Он вспомнил о письме Моршанского, записках Орлова, о женщине, которую спрятал у него Кусков. Это было равносильно тому, если бы на него вылили ушат холодной воды. Слободинский вскочил с дивана и забегал по кабинету. Ведь об этом он не рассказал шефу! Когда тот стал спрашивать о прочности его положения, увлеченный названной суммой денег, он ничего не сказал о своих затруднениях. Появилась трусливая мыслишка — вечером, при новой встрече, исправить ошибку… Но Слободинский понимал, что это откровение может обойтись ему дорого… Все может рухнуть, и шеф расправится с ним. Нет! Нужно самому во время разобраться.
После беседы с Орловым Лена чувствовала себя совсем по-другому… Ей приятно было сознавать, что она не ошиблась. Полковник интересовался Бочкиным. В чем заключался этот интерес, Лена не знала, но понимала, что он немаловажный.
Орлов попросил Лену сходить к Бочкину и выяснить, что на самом деле происходит в его доме. Она охотно согласилась. Орлов предупредил девушку, что ее посещение должно быть неожиданным для старика. Но в тот вечер, когда она отправилась на Овинную улицу, ничего не получилось. Бочкин открыл ей калитку и с печальной миной объявил, что у него проездом остановилась на день старшая сестра, очень богомольная старуха, и он просто не знает, как объяснить ей появление в доме девушки. Лена извинилась и пообещала зайти в другой раз.
И вот Лена снова шла к Бочкину. Она задумалась и, недалеко от его дома услышав свое имя, вздрогнула. Это Бочкин, приветливо улыбаясь, спешил к ней навстречу.
— Елена Петровна! Куда это вы?
Дождавшись, когда он подошел, она тихо ответила:
— К вам, Евлампий Гаврилович.
Бочкин не знал, что делать. Вести ее в дом он не мог и в этот раз. Он болезненно сморщил лицо и слезливо произнес:
— Удивительно мне не везет, Елена Петровна! Сегодня у меня генеральная уборка, две соседки-старушки наводят чистоту… Ради вас затеял…
— Очень жаль, — досадуя, сказала Лена. Она поняла, что у Бочкина есть причины не пускать ее в дом.
— Вы не представляете, Елена Петровна, как я огорчен…
Разговаривая с девушкой, Бочкин беспокойно посматривал в конец улицы. «Он кого-то поджидает», решила Лена.
— Знаете, Елена Петровна, у меня идея! — внезапно оживился старик. — Приходите ко мне в четверг, в десять вечера. Хорошо?
Из калитки дома, напротив которого они стояли, за ними наблюдала какая-то старуха в желтом платке. Лена отвернулась.
— У меня может не быть настроения в четверг…
— О, не говорите так! — воскликнул Бочкин и опять метнул беспокойный взгляд в конец улицы.
«Определенно, он кого-то ждет. Интересно, кого?..»
— Ну хорошо, — согласилась она.
— Истосковался я по вас, Елена Петровна… Может быть, вы завтра к киоску подойдете? Я оставил для вас свежие журналы…
Кивнув головой, Лена пошла.
— Не забудьте о четверге, — сказал Бочкин. В эти минуты он проклинал все на свете, и одна настойчивая мысль сверлила его мозг: «Сама плывет в руки, а из-за этого проклятого Родса приходится тянуть канитель».
Свернув за угол, Лена зашла в аптеку и остановилась у витрины с парфюмерией. «Я должна непременно узнать, кого он ждет». Постояв немного, она направилась к выходу.
На тротуаре около аптеки Лена неожиданно столкнулась с Чупыриным. Он спешил и от удивления раскрыл рот.
— Леночка! Какими судьбами?
— Искала лекарство. В центре нет, но здесь нашлось, — быстро ответила она и отвернулась.
— Ты больна? — с деланным беспокойством спросил Чупырин.
— Нет. Соседка что-то прихворнула…
Она нервничала и не знала, как избавиться от Чупырина.
— Пойми, Леночка, я смертельно переживаю твою холодность, — начал Чупырин. — Уж письмо тебе собирался написать…
Лена пожала плечами и с напускным кокетством сказала:
— Переживаете! Если бы это так, то не пошли бы в другой конец города… Опять какой-нибудь роман?
— Клянусь! — крикнул Чупырин, не обращая внимания на прохожих. — Шел сюда по делу.
— Дело! — рассмеялась Лена…
— Честно говорю! Заработок хороший нашел! — тише заговорил Чупырин. — Тут неподалеку живет старичок, писатель. Он от кого-то узнал о моем красивом почерке и пригласил меня переписать ему книгу… Много заплатит! Только это между нами…
— Интересно! Какую же книгу?
— Про любовь, Леночка! Про страстную любовь!
— Как фамилия этого писателя? — спросила Лена.
— Пока секрет. Он прогремит, когда выпустит в свет свое произведение!
— Ну что же, желаю успеха, — сказала Лена, чувствуя, что, заболтавшись с Чупыриным, может не узнать, кого поджидал Бочкин.
— Так как же, Леночка? — посмотрев на часы, — спросил Чупырин.
— Что как? — продолжая думать о своем, отозвалась Лена.
— О дружбе с тобой…
— Я подумаю, — неопределенно ответила она.
— Подумай, подумай! — обрадовался Чупырин, бросая взгляд на часы. — Завтра скажешь, а я побегу! Старик, поди, заждался.
Чупырин пожал девушке руку, тряхнул длинными волосами и, широко шагая, скрылся за углом.
На размышления у Лены ушло несколько мгновений. Она вспомнила, что из окна аптеки хорошо видна вся Овинная улица. Девушка вернулась в аптеку и стала смотреть сквозь чисто вымытое стекло. Вот долговязый Чупырин торопливо идет около заборов… Вот Бочкин юркнул в калитку ворот своего дома… В ту же калитку вошел и Чупырин.
Лена, взволнованная, вышла из аптеки.
Анна Александровна очнулась. Как ни пыталась смыкать и размыкать веки, перед глазами стояла беспросветная тьма. Потом она ощутила невероятную тяжесть в голове и, шевельнув руками, поняла, что лежит навзничь на холодном каменном полу. Она приподнялась и вскрикнула — острая боль, как иглой, пронзила ее спину. Стала соображать: что же произошло? Вспомнила удар в лицо, и за этим с обратной последовательностью стали разматываться картины событий, вплоть до того, как утром ушла из дома на поиски Питерского. Вот к чему это привело! И странно: после того, как она осознала происшедшее, в ее душе наступило какое-то тихое спокойствие и безразличие, и если бы не боль, теперь уже чувствующаяся во всем теле, она, возможно, опять бы впала в забытье.
Анна Александровна встала на колени, а потом поднялась во весь рост. Некоторое время стояла неподвижно, боясь упасть, потом стала прислушиваться. Но прислушиваться было не к чему — слышалось только ее собственное дыхание. Она вздрогнула и, вытянув руку, сделала шаг, потом второй, третий. И вот кончики пальцев ее вытянутой руки коснулись чего-то твердого. Стена! Она стала ощупывать продолговатые мшистые камни.
Осторожно продвигаясь вдоль стены, Анна Александровна смутно догадывалась, что находится в каком-то помещении бывшего монастыря. Она добралась до одного поворота стены, до второго. Вот проход. Вытянув вперед руку, она осторожно шагала. Проход был узким. Покачиваясь от слабости, она касалась стены то одним плечом, то другим. И вот пальцы прикоснулись к холодному металлу. Она поняла, что находится перед железной дверью. Но и за ней стояла мертвая тишина.
Анна Александровна двинулась в обратный путь. Вскоре она почувствовала сильный озноб. Легкий жакет, который был на ней, нисколько не согревал. Слабость заставила ее опуститься на пол. Она съежилась и дыханием старалась согреть руки.
«Сколько прошло времени, как я здесь? Сказал ли уже Максим Владимиру Ивановичу, что я не вернулась домой?» — думала она.
И чем больше раздумывала о случившемся, тем тяжелее становилось на сердце. Ей казалось, что она никогда больше не увидит солнца, не испытает радостей, наполняющих жизнь. И леденящий страх начал охватывать ее, она еще ниже поникла головой и беспрерывно дрожала.
И вдруг тьма исчезла. Зажглась небольшая электрическая лампочка под потолком. Анна Александровна с изумлением оглянулась. Ее темница, оказывается, была небольшой квадратной камерой, совершенно пустой. Стены, пол и потолок выложены серым камнем. Справа чернел узкий проход, в конце которого, как она уже знала, железная дверь.
Анна Александровна понимала, что за появлением света должно последовать еще что-то, и это ожидаемое «что-то» привело ее в такой трепет, что она отбежала подальше от прохода, прижалась к стене и обезумевшими глазами уставилась в одну точку, туда, где находилась дверь. Тишина, все такая же тяжелая и пугающая…
Но вот в отдалении возникли звуки. Наконец ясно можно было различить шаги. Взвизгнул засов, заскрипела дверь, и в проходе показалось знакомое лицо. Питерский!
Он смотрел на нее тяжелым пытливым взглядом.
— Очнулась, ищейка! — рявкнул Кусков. — Кто тебя послал шпионить?
Анна Александровна вздрогнула от зычного окрика, но твердо сказала:
— Выпустите меня сию же минуту!
Кусков громко расхохотался. Эхо долго металось за открытой дверью. Анна Александровна поняла, что этот нахальный смех и грубость доказывают безвыходность ее положения. И хотя нервы были напряжены до предела, она сообразила: только хитростью можно как-то продлить свою жизнь.
