Спал ли Айзенкопф, было непонятно. В его половине каюты царила гробовая тишина.
В пять утра, за час до восхода, Норд тихо встал и оделся. Вынул-вставил обойму — эта демонстрация посвящалась персонально Айзенкопфу. Пусть думает, что глупый американец ничего не заметил.
На самом деле Гальтон и не собирался пользоваться огнестрельным оружием, разве что в крайнем случае. Кому нужен труп? Мертвецы на вопросы не отвечают. Безотказное оружие лежало в нагрудном кармане и выглядело совершенно невинно — по виду обыкновенный сигаретный мундштук, разве что длинноватый. Иголки, смазанные усыпителем, находились в том же кармане.
Трудно было поверить, что немец проспал сборы командира. Но ни напутствия, ни слов прощания вслед доктору не прозвучало.
«Зачем прощаться, если скоро опять увидимся», мрачно улыбнулся Гальтон, уже почти не сомневаясь, что личность таинственного убийцы установлена.
На палубе охотника подстерегала неожиданность. Над океаном висел густой туман. Фонари светились сквозь него тускло, почти ничего не освещая, а лишь обозначая свое существование — как бакены, поставленные вдоль фарватера.
Из молочной взвеси донеслись чьи-то шаги. Гальтон быстро сунул в рот иголку, вынул духовую трубку.
Но это был всего лишь матрос из ночной вахты. Он с удивлением посмотрел на пассажира, прошел мимо. Пять шагов — и его стало не видно.
Обеспокоенный этим непредвиденным обстоятельством, Норд поскорей поднялся на самый верх.
На сандеке видимость была получше, но все равно недостаточная. По палубе стелилась сероватая дымка, клубясь у бортов. Враг вполне мог подкрасться незамеченным шагов на пятнадцать, а то и на десять. С такой дистанции можно не только выстрелить, но бросить нож. Стрелять-то убийца вряд ли станет. Рядом капитанский мостик, там люди. Скорее всего противник воспользуется метательным оружием. Еще бы лучше — удавкой или кастетом, вот было бы замечательно.
Он прошелся, стараясь держаться открытой середины, но все равно чувствовал себя слишком уязвимым, беззащитным. Кто же это будет, думал Норд: он или она? Спрятаться здесь можно где угодно — в тени спасательных шлюпок, или палубных надстроек, или катапультной платформы, над которой темнел крылатый силуэт аэроплана.
Минутку! От метательного оружия даже хрупкая преграда вроде стекла — уже защита. И обзор сверху будет идеальный!
Довольный идеей, доктор достал портсигар, сделал вид, будто хочет прикурить, но встречный ветер гасил спички одну за другой. Гальтон отлично умел прикуривать и при гораздо худших погодных условиях, но изобразил раздражение, растерянность. Выругался, сердито топнул, стал озираться.
И тут ему вроде как пришла в голову отличная, лихая мысль: покурить в кабине. Он хохотнул и взбежал по лесенке.
Дверца стеклянного колпака оказалась откинутой. То ли механики вчера забыли закрыть, то ли это так зачем-нибудь полагалось перед полетом.
Перед тем, как залезть, доктор посмотрел вокруг и остался доволен. Весь сандек хорошо просматривался, а еще на кабине с двух сторон были зеркала. Если их немного повертеть, будет видно, что находится сзади.
Он блаженно потянулся — понимай, что человек в таком оригинальном месте не прочь и подремать. Плохо ли: паришь, как птица надо всем морским простором, навстречу рассвету.
Подтянувшись, Гальтон ловко перекинул ноги через бортик и с размаху опустился в кресло пилота.
Оно оказалось, во-первых, очень мягким и упругим. А во-вторых, взвизгнуло тонким голосом.
В кресле уже кто-то сидел!
Реакция у доктора Норда была превосходная — это качество не раз спасало ему жизнь и на войне, и в опасных экспедициях.
Извернувшись, Гальтон левым предплечьем вдавил горло врага в спинку, а правым кулаком приготовился нанести удар в висок.
Не нанес.
На него, часто дыша, смотрела Зоя. Ее вытаращенные глаза были всего в нескольких дюймах от его лица.
— Что и требовалось доказать, — медленно произнес доктор.
Княжна просипела:
— Вы же собирались сесть в шезлонг…
Он молча, безо всяких церемоний, обшарил ее.
— Что вы себе позво…
Из левой подмышки ее сиятельства был выужен револьвер со странной штукой на дуле.
Вот тебе раз. Выходит, гипотеза насчет метательного оружия была ошибочной. В арсенале шпионов и киллеров появилась техническая новинка — глушитель. Как можно было об этом забыть? Непростительно! Если бы эта особа не растерялась (все-таки женщина есть женщина), кое-кто уже валялся бы на палубе с дыркой в башке.
— Кто вы такая на самом деле? — Норд чуть ослабил хватку, и Клинская закашлялась.
— Я — это я.
В голосе девицы опять зазвучал вызов. Тогда Гальтон снова взял ее за шею, крепче прежнего.
— Ставлю вопрос иначе. Чье задание вы выполняете?
Она молчала. Он смотрел ей в глаза, думая: египетская кобра. Малейшая оплошность — и ужалит.
Из-за полной концентрации на Зое чудесное периферийное зрение доктора временно отключилось. Он вроде бы даже и уловил какое-то шевеление внизу, но отвлекаться не стал.
Это была серьезная, даже роковая ошибка.
Металлический скрежет, раздавшийся где-то очень близко, заставил-таки Гальтона повернуть голову. Но было поздно.
Щелкнул блокатор катапульты, звонко ударила пружина мощного эжектора, и сильнейший толчок бросил Норда на его пленницу, а ее вдавил в кресло.
— А-а-а!!! — закричала Зоя.
— М-м-м!!! — замычал Гальтон.
Аэроплан подкинуло вперед и вверх — метров на пятьдесят.
Если бы доктор не знал, как включается двигатель, самолет описал бы красивую дугу и рухнул бы в море вниз носом.
Однако по долгу службы Норду приходилось управлять аэропланом: в Африке, в Индонезии, в Тибете.
Кое-как развернувшись, Гальтон крутанул ключ зажигания. Превосходно отлаженный двигатель немецкого самолета сытенько заурчал: «Яволь-яволь-яволь». Поворотом штурвала доктор выровнял крен. Взял рычаг на себя — «Хейнкель» стал набирать высоту.
Пропеллер ровно стрекотал, пароход остался далеко внизу. Длинный, сужающийся с обоих концов, окаймленный огоньками, он был похож на гроб в обрамлении свечек.
— Что это? — крикнула Зоя. — Что произошло?
— Ничего особенного. Сообщник решил вами пожертвовать. Угробить заодно со мной. Как в русской пословице: «Лес рубят — щепки летят». Так вам и надо.
— Но вы умеете управлять самолетом, — сказала Клинская. — Этого они не ожидали. Какой вы молодец! Просто чудо!
Она поцеловала его в щеку. Поразительная все-таки барышня, подумал Гальтон.
— Мне очень неудобно вести самолет, вывернувшись. Давайте попробуем как-нибудь устроиться рядом.
С большим трудом, кое-как, они уселись в одноместной кабине бок о бок. При этом ей пришлось тесно прижаться к нему всем телом. Теперь ее частое дыхание согревало ему ухо и щеку.
Но если шпионка рассчитывала таким немудрящим образом умилостивить доктора Норда, то здорово ошибалась. Обниматься с коброй — сомнительное удовольствие.
— Вы зря воспряли духом, мисс. — Он наклонил голову, чтобы быть подальше от ее губ. — Да, я умею управлять аэропланом. Поэтому мы не погибли в первую же минуту. Но это мало что меняет. Запаса топлива в баке миль на пятьсот, до берега не хватит. Обратно на пароход опуститься невозможно. На воду садиться я не умею.
— Значит, мы пропали?
В вопросе звучал не страх, а что-то вроде недоверия. Молодым, красивым и самоуверенным женщинам, наверное, кажется, что они никогда не умрут, зло подумал Норд.
Он сунул руку под сиденье, нащупал там плотно набитый брезентовый мешок.
— Вы — да. Я — нет. Здесь есть парашют. Один. Но мне хватит.
Помолчав, чтобы она как следует вникла, Гальтон продолжил:
— Я дам вам шанс. Но лишь в том случае, если вы скажете мне всю правду.
Приходилось не только вести самолет, но быть в постоянной готовности: теперь, до конца уяснив ситуацию, Клинская могла предпринять отчаянную попытку оглушить его или убить. Женщина она сильная, ловкая. Не исключено, что владеет приемами рукопашного боя — в ремесле убийцы без этого нельзя.
— Зачем я стану откровенничать, если парашют все равно один?
И опять никакого испуга, одно любопытство.
— Мы прыгнем вместе. Если б внизу была земля, мы бы разбились. Но о воду удар гораздо мягче. Повезет — выживем. А с парохода спустят шлюпку.
Он взял крен вправо, чтобы описать круг.
Корабль снова стал приближаться.
Туман спустился ниже, сквозь него там и сям просвечивали волны. На востоке поднималось солнце — казалось, будто горизонт проложен окровавленной ватой. Зрелище жутковатое, но очень красивое.
Стало видно верхнюю палубу. По ней бегали, размахивая руками, крошечные фигурки. Одна из шлюпок, покачиваясь на тросах, ползла вниз.
