— Ты, глупый юрист! — прорычал Шакал; его глаза налились кровью, кулаки непроизвольно сжимались. — Вы все вероотступники и приспособленцы!
— Прекрасно сказано, — заметил юрист улыбаясь. — Но это не ваши слова, товарищ, вы украли их у англичанина Блэкстоуна.
— Я не потерплю такого нахальства!
— А вам и не придется, святой отец... Я ухожу и как юрист советую вам поступить точно так же.
— Как вы смеете?!
— Безусловно смею, — ответил юрист, улыбаясь и оглядывая аудиторию. — Может, мне придется выступить обвинителем по этому делу... А я, поверьте, хорошо разбираюсь в процессуальных тонкостях.
— Деньги!! — закричал Шакал. — Я посылал вам тысячи!
— А где это зарегистрировано? — невинно спросил юрист. — Вы дали понять нам, что следов не осталось. Пакет, опущенный в почтовый ящик или положенный на рабочий стол, и записка с инструкцией «сжечь после прочтения»... Кто же из наших граждан признается, что положил их туда? Здесь и Лубянке нечего делать... Будьте здоровы, товарищ монсеньер, — произнес юрист, отодвигая стул и направляясь к выходу.
Один за другим все потянулись за юристом, оборачиваясь и глядя на человека, который так странно нарушил монотонное течение их жизни... Инстинктивно они понимали, что если последуют за ним, то их ждут и позор и смерть. Смерть.
Но к тому, что последовало, они не были готовы. В мозгу убийцы в одежде священника сверкали молнии, зажигавшие его сумасшествие. Его темные глаза сверкали бешеным огнем, который могло погасить только успокаивающее его натуру насилие — незамедлительная, жестокая, страшная месть за поругание святой цели... Убить вероотступников! Шакал метнулся к кипе газет, выхватил из-под рассыпавшихся страниц смертоносный автомат и проревел:
— Стоять!
Никто не выполнил его Приказ, и внешние импульсы психопатической энергии захватили убийцу. Шакал несколько раз нажал на спуск, и все мужчины и женщины упали, скошенные автоматной очередью. Еще не затихли стоны, а убийца уже выскочил из помещения склада; он стрелял из автомата очередями, продолжая убивать случайных прохожих, проклиная всех и грозя адскими муками всем вероотступникам.
— Предатели! Шваль! Мусор! — вопил обезумевший Шакал, перепрыгивая через трупы. Он бежал к автомобилю, который позаимствовал у КГБ и его недостаточно профессиональной группы наблюдения. Ночь закончилась, начиналось утро.
* * *
Телефон в номере «Метрополя» даже не зазвонил, а тревожно взорвался. Обеспокоенный Алекс Конклин открыл глаза, мгновенно стряхивая с себя остатки сна, и протянул руку к дребезжащему на ночном столике аппарату.
— Алексей, будь на месте! Никого не пускайте в номер и приготовьте оружие!
— Крупкин?.. О чем, черт побери, ты говоришь?
— Взбесившийся пес сорвался с цепи и носится по Москве.
— Карлос?
— Он сошел с ума. Застрелил Родченко и зверски умертвил двух наших агентов, следивших за генералом... Их тела около четырех утра нашел крестьянин. Его разбудили своим лаем собаки. По-видимому, ветер донес запах крови.
— Боже, он перешел грань разумного... Но почему ты думаешь...
— Одного из наших агентов, пытали, перед тем как убить, — прервал его офицер КГБ, с полуслова понимая, что Алекс имеет в виду. — Он вел машину, которая везла нас из аэропорта. Этот парень, был моим протеже — с его отцом мы жили в одной комнате, когда учились в университете. Достойный молодой человек из хорошей семьи... Он оказался совершенно не подготовлен к тем испытаниям, через которые ему пришлось пройти.
— Ты думаешь, он мог рассказать Карлосу о нас?
— Да... И еще кое-что. Около часа назад на улице Вавилова из автомата были расстреляны восемь человек. Это была настоящая бойня... Одна из них — диктор телевидения, — умирая, сказала, что убийцей был священник из Парижа, называвший себя монсеньером.
— Иисусе! — взорвался Конклин, перекидывая ноги через край постели и разглядывая обрубок, когда-то бывший его ногой. — Это были его кадры.
— Именно, что «были», — сказал Крупкин. — Я ведь говорил тебе, что такие рекруты покинут его при первом признаке опасности. Понимаешь?
— Я разбужу Джейсона...
— Алексей, послушай!
— Что? — Конклин зажал трубку подбородком и потянулся за протезом.
— Уже сформирована группа захвата, состоящая из мужчин и женщин в штатском: сейчас они получают инструкции и вскоре появятся у вас.
— Отлично.
— Но мы намеренно не предупредили персонал гостиницы и милицию.
— И правильно сделали! Глупо было бы поступить иначе, — перебил его Алекс. — Шакала обязательно надо взять здесь! Если кругом будут люди в форме, а служащие начнут вопить в истерике, нам его никогда не поймать. У Шакала глаза даже на коленях.
— Послушай, что я тебе скажу, — сказал советский офицер. — Никого не впускайте, держитесь подальше от окон и будьте осторожны.
— Естественно... Что ты имеешь в виду, когда говоришь «держитесь подальше от окон»? Шакалу нужно время, чтобы выяснить, в каком номере мы находимся... Он должен опросить горничных и дежурных по этажам.
— Извини, дружище, — не дал ему договорить Крупкин, — как ты себе это представляешь: благостный священник спрашивает администратора о двух американцах? И все это происходит ранним утром, во время суеты в холле?
— Да... Даже для параноика это слишком.
— Вы живете на верхнем этаже, а напротив вас — крыша административного здания.
— Должен признать, что ты быстро соображаешь.
— Во всяком случае быстрее, чем этот болван с площади Дзержинского. Я мог связаться с вами давным-давно, но мой комиссар Картошкин позвонил мне всего две минуты назад.
— Я разбужу Борна.
— Будь осторожен...
Конклин не выслушал последнего напутствия своего советского коллеги, потому что положил телефонную трубку. Он приладил протез и осторожно завернул лямки вокруг лодыжки. Открыв ящик столика, он вытащил автоматический пистолет модели «буря» — специальное оружие для сотрудников КГБ — с тремя запасными обоймами. Это был единственный автоматический пистолет, на котором можно было легко установить глушитель. Глушитель откатился к передней стене ящика; Конклин вытащил его и прикрутил к стволу пистолета. Натянув брюки, он сунул пистолет за пояс и направился к двери. Открыв ее, он прохромал в гостиную, где его поджидал Джейсон.
— Это, должно быть, Крупкин звонил, — сказал Борн.
— Да. Будь добр, отойди от окна...
— Неужели Карлос?! — Борн мгновенно отступил назад и, обернувшись к Алексу, спросил: — Он знает, что мы в Москве? Он знает, где мы?!
— Все говорит в пользу положительных ответов. — Конклин передал Джейсону информацию Крупкина. — Что ты думаешь по этому поводу? — спросил он.
— Шакал взбесился, — тихо ответил Джейсон. — Когда-то это должно было случиться. Бомба с часовым механизмом, заложенная в его голове, наконец взорвалась.
— Я тоже так думаю. Его московские кадры оказались иллюзией... Они, наверное, послали его куда подальше — вот он и взбесился...
— Я сожалею, что погибли люди, мне искренне жаль, — сказал Борн. — Лучше было бы, если бы это случилось как-то по-другому... Но расстраиваться из-за того, что у него крыша поехала, я не могу. Он накликал на себя то, чего желал мне: окончательно свихнулся.
— Круппи говорит то же самое, — добавил Конклин. — Шакал охвачен психопатическим желанием вернуться и убить тех людей, которые первыми обнаружили, что он маньяк. Так, если он знает, что ты здесь — ему наверняка известно это, — значит, его страсть должна удовлетвориться: твоя смерть как-то заменяет его собственную, дает ему какой-то символический триумф.
— Ты слишком много общался с Пановым... Интересно, как он себя чувствует?
— Не волнуйся. Я звонил сегодня утром в три часа, или в пять часов по парижскому времени, в больницу. Возможно, у него будет частичный паралич — левая рука и правая нога... Врачи считают, что он все-таки выкарабкается.
— Плевать я хотел на его руки и ноги. Как его голова?!
— По всей видимости, с ней все в порядке. Старшая медсестра сказала, что Мо — ужасный пациент...
— Слава Богу!
— Я думал, что ты атеист.
— Это символическая фраза, можешь проконсультироваться с Пановым.
Борн заметил пистолет у Алекса за поясом и спросил:
— Тебе не кажется, что он бросится в глаза?
— Кому?
— Например, официанту, — ответил Джейсон. — Я заказал завтрак и большой-пребольшой кофейник.
— Надо отказаться. Крупкин приказал никого не пускать в номер... Я пообещал ему.
— Слушай, это похоже на паранойю.
— Я сказал почти то же самое... Но пойми: это его территория, а не наша. Кстати, об окнах тоже он сказал.
— Подожди-ка! — воскликнул Борн. — Предположим, что он прав?
— Маловероятно, но возможно, только вот... — Конклин не успел закончить, как Джейсон выхватил свою «бурю» из-под пиджака и направился к дверям. — Что ты делаешь?! — воскликнул Алекс.
