Здесь Язин сделал самую длинную выдержку, с тех пор как вошел Жуков, и, весело посмотрев на своего заместителя, сказал:
— В наших руках, Юрий Ильич, теперь довольно точный портрет врага, ибо шляпа оставлена у кедра им, и никем другим. Постараюсь его воспроизвести. Это учитель средней школы, молодой еще мужчина около сорока лет. Высокий, с пышной, тронутой сединой шевелюрой на большой голове. Глаза светлые, вес более семидесяти четырех кило, руки большие, с длинными пальцами. На лето снимает волосы под бритву, ходит в сером костюме и коричневых туфлях, всегда до блеска начищенных. Одевается со вкусом, чистоплотен, всегда в свежей светлой сорочке. Прибыл в Сверкальск с Запада. Имеет собственную пишущую машинку, на которой печатает по слепой, то есть десятипальцевой системе. Дома пишет научную работу, скорее всего, педагогического характера. Женат, имеет много детей, честен, трудолюбив.
Жуков уже хотел было раскрыть рот и задать сразу несколько вопросов, как шеф перебил его. В серых глазах Язина пробежали лукавые огоньки.
— По вашим глазам, Юрий Ильич, вижу, что у вас по меньшей мере пять вопросов.
— Не меньше.
— Отвечу на них по порядку. Ваш первый вопрос — почему учитель?
На увеличенных отпечатках пальцев правой руки, — здесь Язин протянул Жукову пачку фотоснимков, — напомню, что они сняты с бумаги-вкладки, положенной под клеенку, дактилолинии стерты на концевых подушечках большого и указательного пальцев. Потертости эти химического характера. По таблице профессиональных потертостей пальцевых линий — это идет от мела, которым хозяин шляпы пишет на школьной доске.
Второй вопрос — почему средней школы? Анализ пыли на фетре говорит, что в ней содержатся микрочастицы произвольных бензола-крезола, а также щелочные составы. Это дезинфекционные средства наших школ. Что же касается места работы, то учителей-мужчин больше в средних школах, чем в семилетках.
Третий вопрос — о туфлях и цвете костюма и глаз. Думаю, на него можно не отвечать. Человек со вкусом, каким является наш объект, конечно, приобрел серую шляпу под цвет глаз. Серый же цвет к карим глазам не идет. Отсюда же цвет костюма и туфель: известно, что сочетание коричневых туфель с серым костюмом более приятно, нежели с черными.
Почему имеет машинку и знает слепой метод? На это ответить легче всего. Те же отпечатки на вкладке дают еще и концевые потертости на всех пальцах обеих рук. Они типичны для машинисток. Размеры потертостей говорят, что объект часто пользуется машинкой. Человек же, который много печатает, работая в школе, несомненно имеет собственную машинку. И спросите себя сами, Юрий Ильич, что может писать учитель сорока лет? Только труд по опыту преподавания! Вот вам еще один ответ на вопрос. С Запада же в Сверкальск учитель прибыл потому, что машинопись развита там больше, чем на Дальнем Востоке.
Наконец, вы хотели спросить, из чего видно, что он многодетен? Учитель средней школы, знающий машинопись, пишущий труд о собственном преподавательском опыте, аккуратный и чистоплотный, — напомню, что заселенность клеенки очень невелика, верх шляпы внутри чист, креповая лента тщательно мыта, — конечно, зарабатывает достаточно, чтобы приобрести себе летнюю шляпу. Но перед нами человек, который ходит в заячьем фетре, несмотря на жару. Только дети, только большая семья могут поглощать все его средства.
Язин замолчал и опять перевернул шляпу вниз полями.
— Выходит, что наш враг затаился под личиной учителя — многодетного, работающего, трудолюбивого? — спросил Жуков.
— В этом и заключается наиболее ценное, что дает нам шляпа. Я хочу сказать, что шляпа дает так же четыре необъяснимых противоречия.
Первое. Почему бережливый учитель, который чистит свою шляпу мылом и хлором, надевает ее и идет в хвойный лес, где ветви деревьев быстро испачкают шляпу смолой?
Второе. Почему на внутренней теменной части шляпы нет даже следов жира? А они ведь должны быть, так как ходьба по лесу, где ветви срывают с головы даже кепку, заставила бы человека нахлобучить ее на голову.
Третье противоречие. Почему противник, который имеет перчатки, снабженные ложными дактилолиниями, оставляет нам свои подлинные дактилоследы.
И четвертая нелогичность. Туфли, шляпа, галстук дают следствию столько материалов об их владельце, что только новички от разведки станут забывать их у мест тайных встреч.
— Значит, шляпа украдена у учителя и подброшена нам?
— Именно так. И мы должны найти этого учителя.
— Но как, товарищ полковник, наш враг мог знать, что он будет обнаружен у кедра, и как в нужный момент у него оказалась ворованная шляпа?
— Это пока не известно. Скорее всего, шляпа находилась у него про запас. Заметьте, Юрий Ильич, враг, даже полагая, что он неуловим, разбрасывает всюду дезориентирующие следы.
Мы должны, Юрий Ильич, сделать для себя три важных вывода, и это самое главное, что дала нам шляпа.
Первый. Похищенная шляпа говорит, что база врага или в Сверкальске, или в одном из наших городов.
Второй. Шляпа, подкинутая у кедра, — свидетельство того, что враг видел Алоева. Он видел, как было извлечено письмо из-под коры и видел, как с него сняли копию. Это означает, что враг больше не придет к кедру, а потому запишите задание: «Наблюдение за сибирским кедром в точке КА немедленно снять».
Третий. Самый важный вывод: действительная внешность противника, очень возможно, диаметрально противоположна внешности учителя. Я хочу сказать, что наш враг не высок, не кряжист, не обладает пышной шевелюрой и не стрижен. Можно пойти еще дальше и допустить, что пред нами не мужчина, а женщина.
— А теперь, Юрий Ильич, будем искать нашего честного многодетного учителя.
В лабораторию Нилова вход посторонним был воспрещен, и не каждый работник НИАЛа мог видеть это царство искусственных алмазов. Сегодня, впервые за все время, Орлова стояла в огромной зале с шестью большими окнами, потрясенная видом приборов, машин, аппаратов по синтезу драгоценных камней. Левый угол лаборатории занимала высокая белая печь, похожая на огромный холодильник. На ней никелем горели ленты, квадраты и круги, похожие на иллюминаторы. Фасад печи заполняли циферблаты приборов с дрожащими на них зелеными, красными и желтыми стрелками. В смотровых окошках внизу мерцало ярко-белое пламя. Здесь ученые вели штурм тайн природы, и оружием им служили приборы, каждый из которых стоил сотни тысяч и даже миллионы рублей.
У самого входа, словно строй боевых солдат, тянулся длинный ряд двухметровых машин, формой похожих на пудовые гири и окрашенных в нежно-зеленый цвет. В центре лаборатории, бросая причудливые сизо-голубые тени, стояло фантастическое сооружение, похожее на змеящиеся корни тропического мангра. Подобно длинным щупальцам, оно опутывало желтыми гофрированными руками большую машину, напоминающую пианино и окрашенную в темно-красный цвет.
Каждый, даже самый мелкий прибор, вызывал у Орловой восторг. Ее красивая голова то поворачивалась к стенам из мраморных досок с черными рубильниками, то к столам с фосфоресцирующими кругами манометров, карбометров, перикулометров, предупреждающих, докладывающих и регистрирующих. В лаборатории чувствовался запах легкого угара. Было немного жарко. Где-то гудела скрытая вентиляция. Пол дрожал, как автомобиль с заведенным мотором.
Несмотря на дневной свет, на многих циферблатах горели разноцветные лампочки.
— Проходите, пожалуйста! — раздался откуда-то мужской голос, и только сейчас лаборантка увидела человека в углу лаборатории.
Орлова ступила вперед по зеленой дорожке. Ее ноги сразу же утонули в мягкой ткани, словно она шла по лесному мху. Пол блестел, словно полированный мрамор. В нем, как в тусклом зеркале, отражались тени машин, дрожали солнечные блики, двигалась тень самой Орловой.
Когда она была у стола, Нилов встал и придвинул ей кресло:
— Садитесь, пожалуйста, Нина Николаевна.
Орлова заметила, что стены приглушают звуки и что голос ее начальника едва слышен.
— Наконец-то вспомнили о нас, — с мягкой укоризной проговорил Нилов.
В НИАЛ Орлову приняли давно. В прошлом, по ее вине, в большом химическом кабинете произошел взрыв и пожар, за что она отбывала наказание. Красота лаборантки была исключительной, и Нилову казалось, что только внешность помогла Орловой вернуться к прежней работе. Отложив в сторону вычислительное задание, которое он готовил для электронной машины, Нилов помимо своей воли посмотрел на лицо лаборантки. Оно удивительно походило на лицо античной богини. Копна густых темно-каштановых волос резко контрастировала с необыкновенно белой кожей. Большие карие глаза горели умом, и Нилов прочел в них еще и девичью робость, и восторг перед секретной лабораторией, в которую ее только что перевели.
