенный вечер... Поль вдруг отчетливо почувствовал, что последние несколько месяцев его не покидает ощущение странного беспокойства. Будто жизнь направляется к какому-то светлому, веселому и на редкость приятному месту, а он стоит и только смотрит, как она проходит мимо!
Наконец, докурив сигарету и щелчком отбросив ее, Поль поднялся по ступенькам низенького крыльца, прошел через незапертую дверь внутрь и свернул налево, в свою небольшую, но вполне уютную квартирку на первом этаже со старомодным балконом-эркером, массивными дубовыми подоконниками, кружевными сероватыми занавесками, темными стенами, довольно однообразной типовой мебелью.
Устроившись поудобнее в кресле у письменного стола, Поль почему-то снова задумался о Верне Локтере. Похоже, он разговаривал с Ровелем более уверенно, чем на самом деле чувствовал себя. Верн был высоким мускулистым молодым человеком с узкой продолговатой головой, мгновенной, то вспыхивающей, то тут же пропадающей улыбкой. У Поля даже мелькнула странная мысль, что он не до конца в нем разобрался, что от этого юноши вполне можно ожидать любых сюрпризов, включая самые неожиданные. И возможно, даже далеко не самые приятные... Локтер всегда говорил правильные слова, умело делал вид, будто полностью усвоил печальный урок жизни: преступление – удел дураков, всегда смотри любому человеку прямо в глаза и не отводи взора... Что он и делал. Но в нем была заметна и какая-то холодность. Холодность души... А это не могло не беспокоить Поля. Он иногда даже ходил повнимательнее на него посмотреть, поговорить, так сказать, в неказенной, неофициальной обстановке. И каждый раз, когда он наблюдал, как Верн в простенькой рабочей одежде берет пакеты с заказными продуктами, грузит их в машину или подметает торговый зал магазина, у него создавалось впечатление, что этот юноша сознательно играет какую-то свою роль. Хотя придраться было абсолютно не к чему! Семье Варак Верн, похоже, нравился, хотя определенные сомнения на этот счет все-таки оставались... Полю благодаря его богатому опыту было прекрасно известно: практически любой неисправимый, безнадежный преступник представляет собою психопатическую личность, которая, не важно, будь то мужчина или женщина, генетически совершенно не способна давать эмоциональную оценку тому, что правильно, а что неправильно, что морально, а что нет. Для них существует только логическая оценка типа – поймают или нет, накажут или есть реальная возможность избежать наказания? В плане интеллектуальных способностей такие люди обычно даже несколько выше среднего уровня, нередко весьма милы и симпатичны. Хотя под маской этой внешней приятности, как правило, скрывается жестокая, бездумная безжалостность дикого зверя, которому абсолютно все равно, что думают о нем окружающие, общество или его несчастные жертвы.
Более того, смутные подозрения в отношении Верна Локтера непрестанно тревожили Поля с их самой первой встречи. Прекрасное, как у большинства врожденных психопатических личностей, поведение в тюрьме – ни одного замечания, ни одного наказания, но... но вот что скрывается за этой маской, что у него там внутри, что он за человек, какую именно роль сознательно и весьма умело играет – Полю ни узнать, ни хотя бы почувствовать так и не удалось. И это не могло его не тревожить... Нет, не может, ну никак не может Локтер долгое время довольствоваться ролью скромного работника, развозящего по всему городу дешевые бакалейные товары в стареньком обшарпанном грузовичке с выцветшей надписью на борту: «Магазин Гаса Варака – товары высшего качества».
