Некоторые бизнесмены Америки знают, что могут потерять все, и все же не прочь рискнуть: ведь бизнес – всегда риск. Взлелеянная веками жажда наживы, наживы любой ценой, заботливо воспитанная тяга к грабежам и, убийствам не дает им покоя, и в результате – оружие на взводе, а ребята в рифленом бараке и там, в тесных кабинах готовых к взлету реактивных бомбардировщиков, томятся в предчувствии преступления, которое их заставят-таки совершить, и в смертном страхе за собственную жизнь: они же понимают, какую цену им придется заплатить за полет на Запад, где их нападение ожидают в любую минуту, где огромные уши радиолокаторов ни на секунду не прекращают обшаривать небо, где наверняка зенитные батареи, высотные истребители и управляемые ракеты всех систем и видов ждут их, давно изготовившись к бою.
Гейм молча смотрел на людей, обреченных на уничтожение в первые же минуты после того, как они начнут новую «большую» войну.
Соединенные Штаты вложили в «освоение» чужого, не принадлежащего им острова, миллиарды долларов, создали на этом острове огромные базы для военных самолетов и запуска ракет, построили тут военно-морскую базу для Седьмого флота и крупную армейскую базу для снабжения пятидесятитысячного войска, оснастили свои базы на Окинаве орудиями, танками, вертолетами, но кому же из находящихся на военных базах на Окинаве неясно: развяжи они войну – их базы на острове будут сметены с лица земли раньше, чем их обитатели успеют удрать.
Гейм с интересом наблюдал за жизнью гарнизона авиабазы, на которую он прибыл, и невеселые мысли возникали в его мозгу: уж не ему ли придется принимать участие в смертоубийственном действе в час «икс»?
Коул не выходил от высокого начальства, – о чем они там беседовали, никто толком не знал. Через несколько дней стало известно, что все прибывшие с Геймом из Штатов летчики распределены по самолетам для прохождения переподготовки. Люди спрашивали друг друга: неужели только для этого надо было гнать их к черту на кулички? Нет, тут что-то не то… Гейм отмалчивался, пожимал плечами. Его назначили первым пилотом бомбардировщика, и он снова почувствовал себя в своей стихии. Мысли о часе «икс» он упорно отгонял, хотелось верить, что все дело в операции «Элинт», о которой ему говорил Коул, а это, по-видимому, что-то иное, не начало войны.
Его разбудили ночью. Посыльный из штаба вручил приказ. Все было как по время обычной тревоги: спешка, настороженность, намеки, будто о задании все знают нечто такое, чего не знает он, тот, кому как раз и следовало бы быть осведомленным до конца.
Юркий джип мчал Гейма к его машине. Теплая южная ночь казалась до краев наполненной звоном цикад и ароматом незнакомых цветов. Коул и второй пилот были уже возле бомбардировщика, – стало быть, полковник почему-то решил лететь с ним. Гейм быстро оглянулся – никто другой, видимо, сегодня в воздух не поднимется.
– Вот твоя полетная карта, – сказал Коул. Огненные змеи завертелись на земле в бешеном танце, и машина с пронзительным визгом устремилась в бездонную темь, к звездам. Гейм почти был уверен, что его заставили принять участие в какой-то провокации, опасался, что придется лететь на Запад, нервничал. Однако курс, по которому предстояло вести самолет, неожиданно оказался безобидным, он пролегал, правда, сравнительно недалеко, но все же в стороне от китайских и советских границ. Набирая скорость, машина шла на север: полетная карта оказалась фикцией, липой. Коул сам «корректировал» курс, давал указания, шептался о чем-то с радистом. Пение морзянки слышалось беспрерывно. Скоро Гейм понял, что с каждой минутой самолет все больше прижимается к невидимой линии, за которой начинаются территориальные воды Китая, и сообщил об этом полковнику.
– Границы ни в коем случае не пересекать, – приказал тот и, как показалось летчику, странно усмехнулся.
Экипаж бомбардировщика находился на своих местах, но никаких приготовлений к тому, чтобы «поднять шум», Гейм не заметил. Время от времени подходил Коул, бросал взгляд на приборную доску и отрывисто произносил:
– Так держать.
Самолет шел вдоль самой границы все дальше на север. В непроглядной темноте где-то по правому борту лежала Япония. Потом машина вильнула на восток и тотчас снова устремилась на север. Гейм велел штурману дать расчеты и прокладку курса: сомнений не оставалось – он летел теперь вдоль границы Советского Союза. Что же тут нужно командованию? Гейм терялся в догадках.
Самолет мчался на высоте двенадцати километров. Наружный термометр показывал все более низкую температуру. Коул, кажется, был доволен. Иногда он переставал шептаться с радистом и, кивая на спокойное мерцание бортового радиолокатора, обращался к Гейму:
– Не дрейфишь, Стив?
Его массивное тело, кое-как всунутое в скафандр, сотрясалось от утробного смеха, а глаза зло блестели из-за укрепленной в шлеме пластинки плексигласа.
Гейм молчал. Он пытался догадаться о цели этого полета. Снова проверил расчеты: немного левее распростерлась невидимая ночью гряда Курильских островов – советская территория. Зачем они забрались в эти края? Почему Коул упорно прижимается к самой линии советской границы? Что ему здесь надо?
Он поднял глаза и посмотрел на далекие звезды. Отсюда они казались странно белыми и колючими, идущие миллионы лет лучи их будто застыли в необъятном пространстве Вселенной. Звезды здесь не мерцали, не переливались изумрудно-зеленым цветом, они как бы угрожающе напоминали людям о том, что те всего лишь ничтожные песчинки мироздания.
В какой-то точке полковник приказал развернуть машину и взять курс обратно на Окинаву. Завывая, полосуя пространство рвущимся из сопел пламенем, машина рванулась на восток и, описав огромную дугу, вернулась к южным Курилам. Отсюда самолет возвращался на базу уже пройденной этой ночью дорогой, и Гейм успокоился, – кажется, ничего не случилось. Неожиданно он почувствовал, что все тело его покрыто липким потом, что пот падает со лба на нос, заливает глаза. Но достать платок и вытереть лицо он не мог: снимать шлем в полете категорически запрещено – в полете может случиться всякое, могла нарушиться герметичность кабины, и тогда воздух из нее мгновенно улетучится, и смерть человека неизбежна: кровь закипит, глаза вылезут из орбит, он задохнется не позже, чем через двенадцать секунд, и тело его превратится в смерзшуюся глыбу.
Несколько дней Гейм отдыхал. Сидел в баре, пил виски, слушал разговоры летчиков гарнизона, но ничего полезного для себя не получил из них, темой бесед неизбежно были девочки или кем-нибудь проигранное пари. Иногда Гейм часами валялся на диване, перелистывая журналы. Коул неутомимо носился по базе и почти каждую ночь отправлялся в полет с кем-либо из тех, что вместе с Геймом прибыли сюда из Штатов. Потом все повторялось сначала: ночью посыльный неожиданно будил Гейма, джип доставлял его к поджидавшему у самолета полковнику, – старт, и прежний, уже отлично знакомый курс вдоль китайской и советской границ, разворот над бездной беснующихся вод Тихого океана, и снова посадка на Окинаве. На обратном пути владения островной Японской империи неизменно оставались где-то слева, справа, невидимая, уходила назад Страна Утренней Тишины – Корея, и под крыльями бомбардировщика расстилалось по-воровски обжитое американцами чужое море, полное их авианосцев, подводных лодок, эсминцев, самолетов…
Так что же за полеты совершает он? Эта мысль не давала Гейму покоя. И однажды все разъяснилось. Они сидели вдвоем с Коулом в баре. Было душно. Полковник только что возвратился из очередного полета. Пили молча. Коул привык к тому, что Гейм ни о чем его не расспрашивал. Но на этот раз, как только он основательно «нагрузился», капитан скучающим тоном спросил:
– Опять то же самое? – скептически посмотрел на уставшего, осунувшегося «приятеля». – Я полагал, тебе доверяют что-нибудь более ответственное…
Огромная фигура Коула откинулась на спинку стула, помутневшие уже глаза навыкате уставились на собеседника.
– Ты находишь, мы с тобой занимаемся чепухой? – спросил он с обидой.
Гейм пренебрежительно передернул плечами.
– Я тут выполняю роль извозчика, а ты – моего пассажира, – он скривил губы.
Коул оглушительно расхохотался.
– Я думал, ты умнее, Стив, – произнес он, задыхаясь от смеха.
Гейм сделал вид, что не верит ни одному слову полковника, и тот снова приоткрыл ему завесу тайны, связанной с событиями, в которых принимает участие и он, Гейм. Оказалось, полеты, которые совершали Гейм и многие другие летчики, предпринимаются в разведывательных целях. Перед каждым таким полетом вдоль китайской и советской границ американские станции радиоперехвата, во множестве расположенные на американских базах в Японии, получают секретное уведомление и в определенное, заранее согласованное время включают свою аппаратуру, настраивают специальные приемники-мониторы на частоты, используемые радарными станциями Китая и СССР, в разведку против которых послан самолет. На те же частоты настраиваются и радиопеленгаторы, чтобы определить местоположение советских и китайских радарных станций – ведь в час «икс» они подлежат уничтожению. Полученные таким образом сведения срочно отсылаются и форт Мид, в штаб Национального агентства безопасности, там имеются специалисты-аналитики, они с утра и до утра только тем и занимаются, что изучают эти данные, а по ним и системы связи, коды чужих радарных станций. Во всяком случае, Коул решительно заверил Гейма, что данных, получаемых в результате систематического облета советской и китайской границ, совершенно достаточно для того, чтобы работники НАБ в форту Мид были в состоянии установить степень готовности, точность и эффективность радарной обороны и русских и китайцев, а также получить сведения о структуре внутренней обороны Советского Союза.
