— Завершающий этап — это продажа изделия. У меня на этот счет имеется довольно оригинальная и безопасная схема.
Роже сделал паузу и внимательно посмотрел на Гали.
— Сейчас ты должна только сказать мне ясно и четко: согласна ли ты пойти этим путем?
— Да, я согласна, — без колебаний и решительно ответила Гали. — Мои — шестьдесят процентов. Твои — сорок.
Роже с улыбкой кивнул головой в знак принятия ее условий.
Генрих IV называл Фонтенбло «очаровательной пустыней».
Нынешний Фонтенбло по-прежнему пленителен, хотя вряд ли его можно назвать пустыней — огромный парк ежедневно топчут тысячи туристов со всего света, дабы полюбоваться дворцом, выстроенным еще Генрихом II и Екатериной Медичи. Однако отшельники в Фонтенбло имеются, во всяком случае — Алан Виар, прослывший в городке чудаком и оригиналом. Соседи недоумевали — чего это мсье Виар такой нелюдим, можно сказать человеконенавистник. Зато собак у Алана много: постепенно прибивались к его дому четвероногие бродяжки и путешественники, получали пищу; если требовалось — Алан выхаживал раненых и покалеченных. Словом, собралась вполне симпатичная компания, готовая за своего благодетеля и повелителя отдать жизнь. Рыжий сеттер Арно, палевая гончая Маду, немецкая овчарка Фисту и громадный неизвестной породы пес, звали которого, разумеется, Портос, составляли центральное ядро собачьего подразделения. Остальная мелкота вроде таксы Вино и дворняжечки Вижу находилась в их непосредственном подчинении. Вся эта компания весьма неодобрительно относилась к жителям Фонтенбло, желающим по-соседски заглянуть к мсье Виару.
Алан не хотел общаться с людьми, скорее всего, из-за поломанной жизни, что, честно говоря, произошло исключительно по его собственной вине. В молодости он талантливо подделывал французские и швейцарские франки, попался на этом деле и отсидел в тюрьме восемь лет. Любое государство сурово наказывает за подобные шалости, поэтому, вернувшись на свободу, Алан переключился на живопись. Жена не пожелала дожидаться мужа-преступника, а дочь, успевшая вырасти, вышла замуж за американца и уехала с ним в Штаты. Там молодожены, не прожив и полугода, быстренько разошлись, и Мари вечерами мыла посуду в итальянском ресторанчике, зарабатывая на учебу в университете. Алан мечтал только об одном — заработать столько денег, чтобы Мари смогла бросить грязные тарелки и спокойно закончить университет.
Алан был непревзойденным копиистом — дубликаты с полотен великих голландцев и итальянцев он писал так, словно его рукой водил автор гениального творения. Известен был лишь узкому кругу поклонников и заинтересованных лиц, среди которых однажды появился и Роже Тапи. Когда парижский антиквар и отшельник Фонтенбло сошлись поближе, Роже узнал печальную историю Алана. Дальновидный и расчетливый, Роже стал заказывать у Алана копии, абсолютно ненужные для дела, раздаривая их друзьям и знакомым. Потом начал поручать художнику реставрацию ценных картин, которые выставлял на аукцион или продавал богатым клиентам. Платил Роже щедро и со временем стал единственным постоянным заказчиком. Их отношения походили на приятельские, насколько позволяла разница в общественном положении. Пришло время, Роже рискнул — он предложил Алану не только написать копию известного полотна, но и состарить картину, сделать ее неотличимой от оригинала. Художник немало удивил антиквара, когда на его пространные объяснения, как и что надобно делать, улыбнулся: он все это знает, более того — у него имеются собственные технологии. Слегка засомневавшийся Роже незамедлительно привез в Фонтенбло пейзаж фламандской школы, старый холст с безграмотной подделкой современников и краски, изготовленные соответственно. Попросив изготовить фальшивку за месяц, Роже через пару недель приехал навестить товарища и заодно посмотреть, как движется дело. Алан принес бутылочку, бокалы и скромненько предложил Роже взглянуть на почти готовую работу. Антиквар был потрясен: он переводил взгляд с подлинника на копию и наоборот и так и не смог обнаружить подделку. Когда же подошел поближе, то лишь по запаху свежей краски определил — это копия! Но и тут Алан уложил парижанина на обе лопатки: «Видишь ли, Роже, ты приехал слишком рано, и я не успел обработать картину до конца. После того как я это сделаю, ни собака, ни чудо техники — прибор не сумеют отличить старинную работу от сделанной сегодня».
Так начался новый этап их содружества. В одной из комнат, о существовании которой нельзя было догадаться, оборудовали «лабораторию». Здесь проводился спектральный анализ, готовились краски по рецептам старых мастеров, установили мощный холодильник, способный работать в режиме особо низких температур. Словом, поставили производство на поток. Мари давным-давно бросила мыть посуду. Денег, присланных отцом, ей хватило не только оплатить весь курс университетского обучения, но и безбедно жить в студенческом общежитии. Вот к этому человеку Роже собирался повезти возлюбленную. Осторожная и эгоистичная Гали быстренько придумала изящный предлог для отказа.
— Милый, я вам буду только мешать. Я давно не была в Фонтенбло и с удовольствием погуляю по парку, схожу на экскурсию во дворец.
Ей совершенно незачем туда соваться. Пусть Роже организовывает все исключительно самостоятельно — за это он получит свои сорок процентов. «Я же всегда могу сказать, что понятия не имела о том, где и как производятся фальшивки». Перспектива для Роже оказаться в тюрьме в случае неудачи ее совершенно не волновала, более того — она об этом даже не думала. Равнодушную к людям вообще и безжалостную, если дело касалось ее интересов, Гали на данный момент беспокоило лишь одно: насколько надежен художник?
— Скажи, милый, твой друг не сможет всучить нам вместо подлинника копию?
— Не волнуйся, дорогая. Алан ничего не знает о специальной изотопной метке, которую я оставляю на подлиннике. Ее можно обнаружить только особым прибором.
Однако если Алан не меньший хитрован и умелец, то где гарантия, что художник не сумеет сконструировать нужное приспособление?
— Ему незачем рубить сук, на котором сидит, — добавил Роже, угадав тревогу Гали. — Я единственный, кто связывает его с этим крайне замкнутым рынком. Ко мне он привык, чувствует себя в безопасности. Да не станет Алан рисковать — вряд ли его привлекает перспектива сесть на второй срок.
Решив, что причин волноваться не осталось, Гали отправилась гулять.
Собственно Фонтенбло — симпатичный крошечный городок. Артиллерийская школа, инженерное училище да замечательная муниципальная библиотека — вот и все достопримечательности. Однако среди прочего, чем заслуженно гордится Республика, библиотека занимает особо почетное место. Четыре гостиницы (в ту пору — три), из них самый известный отель «Наполеон». Дворец существует одновременно в двух ипостасях — он и часть города, и самостоятельный живой организм.
Оставив Роже возле дома Алана, Гали по пути решала задачку: «Подышать воздухом, а потом во дворец? Или сразу к королям, а природа подождет?» Победили короли.
Дворец Фонтенбло с основания наделен необычайной исторической миссией. Именно здесь 21 августа 1560 года Екатерина Медичи собирает нотаблей ради прекращения распри между католиками и гугенотами.
Под этими сводами 22 июля 1762 года Франция тайно отдает Луизиану Испании.
12 апреля 1814 года Наполеон Бонапарт подписывает отречение.
Гали обошла дворец и попала во двор Белой Лошади. Поднялась на «Подкову» — полукруглую лестницу, по которой спускался император в день отречения и где его ждала верная гвардия.
Мимо Гали по специально обустроенной дорожке промчалась парочка велосипедистов. Чудесно здесь, однако пора, и она направилась к условленному месту, где ее уже ждал Роже.
Через три недели она так же, как в свое время Роже, стояла напротив обеих икон и — Бог свидетель — не могла отличить одну от другой. В конце концов взмолилась:
— Роже, перестань мучить меня — покажи, где прабабушкина икона!
Все — до мельчайшей сети паутинок — на иконах было идентично. Роже утверждал, что любой самый тщательный химический анализ красок покажет одинаковость их состава. То же относилось к старому дереву с трещинками. Состаривать дерево почти не пришлось. Доска, на которой была изготовлена копия, была примерно такая же старая, как и подлинник. Возможно, что в свое время на ней был также изображен шедевр древнерусской иконописи, безвозвратно утерянный в хаосе революционных преобразований и варварского обращения со святынями.
Что касается оклада, то с ним все было значительно проще. Мастерство бывшего фальшивомонетчика и тут было на высоте. К тому же Роже имел выход на одного «чистодела», который имел набор печаток с клеймом известных старых ювелиров, включающих марку Фаберже. В свое время он со смехом поведал Роже, что три четверти пасхальных яиц из коллекции известного миллиардера Форбса помечены этим его «парижским» клеймом, привезенным во Францию еще в первую иммиграцию. Что касается драгоценного металла, эмали и камней, то с этим также не было проблем. Чего и говорить: полученная копия была достойна подлинника!
